Конституционная монархия в Англии 1689 г и ее правовое закрепление

г) парламент определяет состав и численность армии на каждый данный год и выделяет для  этого средства.

Английская историография  всячески восхваляет переворот 1688 года, произведенный «без пролития крови». При этом нередко доходят до утверждений, что английская революция была вообще не нужна: Англия и без нее, хотя и  несколько по-другому (гуманнее!) пришла бы к тому же, к чему она пришла в 1688 году. Вопрос спорный. Мы полагаем, однако, что без 1649 года, без действительно  «великого бунта» эпизод 1689 года и  весь тот строй, который стал его  результатом, не могли бы иметь места.

Свержение Якова и  приглашение Вильгельма было делом  обеих партий: как ториев, так  и вигов. Сговор этот имел далеко идущие последствия. Компромисс между феодальным дворянством и буржуазией, несмотря на все разногласия между ними, сохраняется в течение XVIII и XIX столетий, следы его с оччвидностью обнаруживаются и в политической истории Англии XX столетия.

В основе этого компромисса  лежало следующее: а) буржуазия соглашается  на то, чтобы дворянству были оставлены  все основные доходные места («теплые  местечки») в государственном аппарате; б) дворяне-землевладельцы обязуются, что в своей политике они будут  руководствоваться не только собственными интересами, но и интересами буржуазии. И она действительно заставляет своих противников издавать законы почти только в ее интересах и  в соответствии с ее потребностями.

В этом союзе, справедливо  подчеркивает Маркс, - прочность английской монархии после 1688 года.

Но раз дворянство сохранило господствующее положение  в государственном аппарате и  значительную часть своих прежних  земель, значит, английская буржуазная революция не была доведена до конца.

Причину этого следует  видеть в специфических особенностях самой революции. Во Франции буржуазия  в своей борьбе с королем, дворянством  и господствующей церковью объединилась с народом. Французская революция  приобрела от этого радикальный  характер. В английской же революции  буржуазия соединилась не с народом, а с новым дворянством. И в  этом все дело.

Что же касается народа, то есть главным образом крестьян, бывших основной опорой Кромвеля, вынесших на себе всю тяжесть гражданской  войны, сыгравших решающую роль в  победе революции, то этот народ как  раз менее всех выиграл от революции. Грабеж общинных земель в результате парламентских огораживаний 20-30-х  годов ХУШ века привел к исчезновению последних остатков общинного землевладения  в Англии. Невиданному расхищению подверглись государственные земли. И те и другие оказались в руках  крупных земельных собственников.

Разоряемое всем ходом  экономического развития крестьянство как класс, объединяемый общим отношением к средствам производства, исчезает в Англии. Его место занимают арендаторы, с одной стороны, и сельскохозяйственные рабочие (батраки) - с другой.

Таким образом, скажем мы, следуя за К. Марксом, английский государственный  строй после буржуазной революции  являлся не чем иным, как компромиссом между неофициально, но фактически господствующей во всех решающих сферах буржуазного общества буржуазией и  официально правящей земельной аристократией. Первоначально после «славной»  революции 1688 г. в компромисс была включена только одна фракция буржуазии - финансовая аристократия. Избирательная реформа 1832 года в Англии, которой мы будем  касаться ниже, включила в указанный  классовый компромисс и другую фракцию  английской буржуазии - промышленную буржуазию. Соответственно с тем законодательство Англии уже с 1832 года представляет собой, как мы увидим, серию уступок промышленной буржуазии.

Восемнадцатое столетие было временем дальнейшего формирования английской конституционной монархии.

Процесс этот подталкивается многими важными переменами. Происходила  промышленная революция, выдвинувшая  Англию в число первых промышленных стран мира.

Неслыханным образом  развилась мануфактура, чтобы затем  уступить место крупной промышленности, паровой машине и гигантским фабрикам. Исчезают в связи с этим целые  классы населения, вместо них появляются новые классы с новыми условиями  существования, с новыми потребностями. Это и более могущественная буржуазия, появившаяся на свет с промышленным переворотом, и, конечно, пролетариат, это и английское крестьянство, о  постепенном исчезновении которого мы уже говорили.

Дополнением к огораживанию явилась покупка земли у пролетаризирующегося земледельца, у эмигрирующих в Америку  крестьян и т.п. Типичной формой сельскохозяйственного  предприятия становится ферма, принадлежащая  кулаку - арендатору господской земли. Ее обрабатывает сельскохозяйственный рабочий - батрак.

К концу XIX века половина всех земель в собственно Англии принадлежала 150 фамилиям, 4/5 земель -7000 семей; в Шотландии  половина всей земли принадлежала 75 фамилиям, в Ирландии - 35.

Принципы Билля  о правах были очень важны, но они  требовали дальнейшего развития. В специфически английских традициях  это развитие совершалось двояким  путем: законами и прецедентами. Под  последними понимаются в данном случае неписаные, но общепринятые соглашения, поступки и поведение, которым придали  значение обычая, а также старинные  правила разного рода, возникшие  на парламентской или правительственной  почве.

Среди законов, дополнивших  Билль о правах 1689 года, отметим:

а) «Трехгодичный акт» 1694 года, установивший трехлетний срок полномочий парламента;

б) «Акт об устроении» 1701 года, установивший сразу два  важных правила: контрассигнатуры и  несменяемости судей.

Периодичность (регулярность) созыва парламента определилась тем, что  согласно Биллю о правах бюджет должен был утверхедаться ежегодно.

Под контрассигнатурой  понималось правило, согласно которому всякий акт короля требовал для своей  действительности второй подписи. Она  должна была принадлежать либо первому  министру правительства, либо тому министру, к ведению которого данный акт  относился.

В 1711 году правило  контрассигнатуры было дополнено. Устанавливался принцип неответственности монарха, выраженный формулой «король не может  делать зла».

Практическая цель, достигаемая контрассигнатурой, состоит  в ограничении короны: король неответствен, но министр может быть предан суду.

Ответственность министров  перед парламентом оказалась  бы фикцией, если бы за королем оставалось его традиционное право помилования. Поэтому тем же актом 1701 года помилование  министров, осушенных нижней палатой, было запрещено.

Первый пример министерской ответственности был подан еще  в правление Карла II. Палата общин  обвинила лорда Денби, королевского фаворита, в продаже г. Калэ Франции, в потворствовании папизму, в  растрате денег, а также в том, что он давал вредные советы королю. Денби должен был уйти в отставку.

Не имея возможности  обойти своих министров, а тем  более парламент, король сохранял за собой право veto на законы последнего. Он мог не согласиться с действиями своих министров. Но и это сделалось  такой же «важной жизненной фикцией», как и неответственность короны. В последний раз право вето было использовано королевой Анной  в 1707 году для отклонения билля о  шотландской милиции. С тех пор  право вето больше не применяется. Правительства  стремятся предварительно согласовывать  с королями (королевами) всякий важный законопроект.

Наследовавший после  бездетной королевы Анны, Георг 1, приехав  из небольшого германского княжества, так и не научился говорить по-английски. Изъяснение на плохой латыни мало помогало, и потому он счел за лучшее не являться на заседания министров.

Возникающие из этого  удобства были тотчас оценены: прецедент, сохраняющий силу до настоящего дня, рекомендует королю воздерживаться от посещения заседаний кабинета министров.

По словам известного английского политического деятеля  прошлого столетия Гладстона, английский министр почтительно докладывает  королю о своих планах, выслушивает  критику, но может «не придавать  королевскому совету решающего влияния».

Важные следствия  имел принцип несменяемости судей. Его первоначальной целью было ограничение  королевского произвола. Устанавливалось, что смещение судьи может иметь  место не иначе как по постановлению  обеих палат парламента.

До того судьи держали  свои места, пока «будет угодно его  величеству королю». Это правило  открывало неограниченные возможности  для злоупотреблений. Яков 1 и его  сын настаивали на том, что принцип  целесообразности, выраженный в воле короля, должен быть признан стоящим  выше закона. С этим не соглашались  судьи общего права, во всяком случае наиболее честные из них. Главный  судья Королевской скамьи знаменитый Кок был смещен именно за то, что  отстаивал противоположный принцип, то есть что закон выше короля.

Назначая на должность  судей, корона заботилась главным образом  о том, чтобы подбирать послушных  людей, от которых можно было ожидать  требуемых приговоров.

За королем, конечно, сохранились все внешние знаки  «величия». При всякой новой коронации  парламент устанавливал размеры  цивильного листа, то есть, проще говоря, жалованья, шедшего на содержание двора. В XIX веке цивильный лист предусматривал выплату 385 тыс. фунтов ежегодно (из них 60 тыс. на личные расходы короля).

В течение того же XVIII века получает свое развитие принцип  «ответственного правительства».

Английский кабинет  министров выделился из Тайного  совета, состав которого подбирался королем. Время от времени тому или иному  члену совета поручалось руководство  определенным ведомством. Совокупность такого рода министров составляла кабинет, не признаваемый, однако, ни законом, ни теорией.

Но жизнь всегда выше доктрин. Юридически кабинета министров  не существовало, а на деле он не только действовал, но и укреплялся.

Происхождение его  все же сказывалось. Кабинет существовал, но невидимо. Его заседания были строго секретными. Долгое время он не имел даже определенного помещения  для своих заседаний, и только в последние годы XIX века им сделался дом на Даунингстрит. Считалось даже. что это не заседания, а «случайные совещания между некоторыми членами  Тайного совета».

Премьеры пользовались всем этим для того, чтобы не связывать  себя мнением «младших» министров  или тех, кто не разделял данной политики. В таких случаях на заседания  приглашались не все министры, а  только некоторые.

С помощью парламента кабинету министров удалось довольно быстро оттеснить короля. Но почти  тотчас обнаружились противоречия между  кабинетом и парламентом. Выяснилось, что ни одно правительство не может  стоять у власти (ни провести закон, ни утвердить бюджет, ни набрать  солдат, ни объявить войну, ни заключить  мир), если оно не имеет за собой  поддержки большинства депутатов  палаты общин.

Первый пример подал  всесильный глава вигского кабинета Уолпол - «финансовый гений», как  о нем говорит историк Мортон, - когда в 1742 г., потеряв доверие  палаты общин, Уолпол подал в отставку.

Парламент уже не ограничивается законодательством. Он берет на себя контроль за исполнительной властью, вторгаясь  в прерогативы короны.

Таким образом возникает  «ответственное правительство» - правительство, ответственное перед парламентом (в данном случае - перед его нижней палатой).

В своей борьбе с  палатой общин правительство  было не вполне беззащитно. Требованиям  отставки оно могло противопоставить указ (короля) о роспуске парламента и назначении новых выборов. Победив  на выборах, правительство оставалось у власти; в противном случае оно  уступало место своим соперникам.

Описанная система  утвердилась далеко не сразу. Правивший  в конце XVIII и начале XIX вв. Георг III пытался с ней не считаться, но без особенного успеха.

В 1782 году, впервые  в истории, ушел в отставку не отдельный  министр, а весь кабинет (Норта): палата сочла его виновным в проигрыше  войны с американскими колониями.

Первый роспуск  палаты, совершенный в интересах  кабинета (которому угрожали отставкой), имел место в 1784 году при известном  Питте Младшем. Питт правильно оценил положение и выиграл выборы.

После этого еще  два раза (в 1807 и 1831 гг.) правительство  прибегало к роспуску парламента и каждый раз побеждало.

Отрезвление наступило  в 1834 году, когда правительство потерпело  поражение на выборах. Этот результат  повторился в 1847 году. С тех пор  обе стороны - и правительство  и парламент - научились осторожности.

Но досрочные выборы не всегда желательны и всегда рискованны. Их далеко не всегда добивается даже та партия, которая в данный момент находится в оппозиции. Более  же всего их, конечно, не хочет правящая партия.

Принуждая к голосованию  в пользу той или иной партийной  политики - независимо от того, нравится это члену партии или нет, - лидеры последней не уставали напоминать, что «выборы - вещь очень дорогая  и, если они неудачны, вещь очень  обидная».