Дворцовые перевороты

     В час ночи 19 января Петр II пришел в себя и попросил: «Заложите лошадей. Я поеду к сестре Наташе». Это были его последние слова. Императора не стало за несколько часов до назначенной свадьбы.

     Стоявший  у дверей Иван Долгоруков выхватил шпагу и закричал: «Да здравствует  императрица Екатерина Вторая Алексеевна!», после чего был немедленно арестован. Его сестра, прощаясь с покойным женихом, вдруг вскочила с безумным взором и, подняв руку, на которой сверкал  его именной перстень, объявила: «Петр Алексеевич только что нарек  меня императрицей!». Она была посажена под домашний арест, а позднее  отправлена в пожизненную ссылку. Вскоре она разделила судьбу первой невесты юного императора Марии  Меньшиковой, упокоившись в сибирской  земле.[22; с. 192-199]

     Сумасбродное  и трагическое царствование внука  Петра I завершилось. После его смерти не осталось прямых потомков Романовых мужского пола. Разбуженное великими реформами российское дворянство без строгого поводыря не могло найти никакого другого применения своим силам, кроме борьбы за место у трона. Указ Петра Великого о порядке престолонаследия открывал возможность представителям царствующего дома оспаривать друг у друга корону Российской империи. Назревал новый  дворцовый переворот.[2; с. 212-219]

     «Петр II не достиг того возраста, когда определяется вполне личность человека, и едва ли история вправе произнести о нем какой-нибудь приговор… Он не только не любил учения и дела, но ненавидел то  и другое, ни показывал никакой любознательности; ничто не увлекало его в сфере государственного управления, всецело пристращался он к праздным забавам и о того подчинялся воле приближенных, что не мог сам собою, без пособия других освободиться от того, что его уже тяготило».

     «Что  этот тринадцатилетний мальчик, которому с виду можно было дать все восемнадцать, физически очень рано созрел, давало лишний способ управлять им через  женщин».

3 глава. Анна Иоанновна.  «Бироновщина»

     Отцом Анны Иоанновны был Иван (Иоанн) Алексеевич, младший из пяти сыновей царя Алексея  Михайловича и его первой жены Марии Ильиничны Милославской. Тихий  и болезненный царевич, имевший  четырех старших братьев, никем  не воспринимался как наследник  престола. К государственным делам  его не допускали, не учился он и  ратному делу. Иван любил неспешные  беседы со святыми старцами – монахами и службы в кремлевских соборах… Возможно, это помогало ему переносить горькие утраты: смерть матери, потом  отца, скорую кончину недолго правившего брата Федора Алексеевича (другие старшие  братья царевича умерли раньше).[11; c. 4]

     Иван  оказался в стороне и когда  Нарышкины, родственники второй жены Алексея  Михайловича, объявили царем не его, 16-летнего юношу, а 10-летнего сына мачехи – Петра. Это стало одной  из причин начавшегося 15 мая 1682 г. стрелецкого  бунта. Стрельцы потребовали, чтобы  оба сводных брата царствовали  вместе и «первым» царем был бы старший из них – Иван, а «вторым» - Петр. Собравшиеся на совет бояре  решили, что такое требование разумно  – «когда один на войну пойдет, другой страной править станет». По всем церквям и городам объявили, что  на Руси теперь два царя, но по болезни  одного и малолетстве другого  «тяготу правления» принимает на себя их сестра – царевна Софья  Алексеевна.

     Через полтора года 18-летнего Ивана  женили на 20-летней Прасковье Федоровне  Салтыковой, после чего «первый» царь целиком посвятил себя семейной жизни, постам и молитвам. Вокруг бушевали бунты стрельцов и раскольников, царевна Софья враждовала со своим  сводным братом – царем Петром, а Иван радовался появлению на свет очередной дочки у царицы Прасковьи. Жил он так тихо, что  внезапная его кончина 8 февраля 1696 года для многих прошла незамеченной.

     Царица  Прасковья осталась вдовой. Это была красивая женщина высокого роста, статная. В отличие от покойного мужа обладала характером суровым и властным.

     Трех  своих дочерей (двое ее детей умерли) – Екатерину, Анну и Прасковью  – царица растила так, как растили  и воспитывали ее саму. Главное  внимание уделялось хорошему питанию: мамушки и нянюшки выкормили  царевен полными, статными. Выросшие в атмосфере предрассудков и  суеверий, девушки верили в колдунов и вещунов, в приметы и чудеса. Их обучали истории и географии, чтению и каллиграфии, но полученные ими знания оставляли желать лучшее. Так, одна из сестер, отправляя другой подарок к празднику, могла преложить к нему записку с такими словами: «асьтаюсь верная ваша друк, из Масквы».[20; c.122-124]

     Однако  наступали иные времена.  Петр сурово расправлялся с теми, кто не желал подчиняться его нововведениям. И царица старалась ради себя и дочерей идти в ногу со временем. Оставив Москву и любимые его подмосковное Измайлово, Прасковья Федоровна отправилась в возводимый Петром «парадец» (т. е. рай) – Петербург. Здесь она не пропускала ни одного придворного торжества, была обходительна с Петром, Екатериной и их окружением. Видя, чему обучают царских дочерей, она сочла нужным и своих учить тому же.           К своим дочерям Прасковья Федоровна относилась по-разному: старшую величала «свет – Катенька» и любила за самозабвение, среднюю – Анну – не отдельно любила, а к младшей была совершенно равнодушной. Поэтому, когда Петр предложил ей выдать одну из дочерей замуж за курляндского герцога, царица выбрала Анну, а свою любимицу оставила при себе.             Осенью 1710 г. Анна Иоанновна была обвенчана с Фридрихом Вильгельмом, герцогом Курляндским. Закрепленный династическим браком союз с Курляндией имел для Петра I большое политическое значение. Дружеские отношения с этим европейским государством открывали перед ним возможность использовать его порты и удобные гавани для русской морской торговли.

     Однако  супружеская жизнь Анны Иоанновны  продолжалась очень недолго. Ее муж  внезапно заболел и умер по пути в Курляндию. Анна очень хотела вернуться  на родину, но приказали жить в Курляндии, которая была предметом постоянных споров между ее соседями – Россией, Швецией, Пруссией и Польшей. Чтобы  упрочить положение Анны, в Митаве (ныне Елгава в Латвии) разместили полк русских солдат, а герцогиню решили выдать замуж.

     Совсем  недавно жившая в тереме под опекой мамок, нянек и приживалок, Анна Иоанновна  оказалась в совершенно другом мире. В столицах маленьких немецких княжеств внимательно следили за модными  влияниями в Париже и Версале, немедленно перенимая все, вплоть до париков, пряжек и манеры кланяться. Не составлял исключения и двор герцога  Курляндского в Митаве, где в различных  придворных должностях -  обер-говмейстеров, гофмейстеров, шталмейстеров, пажей  – служили дворяне. Во время трапез пажи в великолепных левриях стояли за креслом ее высочества герцогини  и прислуживали ей, несмотря на свое знатное происхождение. При дворе имелись свои оркестр и опера. Представления давались едва ли не каждый день.[12; c. 2-5]

     Претендентом  на руку Анны Иоанновны, вернее на герцогскую корону, оказался Мориц Саксонский. Внебрачный сын польского короля      Августа II, он служил тем, кто ему платил – французам, полякам, австрийцам. Талантливый полководец и государственный деятель, Мориц был одновременно далеким угодником и авантюристом. Его неотразимая внешность и молва о невероятных похождениях произвели на Анну впечатление, да и сам он явно желал стать герцогом Курляндским. Однако в судьбу Анны вмешались политические интересы.

     В это время Российский двор был  озабочен поисками достойной кандидатуры  в мужья для Елизаветы Петровны – дочери Петра I. Морицу Саксонскому отправили ее портрет. Тем самым дали ему понять, что у него в будущем есть возможность получить императорскую корону. Он сразу охладел к Анне Иоанновне и стал проявлять глубокий интерес к Елизавете.

     Напрасно  влюбленная Анна посылала записки Морицу, писала слезные письма в Петербург, прося разрешить ей поскорее выйти  замуж за милого ей сердцу избранника. На все свои просьбы она получала решительный отказ. Анна еще не знала, что Екатерина I, вступившая на престол после смерти Петра I, решила утвердить Курляндское герцогство за А. Д. Меньшиковым.

     Морицу  было объявлено, что русские принцессы  не выходят замуж «лиц» сомнительного  происхождения, и отказано в женитьбе как на Елизавете Петровне, так  и на Анне Иоанновне.

     В Метаву из Петербурга прибыло посольство во главе с Меньшиковым. Русские  дипломаты так и не сумели убедить  курляндское дворянство отдать герцогскую корону светлейшему князю. Вскоре дело о курляндской короне совсем закрыли. Об Анне, ее судьбе и нравах никто  не задумывался.

     В Метаве Анна прожила 19 лет. Она приспособилась к порядкам и этикеты, установленным  во времена прежних герцогов Курляндских. Чтобы содержать свой маленький  двор и платить прислуге, ей приходилось  выпрашивать деньги у живших в  России родственников, вникать во все  тонкости домоправления и экономии, хорошо знать счет деньгам. Благодаря  этому она стала женщиной деловитой  и энергичной.

     В 1727 г. во время охоты и прогулок ее все чаще стал сопровождать высокий, красивый, ловкий кавалер – курляндский  дворянин Эрнест Иоганн Биро. В этом страшном охотнике, любителе лошадей, собак и ружейной стрельбы Анна нашла  преданного друга, пекущегося о ее интересах, а возможно, и свое личное счастье.[4; с. 3-5]       Шли годы, и в России все реже вспоминали об Анне. На российский престол вступил внук Петра I - Петр II. Едва ли  Анна могла предложить, что юный император, приходившийся ей двоюродным племянником, вскоре внезапно скончался. Государя не стало во втором часу ночи 19 января 1730 г., а уже утром собрался Верховный тайный совет. Очевидец тех событий, видный церковный деятель Феофан Прокопович, писал, что среди членов совета «долго разглагольства было о наследнике государя с немалым разногласием».

     И было от чего возникнуть «разногласию»: претендентов на престол оказалось  сразу четверо. Князь А. Г. Долгоруков, «невесты новопреставившегося государя родитель, дочери своей  скипетра домогался». Он  уверял присутствовавших, что  имеется завещание Петра II, в котором он передавал престол своей невесте Екатерине Алексеевне Долгоруковой.

     Однако  члены совета заподозрили неправду и стали высказываться в пользу других претендентов. Прежде всего  вспомнили о царице Евдокии Федоровне  Лопухиной, первой жене Петра I, насильно заточенной им в монастырь и недавно освобожденной своим внуком Петром II. Предлагали и Елизавету Петровну, младшую дочь Петра I от его второй жены, Екатерины Алексеевны. Еще одним претендентом был внук Петра I, сын его старшей дочери Анны Петровны, герцогини Голштинской. Но и этих кандидатов на престол отвергли. Тогда – то и вспомнили о дочери царя Ивана, соправителя Петра I. Феофан Прокопович так описывал происходящее: «А когда произнеслось имя Анны… Тотчас вместе явилось согласие…» кандидатура Анны устраивала всех прежде всего потому, что отсутствие Анны в России просто забыли: в Москву она наезжала довольно редко. Все это позволяло надеяться, что императрица будет послушной игрушкой в руках тех, кто посадил ее на трон. У Анны явно не хватит не ума, не сил поступать по-своему. Так полагали члены Верховного тайного совета.[22; c. 212-217]

     Избрать Анну решили на определенных условиях – «кандициях», который она подпишет, если согласится стать российской императрицей. Уже первый пункт условий был  обидным для Анны Иоанновны. Ей предписывалось содействовать распространению  православия. Анна, с малолетства  воспитанная в традициях Русской  Православной церкви, живя в Курляндии, не принуждала окружающих менять веру, рассудив, что это забота лиц духовного  звания.

     Во  втором пункте «кондиции» содержалось  не менее дерзкое требование: не вступать в супружество и не назначать  себе наследников без согласия Верховного тайного совета.

     Главное же  в «кондициях» сводилось  к следующему: признать право Верховного тайного совета в количестве 8-ми членов объявлять войну, заключать мир, вводить новые налоги, назначать военное руководство, наказывать или награждать представителей всех сословий, утверждать бюджет государства, в том числе выделять суммы на личные нужды императрицы.[22; с. 253-254]

     Пока  верховники совещались, составляли «кондиции» и сочиняли послание герцогине Курляндской, дворяне, съехавшиеся в Москву на так и не состоявшуюся свадьбу  Петра II, бурно обсуждали создавшееся положение. Они понимали, что затевается, и рассуждали так: верховники намерены ограничить власть императрицы, а потом рано или поздно захват в свои руки борозды правления. Тогда вместо одного Россия получит столько правителей, сколько в Совете членов, прочие подданные превратятся в рабов. Совет будет издавать законы, какие ему угодно, и в стране установится или тирания, или полная анархия. Уж лучше пусть царствует единовластный государь, как прежде.

     Между тем к Анну Иоанновне в Метаву выехало посольство Верховного Тайного  совета, которое возглавлял князь  В. Л. Долгоруков. Послам вменялось в  обязанность внушить герцогине  Курляндской, что в «кондициях»  изложена воля всего русского дворянства. Им следовало также не допускать  к Анне Иоанновне визитеров из России. И все же оппозиционеры  сумели уведомить Анну, что «кондиции» - не более чем «затейка верховных  господ», членов Тайного совета, который  хотят ограничить ее власть не посоветовавшись  ни со светскими, ни с духовными членами.

     Теперь  Анна знала, что у всесильного  Совета есть оппозиция. Следовательно, подписав «кондиции» и став императрицей, она впоследствии могла рассчитывать избавиться от опеки верховников  и добиться всей полноты власти.