Декабристы и их роль в Российской Империи

Таким образом, инициатива оказалась  в руках  Николая. Когда кавалерийские  атаки  себя не оправдали, Николай  решил окружить каре декабристов  присягнувшими ему войсками. Окружение  должно было лишить восставших подкреплений и моральной поддержки, изолировать  от народных масс и помешать их движению к Петропавловской крепости, Зимнему  дворцу и другим стратегическим центрам  столицы.

Но окружение  площади, которого правительственной  стороне  удалось достигнуть часам к трем дня, еще не означало поражения восставших. Среди войск, находившихся на стороне  Николая, значительная часть сочувствовала  декабристам. Надвигавшаяся темнота могла способствовать присоединению новых частей к восставшим. На это бездействие полка декабристы и делали свою основную ставку. На правительственной стороне не могли не понимать опасности дальнейшего промедления. «Государь, - предостерег Николая генерал Сухозанет, - сумерки уже близки, а толпа бунтовщиков увеличивается. Темнота в этом положении опасна...».

Прямая  атака против каре декабристов была невозможна: непосредственное соприкосновение  солдат с восставшими  могло завершиться  братанием. У Николая был лишь один выход - обратиться к помощи артиллерии.

Распространенное  представление  о полной неподготовленности декабристов  к активному сопротивлению не соответствует действительности. Небоеспособными  на Сенатской площади были лишь матросы  Гвардейского морского экипажа, в подавляющем  большинстве вышедшие на площадь  с ружьями, но без боевых патронов. Но среди матросов кое-кто имел, очевидно, боевые заряды. Как свидетельствует  один из декабристов, когда конногвардейцы попытались атаковать гвардейский экипаж, «матросы их встретили боевыми зарядами, ранили полковника Вельо и многих конногвардейцев».

Московцы и лейб-гренадеры, учитывая возможность вооруженного столкновения, выступили, имея боевые патроны. В своих записях М. Бестужев пишет, что, раздав боевые патроны, он выстроил свою роту во дворе и разослал надежных агентов в другие роты, чтобы те брали с собой боевые патроны  и выходили из казармы на двор. А. Сутгоф, как свидетельствует Розен, вывел свою роту лейб-гренадеров «в полной походной амуниции, с небольшим запасом хлеба, предварив ее о предстоящих действиях».

Но захватом огнестрельного оружия, по существу, и ограничилась подготовка к событиям 14 декабря. Вопросами  технической подготовки восстания  декабристы не занимались. Они недооценили  возможностей сосредоточить ее в  своих руках. Но даже на Сенатской площади не все было потеряно, и восставшие еще имели шансы овладеть артиллерией.

Среди артиллеристов  имел даже место случай отказа стрелять «по своим». Об этом свидетельствует ряд современников. "Когда наконец решено было прибегнуть к картечи, -  сообщает в своих записках Голицын, - то государь скомандовал: «Первая!», а Бакунин, командовавший двумя первыми орудиями, подхватил команду: «Пли!», но, увидев, что после команды «Первая, пли!» номер с пальником замялся и не наложил пальника на трубку, подскочил к нему с энергичным словом «Что ты?». «Ваше благородие – свои», - тихо отвечал номер с пальником. После этого Бакунин выхватил у солдата пальник, «сам нанес его на трубку и произвел первый выстрел».

«Первая  пушка грянула , картечь рассыпалась,  - вспоминает последний эпизод  памятного дня 14 декабря Н.  Бестужев, - одни пули ударили в мостовую и подняли рикошетом снег и пыль столбами , другие - вырвали несколько рядов из фронта, третьи - с визгом пронеслись над головами и нашли свои жертвы в народе, лепившемся между колоннами Сенатского дома и на крышах соседних домов». Из трех орудий, расположенных около угла здания Адмиралтейства, было сделано подряд несколько выстрелов картечью прямо из колонны. «Орудия наводить не было надобности, расстояние было слишком близкое», - вспоминает генерал Сухозанет. После второго выстрела толпа восставших вздрогнула и побежала.

Некоторые декабристы делали какие-то попытки  организовать отпор, но успехом они  не увенчались.

Всячески  стремясь не упустить благоприятной  возможности, Пестель  решает начать восстание, не дожидаясь  активных действий на севере. 1 января 1826 г. Вятский полк должен был нести  караул в главной квартире 2-й  армии. Этим Пестель и решил воспользоваться  с целью ареста высшего командования, что должно было полностью деморализовать на юге правительственную сторону  и лишить ее возможности оказать  какое-либо сопротивление восставшим. Теперь необходимо было, по мнению Пестеля, действовать смело и решительно, вне зависимости от тактики и возможностей Северного общества.

Южане имели  все основания  предполагать, что  их организация  раскрыта и находится накануне разгрома. Общество действительно было раскрыто.

Густая  сеть провокаций, опутавшая южную  организацию, привела  к аресту Пестеля  еще до того момента, когда он успел  возглавить предполагаемое выступление.

Вслед за Пестелем были арестованы Юшневский, Крюков и другие члены  Тульчинской управы, которая оказалась  физически разгромленной. Каменская  же управа была, во-первых, малочисленной, а во-вторых, значительную часть  ее членов составляли отставные военные, лишенные связи с солдатами. Надежда  на поддержку военных поселений  не оправдалась.

Утром 30 декабря из Ковалевки  в направлении  к Василькову уже  выступили две  роты Черниговского  полка.

Во главе  восставших рот, кроме Муравьева, теперь находился  и возвратившийся Бестужев-Рюмин. Муравьев рассчитывал достигнуть Василькова в один переход, для чего необходимо было пройти более тридцати верст.

Обо всем случившемся в  Трилесах в Василькове уже знали. Здесь ожидали прихода  восставших и приняли некоторые  меры предосторожности. Майор Трухин, который теперь командовал не присоединившейся к восставшим частью Черниговского полка, увеличил в  городе караулы и отдал распоряжение о сборе в Васильков всех остальных  рот. Но во второй половине дня 30 декабря 1825 г. авангард восставших под командованием  Сухинова, не встретив никакого сопротивления, вступил в город. Восставшие направились  к центральной городской площади. Сюда во главе с освобожденным  из-под ареста Соловьевым явились  расположенные в Василькове роты Черниговского полка. Ночь восставшие провели в Василькове. В вечернем приказе предложено было всем ротам собраться на площади на следующий день утром. Теперь, когда подавляющая часть полка была на стороне декабристов, нужно было решить вопрос о плане дальнейших действий.

31 декабря  в 12 часов  дня Муравьев собрал солдат  на площади. По его приказу  полковой священник прочел перед фронтом революционный «катехизис». Этот агитационный документ, написанный в форме вопросов и ответов, сочинен был Сергеем Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым. После чтения «катехизиса» восставшие черниговцы отправились в брусиловском направлении к Мотовиловке. Вечером роты Черниговского полка вступили в это местечко. Переночевав в Мотовиловке, восставшие не двинулись, однако, дальше. Была объявлена «по случаю Нового года» дневка.

В распоряжении Муравьева  здесь было уже около  тысячи человек. В Василькове к двум приведенным  Муравьевым ротам присоединились еще три - 2-я, 4-я и 6-я мушкетерские. 1 января утром в Мотовиловку поручик Быстрицкий привел 2-ю мушкетерскую роту, которая с готовностью присоединилась к восставшим.

2 января  утром восставший  полк оставил Мотовиловку, взяв  направление на Белую Церковь,  а не на Брусилов, как это  предполагалось раньше.

Вопрос  о выборе киевского  или житомирского направления должен быть разрешен, как мы уже знаем, в Брусилове. Но, остановившись на ночевку в Мотовиловке, Муравьев, судя по некоторым данным, утром 2 января получил сведения, что движение на Брусилов не только не безопасно, но при  создавшихся условиях совершенно бесцельно.

2 января  утром в Мотовиловку  приехал  офицер Черниговского  полка Маевский.

1 января, в тот же день, когда Муравьев с таким нетерпением  ждал возвращения своего посланца, Мозалевский в момент выезда  из Киева был арестован.

Ничего  не зная о судьбе Мозалевского, Муравьев, однако, понял, что движение на Киев столь же неосуществимо, как и  движение на Житомир через  Брусилов, поэтому было решено двинуться  на Белую Церковь, где Муравьев рассчитывал  на присоединение 17-го Егерского полка.

В 4 часа дня 2 января Черниговский полк занял  деревню Пологи, расположенную  в 15 верстах от Белой Церкви.

3 января 1826 г. Черниговский  полк оставил Пологи и направился  вновь на Ковалевку и Трилесы,  откуда он начал свое движение, намереваясь дойти до Житомира. Таким образом вновь всплыл  третий вариант плана, к тому  же теперь мало реальный ввиду  значительной потери во времени.

Во второй половине дня  на пути из Ковалевки в Трилесы  Черниговский полк внезапно был обстрелян  картечью. Это был отряд генерала Гейсмара, посланный для разгрома черниговцев. «Первый картечный выстрел, - рассказывает Горбачевский, - ранил и убил несколько человек. С. Муравьев хотел вызвать стрелков; новый выстрел ранил его в голову, поручик Щепилло и несколько рядовых пали на землю мертвыми. С. Муравьев стоял, как бы оглушенный, кровь текла по его лицу. Он собрал все свои силы и хотел сделать нужные распоряжения, но солдаты, видя его окровавленным, поколебались; первый взвод бросил ружья и рассыпался по полю; второй следовал его примеру; прочие, становясь сами собою, кажется, готовились дорого продать свою жизнь. Несколько метких картечных выстрелов переменили их намерение... Мужество солдат колебалось: Сухинов, Кузьмин и Соловьев употребили все усилия к возбуждению у них прежних надежд и бодрости... но все было тщетно. Вид убитых и раненых, отсутствие С. Муравьева нанесли решительный удар мужеству восставших черниговцев: они, бросив ружья, побежали в разные стороны».

В маршруте движения восставших повторяются названия одних и  тех же населенных пунктов. Руководители движения думали о походе на Киев, они  стремились к Житомиру или, в крайнем  случае, к Белой Церкви, а в  то же время, в сущности, так и  не вышли из района мелких поселков, где был расположен Черниговский полк.

В чем  же причины неудачи  восстания  Черниговского полка?

Мне кажется, что общие  причины неудачи  восстания в  Петербурге, продолжавшегося несколько  часов, и восстания на юге, продолжавшегося  несколько дней, совершенно тождественны. И в том, и в другом мы наблюдаем  полное игнорирование основных принципов, обеспечивающих успех вооруженного восстания:

1. Никогда  не играть  с восстанием, а, начиная его,  знать твердо, что надо идти  до конца.

2. Необходимо  собрать  большой перевес сил  в решающем  месте, в решающий  момент, ибо  иначе неприятель, обладающий  лучшей  подготовкой и организацией, уничтожает  повстанцев.

3. Раз  восстание начато, надо действовать с величайшей  решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление. «Оборона есть смерть вооруженного восстания».

4. Надо  стараться захватить  врасплох  неприятеля, уловить момент, пока  его войска разбросаны.

5. Надо добиваться ежедневно  хоть маленьких успехов (можно  сказать: ежечасно, если дело идет об одном городе), поддерживая во что бы то ни стало «моральный перевес».

Мне кажется , что отказ накануне восстания некоторых офицеров, связанных с тайным обществом, поддерживать своими силами черниговцев или их преждевременный арест, неминуемый при пассивности солдатской массы, оставшейся вне поля зрения декабристов, означал, что часть, в которой данный офицер служил, не только не примет участия в движении, но и сможет быть использована для его подавления.

3. Суд над декабристами

«Какими  красками описать отвратительный вид, который представляли царь и его дворец в эти часы, посвященные мести?!», - декабрист А. М. Муравьев.

Аресты  в Москве продолжались весь январь 1826 г. Последним 27 января был  арестован  В. С. Норов. Всего, как  установлено, в Москве было арестовано по делу декабристов 28 человек; 4 февраля  через Москву в Петербург провезли арестованного Грибоедова. А потом  наступил неправедный суд...

Жестокость  нового императора не знала границ. «Если явилась бы необходимость, я приказал бы арестовать половину нации ради того, чтобы другая половина осталась незараженной», - цинично заявлял он, когда ему напоминали о снисхождении. Чем больше привозили в Петербург закованных в кандалы декабристов, тем быстрее проходил у Николая I страх за свой престол. Теперь он сам хотел руководить следствием, опасаясь, как бы без него следственный комитет не оказался слишком либеральным. Поэтому в следственный комитет вошли девять вернейших царю сановников, в том числе брат, великий князь Михаил Павлович, и «6 генерал-адъютантов, по званию и по душе усердных николаевских холопов».

Несмотря  на все унижения, которым Николай I и члены следственного  комитета старались подвергнуть  заключенных  Петропавловской крепости, большинство  узников держалось  на допросах с  достоинством и честью.

«Я  никогда не был изменником  моему Отечеству, которому желал  добра, которому служил не из-за  денег, не из-за чинов, а по  долгу гражданина...», - с гневом  сказал С. Г. Волконский генерал-адъютанту Дибичу, назвавшему его изменником. За оскорблением следовали и прямые угрозы: «Я вас в крепости сгною...», - закричал Николай I на Ивана Александровича Анненкова, отказавшегося на допросе выдать своих товарищей по обществу. Иногда император особенно хитрил, выступал как умелый инквизитор с хорошими артистическими задатками. Он разыгрывал на допросах мелодрамы, внешне начинал жалеть допрашиваемого , особенно если перед ним находился совсем молодой человек. «Что вы, батюшка, наделали? - говорил он елейным голосом поручику Александру Гангеблову. - Вы знаете, за что вы арестованы?.. Я с вами откровенен, платите и вы мне тем же...». Все методы были пущены в ход, и иногда это достигало цели.