Поэзия вагантов

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Марта 2010 в 08:23, Не определен

Описание работы

Особое место в латинской литературе средних веков занимает поэзия вагантов (от латинского слова: vagantes—«бродячие люди»), или голиардов, встречаемых в Германии, Франции, Англии и Северной Италии. Расцвет поэзии вагантов приходится па XII—XIII вв., когда в связи с подъемом городов в странах Западной Европы начали быстро развиваться школы и университеты

Файлы: 1 файл

ПОЭЗИЯ ВАГАНТОВ.doc

— 562.50 Кб (Скачать файл)

    Во всяком случае, самый главный порнограф  литературной классики маркиз де Сад не столь уж далеко ушел от средневековых бродяг - вагантов, если вспомнить такие, например, строки, как стихи Серлона Вильтонского:

      Предан Венере Назон, 
      но я еще более предан,  
    Предан Корнелий Галл - 
      все-таки преданней я.  
    Галл воспел Ликориду,  
      Назон пылал по Коринне - 
    Я же по каждой горю...  
      Хватит ли духу на всех?
     

    Сообразите: эти  стихи сочинены и оглашены были в XII веке, однако никакого церковного преследования  за безнравственность Серлон на себя не навлек. Очевидно, что современники отлично понимали, что такое литературная условность.

    Вот таким  образом, на скрещении христианской и античной традиций и родилась средневековая  латинская лирика. Один ее полюс  панегирический, - воспевается, как  у трубадуров, Прекрасная Дама. И  поэты поют осанны знатным дамам, дабы те, восхитившись их дарованиями, подарили им что-нибудь, причем постель из этого "что-нибудь" отнюдь не главное, лучше если Дама подарит им теплый плащ или ризу. Так, овидианец луарской школы Бальдерик Бургейльский пишет:

      Верь, я хочу, чтоб ты верила мне, 
      и верил читатель:  
    В сердце питаю к тебе 
      я не порочную страсть.  
    Девственность чту я твою,  
      да живет она долгие годы <...> 
    Нет, да будет свята 
      дружба в устах и сердцах.  
    Будьте едины, тела,  
      но будьте раздельны, постели;  
    Будь шутливо, перо,  
      но целомудренна, жизнь.
     

    Здесь и есть начало той концепции платонической  любви-служения, которая легла в  основу куртуазной поэзии: образованные клирики были учителями зачастую не слишком ученых рыцарей. Носителями этой, высшей линии латинской светской поэзии были социальные верхи духовенства, ну а низы... Низы сочетали Овидия, "Песнь песней" и песню народную.

    Начало ее восходит к IX в. - веку расцвета монастырской культуры в Европе. Монастыри, унаследовав  от эпохи "каролингского возрождения" вкус к книжной латинской культуре, не унаследовали презрения к "мужицкой грубости" народной культуры.

    Именно здесь  на протяжении веков зачинаются и  создаются жанры, воспевающие "славное  винопитие" или "утреннюю зарю" (прообраз трубадурской "альбы").

    Наконец, предшественниками  вагантов были и ирландские монахи, скитавшиеся по дорогам Европы после  норманнского завоевания Британии.

    Сборник "Кембриджских песен", относящийся к XI в., составлен  в Лотарингии и включает в себя 50 стихотворений. Основную часть этих песен мы бы сейчас определили как пародии на религиозные гимны. Вот лишь один пример пародируемого. Автор - Венанций Фортунат, VI в.:

      Знамена веют царские, 
    Вершится тайна крестная:  
    Созатель плоти плоть приял - 
    И предан на мучения.  
     
    Пронзили тело гвоздия,  
    Прибили к древу крестному:  
    Спасенья ради нашего 
    Здесь жертва закалается!  
     
    Подражание-пародия из "Кембриджских песен": 
    Приди, подружка милая,  
    Приди, моя желанная:  
    Тебя ждет ложница моя,  
    Где все есть для веселия.  
    Ковры повсюду постланы,  
    Сиденья приготовлены,  
    Цветы везде рассыпаны,  
    С травой душистой смешаны.
     

    Или:

      Ноткер Заика, IX в.: 
     
    - Возрадуйся, Матерь Божия,  
    Над коею вместо повивательниц 
    Ангелы Божьи 
    Пели славу Господу в вышних!  
     
    - Помилуй, Иисусе Господи,  
    Приявший сей образ человеческий,  
    Нас, многогрешных,  
    За которых принял Ты муки...  
     
    "Кембриджские песни": 
    Послушайте, люди добрые,  
    Забавное приключение,  
    Как некий шваб был женщиной,  
    А после швабом женщина 
    Обмануты.  
     
    Из Констанца шваб помянутый 
    В заморские отплывал края 
    На корабле с товарами,  
    Оставив здесь жену свою,  
    Распутницу...
     

    Именно любовная тематика - главное новшество этого  сборника.

    Но то, что  в XI в. и ранее робко зачиналось в монастырях, в XII в. - веке крестовых  походов и коммунальных революций выходит на улицу. Здесь и начинается собственно вагантская поэзия.

    Слово "бродяга" звучит предосудительно и сейчас, а в те времена - тем паче. Крестьянин состоял при своем наделе, рыцарь - при замке, священник - при приходе  и монах - при монастыре. При дороге состояли разбойники, ну еще паломники - временно. В XII же веке, кроме паломников и разбойников, на дороги вышло купечество, за ним и те клирики, что были и паломниками, и бродягами в одном лице - ваганты, то есть безместные духовные лица, вынужденные скитаться из города в город, из страны в страну, из монастыря в монастырь. Это было своего рода братство без роду-племени, общавшееся на латыни, которую образованные люди знали в любой стране и которая как раз и отличала образованных от быдла, выделяя их в особую касту.

    Церковь их, в  общем-то, не жаловала. В монашеских уставах о них говорится с  негодованием, порой доходящим до вдохновения:

    "Вырядившись  монахами, они бродят повсюду,  разнося свое продажное притворство,  обходя целые провинции, никуда  не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость..." (Исидоровский устав)

    Но в XII в. уже  требуются образованные люди и притом в большом количестве - расцветает торговля, ремесла, загрубелые феодалы начинают чувствовать вкус к изящному быту и "вежественному" обхождению. Появляются собственно сословия рыцарское и бюргерское.

    Более того, создаются  школы и университеты, по которым, кстати, часто путешествуют эти самые ваганты, собирая знания, подобно тому, как пчелы собирают нектар, ибо в одном городе процветает медицина, в другом - философия, в третьем - юриспруденция и т.д.

    К примеру, когда  Пьер Абеляр покинул Нотр-Дам де Пари и стал читать лекции то тут, то там по парижским окрестностям, вкруг него собирались и ходили за ним толпы молодежи.

    Цель всех этих молодых бродяг была одна - занять хорошее, выгодное место. XII в. дал множество  клириков и прочих людей умственного труда, что обусловило их перепроизводство. Грамотеи почувствовали себя изгоями. Вот и пошли они по дорогам, попрошайничая да и шаля частенько.

    XII в. - это еще  и век великого спора вокруг  теорий и классиков, то есть  античных писателей. С антиков,  образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем орлеанское овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим.

    Итак, ваганты - ученый, буйный народ, приспособленный  для оседлого труда не более, чем  птица небесная. Для церкви же таковое положение было не менее серьезным: из невежественных они, ваганты, стали умствующими, из пестрых и разномастных бродяг стали дружными и легко находящими между собой общий студенческий язык. Всей своей жизнью ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. Да и стишки их нет-нет да и рассказывали, к примеру, о том, как королева Бланка Кастильская блудила с папским легатом.

    К началу XIII в. церковь обрашила на вагантов сокрушительные удары: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что.

    Ваганты сами называли себя голиардами. Это двусмысленное  словцо расшифровывается как gula - от романского "глотка" (guliart - обжора) да плюс от библейского Голиафа, того, что убит был Давидом. А имя Голиафа в средние века было ходовым ругательством, бой же Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с сатаною, посему выражение "голиафовы дети" означает "чертовы слуги".

    В Англии, где (и как раз поэтому) вагантов не было, родился даже миф об их прародителе, гуляке и стихотворце Голиафе, который "съедал за одну ночь больше, чем св. Мартин за всю жизнь".

    Что оставалось делать вагантам, как не объединяться в некое подобие монашеского  ордена, коих уже расплодилось в  Европе предостаточно. Нет, конечно, никакого ордена ваганты не создали, зато написали его программу, "Чин голиардский", устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого замечательного стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга:

      "Эй, - раздался светлый зов, - 
    началось веселье!  
    Поп, забудь про Часослов!  
    Прочь, монах, из кельи!"  
    Сам профессор, как школяр,  
    выбежал из класса,  
    ощутив священный жар 
    сладостного часа.  
     
    Будет нынче учрежден 
    наш союз вагантов 
    для людей любых племен,  
    званий и талантов.  
    Все - храбрец ты или трус,  
    олух или гений - 
    принимаются в союз 
    без ограничений.  
     
    "Каждый добрый человек, - 
    сказано в Уставе, - 
    немец, турок или грек,  
    стать вагантом вправе". 
    Признаешь ли ты Христа,  
    это нам не важно,  
    лишь была б душа чиста,  
    сердце не продажно <...> 
     
    Милосердье - наш закон 
    для слепых и зрячих,  
    для сиятельных персон 
    и шутов бродячих,  
    для калек и для сирот,  
    тех, что в день дождливый 
    палкой гонит от ворот 
    поп христолюбивый;  
     
    для отцветших стариков,  
    для юнцов цветущих,  
    для богатых мужиков 
    и для неимущих,  
    для судейских и воров,  
    проклятых веками,  
    для седых профессоров 
    с их учениками,  
     
    для пропойц и забулдыг,  
    дрыхнущих в канавах,  
    для творцов заумных книг,  
    правых и неправых,  
    для горбатых и прямых,  
    сильных и убогих,  
    для безногих и хромых 
    и для быстроногих.  
     
    Для молящихся глупцов 
    с их дурацкой верой,  
    для пропащих молодцов,  
    тронутых Венерой,  
    для попов и прихожан,  
    для детей и старцев,  
    для венгерцев и славян,  
    швабов и баварцев <...> 
     
    Верен Богу наш союз,  
    без богослужений 
    с сердца сбрасывая груз 
    тьмы и унижений.  
    Хочешь к всенощной пойти,  
    чтоб спастись от скверны?  
    Но при этом по пути 
    не минуй таверны.  
     
    Свечи яркие горят,  
    дуют музыканты:  
    то свершают свой обряд 
    вольные ваганты.  
    Стены ходят ходуном,  
    пробки - вон из бочек!  
    Хорошо запить вином 
    лакомый кусочек! <...> 
     
    К тем, кто бос, и к тем, кто гол,  
    будем благосклонны:  
    на двоих - один камзол,  
    даже панталоны!  
    Но какая благодать,  
    не жалея денег,  
    другу милому отдать 
    свой последний пфенниг!  
     
    Пусть пропьет и пусть проест,  
    пусть продует в кости!  
    Воспретил наш манифест 
    проявленья злости.  
    В сотни дружеских сердец 
    верность мы вселяем,  
    ибо козлищ от овец 
    мы не отделяем.
     

    Итак, они пришли почти вместе: аристократическая  поэзия трубадуров и плебейская, хоть и на латыни, поэзия вагантов. Если трубадуры чуть не все известны нам поименно, то имен вагантов, напротив, мы почти не знаем, кроме лишь нескольких. Вот они.

    Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский. Еще Боккаччо в "Декамероне" упоминает бродячего певца "Примассо", сообщает о нем и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи Примаса весьма автобиографичны. Он единственный из вагантов, кто честно изображает свою любовницу не условной красоткой, а прозаичнейшей городской блудницей. Где он только не бывал, кого только не оскорбил своими стихами. Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го.

    Вот два его  стихотворения.

      Стареющий вагант 
     
    Был я молод, был я знатен,  
    был я девушкам приятен,  
    был силен, что твой Ахилл,  
    а теперь я стар и хил.  
     
    Был богатым, стал я нищим,  
    стал весь мир моим жилищем,  
    горбясь, по миру брожу,  
    весь от холода дрожу.  
     
    Хворь в дугу меня согнула,  
    смерть мне в очи заглянула.  
    Плащ изодран. Голод лют.  
    Ни черта не подают.  
     
    Люди волки, люди звери...  
    Я, возросший на Гомере,  
    я, былой избранник муз,  
    волочу проклятья груз.  
     
    Зренье чахнет, дух мой слабнет,  
    тело немощное зябнет,  
    еле теплится душа,  
    а в кармане - не шиша!  
     
    До чего ж мне, братцы, худо!  
    Скоро я уйду отсюда 
    и покину здешний мир,  
    что столь злобен, глуп и сир.  
     
    *** 
    Ложь и злоба миром правят.  
    Совесть душат, правду травят,  
    мертв закон, убита честь,  
    непотребных дел не счесть.  
    Заперты, закрыты двери 
    доброте, любви и вере.  
    Мудрость учит в наши дни:  
    укради и обмани!  
    Друг в беде бросает друга,  
    на супруга врет супруга,  
    и торгует братом брат.  
    Вот какой царит разврат!  
    "Выдь-ка, милый, на дорожку,  
    я тебе подставлю ножку", - 
    ухмыляется ханжа,  
    нож за пазухой держа.  
    Что за времечко такое!  
    Ни порядка, ни покоя,  
    и Господень Сын у нас 
    вновь распят, - в который раз!
     

    Второй великий  вагантский поэт известен только по прозвищу Ахипиита Кельнский, поэт поэтов. Этот не столь мрачен, а наоборот, бравирует  легкостью, иронией, блеском.

Информация о работе Поэзия вагантов