Регион СНГ и Российская Геополитика

Итак, и в труде, и на досуге житель территории не выступает  устроителем своей среды; и профессиональная и досуговая этика предполагают особую мобильность личности, ее устремленность к отраслевой, высокоспециализированной информации внетерриториального происхождения.

В рамках современного образа жизни, пожалуй, только категория  быта является наиболее территориальной. Но и это связано в основном с его научно-технической недоразвитостью, "архаичностью". Внутри самодеятельного  населения в целом весьма значимы  социально-культурные дифференциации мужчин и женщин. Поскольку бытовая  активность — преимущественно удел женщин, то и связь женщин с территорией  является более интенсивной. Наверное поэтому у женщин ниже производственно- профессиональная и территориальная мобильность, но выше показатели, характеризующие социально-культурную укорененность и общую адаптированность.

Что касается представителей "третьего возраста" — пенсионеров, то это — жители территории по преимуществу, в рамках их системы жизнестроения  территориальному принципу принадлежит  особое место. Наверное поэтому активность пенсионеров как жителей по ряду показателей выше, чем у других социально-демографических групп. Они  больше читают местную прессу, активнее посещают местные выставки, больше других озабочены экономическим, культурным и нравственным качеством местной  среды (об этом, в частности, свидетельствует  анализ писем и предложений, направленных в вышестоящие инстанции).

Поэтому при  определении потенциальных участников активной территориальной жизни, местной социально-культурной, политической и гражданской самодеятельности вышеотмеченные различия категорий населения непременно должны учитываться. Женщины, молодежь и пенсионеры в оценках качества жизни значительно большую роль отводят территориальным факторам, чем взрослое мужское население. Не случайно в решении проблем закрепления молодежи и женщин в определенных регионах и на селе, в обеспечении их общей социальной удовлетворенности такую большую роль играет правильное социальное планирование и активная культурная политика. Очевидно, в ближайшие годы следует ожидать появления новых территориальных (внепрофессиональных) форм организации различных групп населения (и в первую очередь, женщин, молодежи, пенсионеров), прямо сориентированных на проблемы качества жизни и обеспечение взаимной социальной поддержки.

Разрыв территориального и отраслевого принципов, явная  недоразвитость первого связаны не только с общими тенденциями развития современной промышленной цивилизации. У нас в стране этот разрыв усугубила излишняя централизация управления, концепция планирования, сложившаяся в начале 30-х годов. Регионы рассматривались только как источник ресурсов, а не как самостоятельная среда, имеющая цели в себе самой. Сложилось потребительское отношение отраслей к региону при явном дефиците ответственности за сохранность ресурсов региона, их воспроизводство и развитие. При формировании планов экономического и социального развития регионов местные органы — Советы — играли последнюю роль. Это привело к целому ряду опасных деформаций.

1. Запросы отраслей, как правило, превышают возможности  региона, что ведет к расхищению ресурсов региона и деградации местной среды.

2. Поскольку  территориальные органы в условиях  крайне суженной сферы их ответственности  не в состоянии координировать  деятельность отраслей и быть генераторами активных межотраслевых связей, то промышленная среда региона постепенно превращается в неупорядоченный конгломерат.

Это отсутствие системной целостности в окружающей предметной и производственной среде  имеет далеко идущие социально-культурные последствия. Образ "малой Родины" утрачивает собственно эстетическую притягательность; возможности эмоциональной соотнесенности, интенсивного и аутентичного "вживания" в среду резко падают.

3. В условиях  отраслевого гегемонизма темпы  роста производственной среды начинают значительно (иногда в десятки раз) опережать темпы развития социальной и культурной инфраструктуры. Воспроизводство и обеспечение человеческого фактора при этом не может не страдать. Сам образ жизни деформируется, так как внепроизводственная активность жителей в свободное от работы время не получает достаточной материальной базы. В этих условиях производственная (трудовая) доминанта как характеристика образа жизни выступает в качестве показателя не определенной системы ценностей (как это утверждала официальная пропаганда "развитого социализма"), а социально-культурной недоразвитости, несоответствия технико-производственного и социально-культурного развития.

4. В самом  использовании ресурсов региона,  мобилизации его потенциала образуются неизбежные бреши. В частности, многие факторы, относящиеся к социально-культурному потенциалу региона, вообще не могут быть задействованы в рамках отраслевого принципа. Они как бы выпадают в межотраслевое пространство, отсюда — видимость общекультурного перепроизводства (при фактической культурной недоразвитости), избытка общей образованности (при фактическом его отставании) и т.п.

Все то, что отраслями  не может быть затребовано и использовано "здесь и теперь", нередко  воспринимается как излишнее, избыточное. Видимость избыточности тотчас же исчезла  бы, если бы регион мог выступать  сферой активного приложения сил, активным социальным заказчиком. Но поскольку  этого нет, отношение к общей  культуре как к чему-то избыточному, нефункциональному практически  утверждается в жизни, что не может не отразиться на статусе общей культуры, ее роли, не может не вызывать атрофию культурных связей и ослабление норм.

5. Следствием  ведомственного гегемонизма является  также униформизм, последовательное  уменьшение социально-культурного  многообразия. И подобно тому, как снижение видового многообразия в природной среде свидетельствует об экологическом неблагополучии, падение социально-культурного многообразия отражается на общем качестве жизни и социальном тонусе народа.

И здесь явно поляризуются два образа: образ "ведомственного работника", чувствующего большую причастность к отрасли, чем к региону, с одной стороны, и образ жителя, идентифицирующего себя в первую очередь с "малой Родиной", с региональной культурой и традицией (не обязательно выраженной этнически). Во всех регионах страны усиливается местная реакция на "мигрантов", обязанных своим присутствием ведомственному гегемонизму и диктату центра. "Житель" выступает как носитель региональной целостности, посягательство на которую затрагивает его жизненные интересы. Напротив, ведомственная социальная инженерия характеризуется сознательной агрессивностью по отношению к местной культурной традиции и намеренной снисходительностью к маргиналам, люмпенам, пограничным личностям и культурным диссидентам. Вместе они создают разряженную, внутренне пустую среду — идеальное сырье для обработки по заранее заданным технократическим рецептам.

Вот почему, например, социолог А. Турен, описывающий коллизии промышленной модернизации во Франции, отмечал: "История и география, примыкание к определенной традиции и территории становится образом мышления, мироощущением тех, кто сопротивляется идущим извне модернизациям".

Возможен ли возврат к территориальному принципу жизнестроения? В чистом виде, как  это характерно для докапиталистических  формаций, естественно, невозможен. Жесткая  привязка людей к территории, тотальная  интеграция в местную социальную среду, пассивное наследование норм- все это несовместимо с долговременными  тенденциями развития современной  цивилизации. Но преобразовать сложившиеся  отношения между отраслями и  территориями,

 преодолеть территориальный  нигилизм (и его частные экологические и культурные проявления) совершенно необходимо. Основой такого преобразования должно стать установление новых, хозрасчетных отношений между отраслями и территориями. Начавшаяся в стране реформа направлена не только на усиление хозяйственной самостоятельности предприятий. Хозяйственная самостоятельность территорий — не менее, а, скорее всего, более важная сторона реформы, ибо затрагивает более общие условия жизнедеятельности людей, относящихся уже не только к экономическим, но и к глобальным проблемам современности. Соотношение отраслевых и территориальных решений можно проиллюстрировать с помощью следующей таблицы.

Таблица дает 16 различных моделей принятия решений. Модель 1 — отраслевые органы, руководствующиеся  исключительно технико-производственной информацией при принятии решений  — является техницистской. Модель 11: сначала отраслевые органы на основе "своей" технико-производственной информации создают основу решений, а затем к ним подстраиваются территориальные органы с их социально-культурными  заботами, является технократической. Она наиболее соответствует установившемуся  у нас отраслевому гегемонизму и принципу "остаточного" распределения средств на социальные и культурные нужды. Обеспечение эффективной территориальной политики возможно только при условии утверждения модели 16: сначала территориальные органы задают определенные параметры социально-культурного развития региона, а затем уже отраслевые органы решают, как им вписаться в эти параметры. Только при таком соотношении может быть преодолена технократическая практика и обеспечены социальные приоритеты нашего развития.

Ясно, что модель 16 предполагает не только установление хозрасчетных отношений между отраслями и территорией и переход к оплачиваемому использованию ресурсов региона. Она требует резкого расширения прав территорий, новых отношений между регионами и центром. Ясно также, что модель 16 означает резкое усиление территориального плюрализма в сфере образа жизни. Если каждый регион с учетом запросов своего населения и особенностей своей среды, традиций, ресурсных возможностей формирует на основе партнерских отношений с центром и отраслями комплексный план социального развития, то это не может не усилить разнообразие территориальных моделей образа жизни. Усиление разнообразия образа жизни населения задано объективной эволюцией потребностей и изменениями структуры потребления. В условиях преобладания материальных потребностей (когда, например, более половины всех доходов населения тратится на питание, менее трети — на приобретение промышленных товаров и совсем ничтожная доля — на услуги) устанавливается жесткая структура потребностей, на которую практически невозможно влиять методами воспитания (или манипуляции). Если такая структура потребления, архаичная в социально-историческом смысле, сочетается с современным способом удовлетворения потребностей, на основе обмена, а не натурального хозяйства, то она резко усиливает роль отраслевых начал в формировании образа жизни. Ибо производство сельскохозяйственной и промышленной продукции осуществляется на основе отраслевой специализации и концентрации. Прогрессивные сдвиги в структуре потребностей, связанные с активизацией высших, "вторичных" запросов, с одной стороны, резким увеличением потребления услуг, с другой стороны, снова усливают роль территориальных детерминант образа жизни. Большинство видов услуг таковы, что их нельзя производить в одном месте, а потреблять в другом: они по природе своей относятся к местному производству. Таким образом, третичная экономика — это экономика территориальная, характеризующаяся резким усилением доли местного производства (производства услуг) в удовлетворении общих потребностей населения. Так изменение структуры потребностей, вызванное повышением уровня жизни, образования и культуры населения, становится экономической основой усиления территориальных ориентаций, интенсификации территориальных связей. Это — возврат на- новой основе к территориальным детерминантам, некогда характерным для "первичной" экономики, основанной на натуральном хозяйстве.

Аналогичным образом  действуют сдвиги в структуре  духовного потребления. Появление средств массовой информации, в частности кинематографа и телевидения, сопровождалось ослаблением территориальных детерминант культуры и культурных связей с местной средой. Параллельно насаждалась униформистская модель: миллионы людей воспитывались в одних и тех же образцах и имиджах, тиражируемых в массовом масштабе. Однако новейшая эволюция массовых коммуникаций отмечена контртенденцией. На Западе появление многоканального кабельного телевидения усилило процессы культурной стратификации: каждый канал превращается в коммуникационное средство специфической "субкультуры": профессиональной, территориальной, этнической и т.п. Аналогичную эволюцию претерпевают и традиционные средства массовой коммуникации: передачи, рассчитанные на всех, теряют популярность, более продуктивными выступают формы активного диалога mass media с заинтересованной аудиторией. Меняются тип информационного потребления и сам статус информации: наиболее интересной становится та, которая приглашает аудиторию к участию в решениях, говорит о ее проблемах. Анализ телеинформации в развитых странах мира свидетельствует о резком изменении соотношения между "всеобщей" и "местной" информацией в пользу последней. У нас в стране процесс демократизации, предполагающий значительную активизацию инициативы на местах, не может не сопровождаться резким возрастанием роли местной печати, местного телевидения и т.п.

Ясно, что это  требует новых принципов организации  и управления культурой: отраслевые приоритеты должны смениться "популистскими": зависимость от своих подписчиков, абонентов должна преобладать над всеми остальными формами предписаний.

Сопоставление 2-х различных доминант в формировании образа жизни — отраслевой и территориальной — позволяет наглядно представить противоречия современного образа жизни и некоторые пути их решения.

Весьма длительное время у нас пропагандировался "трудовой образ жизни". Проблема и сейчас является актуальной, если учесть распространенность нетрудовых доходов и тревожные тенденции повсеместного ослабления профессиональной этики. Однако нельзя смешивать производственную доминанту образа жизни в ее нормативном, с одной стороны, и в ее эмпирическом, с другой стороны, значениях.

Трудовой образ  жизни как нормативная модель предполагает идентификацию личности, в первую очередь, с ее трудовой ролью, высокий уровень профессиональной мотивации, наконец, благотворное влияние трудовой активности на другие, внепрофессиональные роли индивида — гражданские, культурные и т.п. В реальности же "трудовой образ жизни" зачастую приобретает другие характеристики. Он означает, что среда обитания человека строится как приложение к производственной среде и целиком ей подчинена; что львиную долю времени и энергии людей отнимают производственные роли, так что остальные роли — семейные, культурные и т.п. — неизбежно страдают и вытесняются на периферию общественного и личного внимания; что в сознании людей актуализированы только отраслевые нормы поведения, что нередко оборачивается низким качеством внепрофессионального поведения и общения. Таким образом "трудовой образ жизни", взятый в его реальном воплощении, оказывается рудиментарным образованием, доставшимся от эпохи индустриализации, когда среда обитания формировалась вокруг предприятий ("рудники", рабочие поселения барачного типа и т.п.).