Идейная полемика славянофилов и западников

    Далее, соборность, с точки зрения Хомякова, противостоит официальной церковной казенщине, которая лишь отталкивает людей от искренней веры в Бога, ибо принуждает верить силой. «Требование от веры какой бы то ни было полицейской службы есть не что иное, как своего рода проповедь неверия».

    В отличие от западных разновидностей христианства, в основе которых лежат  принципы индивидуализма, раздробленности  и атомарной личности, соборность предполагает целостность, недифференцированность человеческого духа, который, впрочем, имеет двойственную природу. Он включает в себя свободу, духовность (иранство) и необходимость, вещественность (кушитство). Противоборство этих двух начал, олицетворяющих Россию (Восток вообще) и Запад, составляет стержень мировой истории. Иранство, согласно Хомякову, представлено русским православием, иудаизмом, кушитство—языческими древнегреческими и древнеримскими религиями, католицизмом, протестантизмом. В этом и различие восточной и западной цивилизаций: в основе обеих лежит религиозная вера, но в первом случае—православная (духовная, свободная), а во втором—католическая (рациональная). Поэтому именно у русского народа, имеющего длительную духовную традицию благодаря православию, есть все предпосылки для свободного в самобытного исторического развития, достижения органической цельности духа и жизни в целом. При этом, однако, А. С. Хомяков не был враждебен западной цивилизации. Напротив, он выступал за объединение христианских церквей на основе православной соборности. И хотя Хомяков считал, что реформы Петра 1 не были «действием воли народной» все же он не ратовал за возвращение к допетровским временам, тем не менее, полагая, что Россия не должна следовать по западному пути, она самобытна и неповторима, за ней будущее.

    Религиозно-философское  учение славянофилов продолжил И.В. Киреевский. Считая отличительными чертами западной культурной традиции рационализм и индивидуализм, он полагал, что России следует не ориентироваться на западную модель культуры и цивилизации, а идти собственным путем. Конечно, благодаря христианству она остается тесно связанной с Западной Европой, даже заимствует определенные позитивные элементы европейской жизни — науку, просвещение, но все это не должно ставиться во главу угла, нарушать православной системы ценностей, вырабатываемой веками и лежащей в основе жизни русского народа. Киреевский исходит из того, что западная культура есть продолжение традиций древнего Рима, характерной особенностью которых были не столько внутренние, сколько внешние правовые и формальные нормы и правила поведения, а главным принципом— внешний авторитет. Отсюда авторитаризм (или принцип авторитета), по И. В. Киреевскому, является существенной чертой католицизма. Выступившие против последнего лидеры Реформации, наоборот, создали культ атомистического индивидуализма, который, согласно Киреевскому, ассоциируется с протестантизмом.

    Для достижения цельности духа, лежащего в основе единого бытия, И.В. Киреевский пытается соединить веру и разум. Синтез разума, чувств, воли и совести создает «верующее мышление», противостоящее западному безбожию как следствию одностороннего развития науки. При этом И. В. Киреевский выступает не за возвращение допетровских времен, а лишь за целостность православной церкви, которая была нарушена.

    В отличие от него К. С. Аксаков верил  в необходимость восстановления допетровских порядков, абсолютизировал Московскую Русь, считая, что благодаря определенной замкнутости жизни она оставалась национальной и самобытной. Однако возврат к самобытным истокам русской жизни, по мнению Аксакова, надо соединить с современным ему европейским просвещением. Отвечая на обвинения в консерватизме со стороны западников, Аксаков писал: «Ложному подражательному направлению не победить истинного, естественного, здорового стремления к самобытности и к народности». С точки зрения К. С. Аксакова, у России — особые пути развития, в основе которых лежит специфическая система государственной власти. Своеобразие ее состоит в складывающемся на протяжении столетий взаимоотношении между народом и государством, правительством. Особая роль при этом принадлежит православию. «Итак,—пишет Аксаков,—первое отношение между правительством и народом есть отношение взаимного невмешательства... Общественное мнение — вот чем самостоятельно может и должен служить народ своему правительству, и вот та живая, нравственная... связь, которая может и должна быть между народом и правительством... Давая свободу жизни и свободу духа стране, правительство дает свободу общественному мнению... Свобода духа более всего и достойнее всего выражается в свободе слова. Поэтому свобода слова — вот неотъемлемое право человека... Правительству — право действия, и, следовательно, закона; народу — право мнения и, следовательно, слова».

    Отражение русского народного воззрения можно  видеть, по мнению К.С. Аксакова, в общественном быте русского народа, его языке, песнях, обычаях. Оно возникает в результате освобождения от чужого авторитета, от подражательности. Этому призваны помочь древняя русская история и современный быт простого народа, впитавший в себя все подлинно национальное, формирующий саму пластику своеобразной русской натуры.

    Итак, ранних славянофилов отличали: во-первых, идеализация в той или иной мере древнерусского быта и связанная  с ней патриархально-утопическая  теория общества, исходящая из того, что оно должно строиться по типу семейных отношений, ибо его истинной основой является семья. Во-вторых, вытекающая из данной идеализации вера в то, что спасение России заключается в возвращении, к ее исконным началам, сохранившемся в народных воззрениях и в быту простого народа; кроме того, также мысль о том, что все проблемы и недостатки современного славянофилам российского общества в большей или меньшей степени обязаны своим происхождением прозападным петровским реформам. В-третьих, учению славянофилов была присуща определенная система религиозных воззрений, тесно связанных с социально-политическими. Славянофилы были сторонниками самодержавия как своеобразной и характерной черты русского общества, противостоящего западному абсолютизму. Самодержавие, осеняющая его православная вера и народность — вот три основы, ипостаси русской жизни, но первым в этой триаде, по мнению славянофилов, является не самодержавие, а православие. Говоря о народности, славянофилы абсолютизировали крестьянскую общину, рассматривая ее как неизменное и вневременное образование, то есть, по существу, внеисторически. Отличие России от Запада кроется в примате коллективизма над индивидуализмом, в патернализме, то есть покровительстве, оказываемом царским двором своему народу-кормильцу, в существующей еще в Московской Руси многоступенчатой системе самоуправления и суда присяжных-целовальников, которые позднее были упразднены Петром I.

    «Русская  идея», с точки зрения неославянофилов, представляет собой бесконечное  трехмерное пространство живого космоса, включающее в себя три ипостаси бытия: Бог (душа и небо), Ближние (душа и земля). Родина (душа и мир) [11].

    Публицист Д.Ильин, например, полагает, что «русская идея всегда воплощала авторитарную власть, основанную на Православии». Считая, что масса людей, уверовавшая в Бога, в благодать, становится народом, тот же автор говорит, что русское православие воспринимает Бога любовью. Христианская любовь, по мнению неославянофилов, — главная черта русского национального характера, а любовь к Богу, собственно, и составляет суть загадочной русской души. Представляя религиозность как национальную черту народа, неославянофилы утверждают, что возрождение русской государственности и русского народа возможно лишь через возрождение православной церкви. Писатель А. Дугин, например, замечает, что само понятие русского народа нельзя свести к современным понятиям «этнос», «нация» и др. Русские, по его мнению, воспринимают свою национальную принадлежность как религиозный фактор, как конфессию. «Быть русским — значит принадлежать к особой загадочной религии, чьи контуры совпадают с бесконечностью русских границ».

    Неославянофилы  убеждены, что только самодержавие как форма правления, опирающаяся  на православную духовность, церковь, праздники и обряды, необходимо России. Превознося православную церковь как объединяющее народ начало, они критически относятся к другим вероисповеданиям.

    Закон, уравнивая все вероисповедания, «игнорирует ту реальность, что Русское  государство в течение тысячелетий  крепилось устоями Православия  и разваливается без их опоры вот уже три четверти века». По мнению автора, до сих пор закон об отделении церкви у нас не исполняется, ибо весь ход церковной жизни совпадает с общим направлением государственного процесса.

    Конечно, такая крайняя точка зрения присуща далеко не всем неославянофилам. Большинство из них придерживаются более терпимого отношения к другим религиям и никому не навязывают православную веру, хотя и считают, что без нее не может быть ни нравственности, ни духовности.

    По  мнению некоторых представителей неославянофильства, у нас происходит сегодня «профанация православия», называемая «религиозным возрождением», то есть имеет место увлечение внешней культовой стороной религий при явной глухоте к их духовному содержанию, отдается дань моде. Но ведь религиозное сознание (действительно религиозное!) стремится познать мир через его бесконечную и бессмертную сущность и жить в соответствии с ней, называя ее Богом, являющимся мерой всех вещей.

    Профанирующая религиозность оборачивается утратой  русского национального самосознания — оно аморфно и слаборазвито, поскольку оторвано от того, что составляет его истинную суть,—от православия. Неославянофилам присуща пессимистическая оценка сегодняшнего состояния духа русского народа, ибо истинная духовность, по их мнению, уничтожена и пока не возродилась, нет и национальных лидеров, которые могли бы вывести народ из кризисной ситуации.

    Итак, православие в той или иной степени признается всеми представителями  неославянофильства основой единства народа, показателем уникальности его места в истории человечества.

    Второй  основой этого единства является самодержавие (монархическая власть), опирающееся на Русскую православную церковь. Апология монархии, осененной  Божьей властью, звучит во многих выступлениях неославянофилов. Например, ссылаясь на Ригведу, Махабхарату, художник И. Глазунов высказывает мнение, что независимо от уровня развития культуры, общественного устройства, вообще независимо от типа цивилизации (восточный или западный) всегда есть царь—вожак, а есть народ—ведомый. Народ любит своего царя и доверяет ему, ибо он—«наместник Бога на земле», находится в ореоле Божественной святости, а царь заботится о благополучии и процветании своего народа.

    Суть  монархизма, царской власти состоит  в том, что она не народная, высшая, «наднародная», данная Богом и признаваемая над собой народом, если он «не безбожен». «Не от народа, а от Божьей милости к народу идет... царское самодержавие».

    Восстановление  монархии, по мнению автора, требует  восстановления «истинного христианского  мировоззрения, то есть совершенно реального ощущения промысла Божиего в земных делах». Только реальная связь с Богом способна рождать и поддерживать нравственный идеал, объединяющий в себе все цели и стороны жизни. Поэтому, считает он, ни в коем случае нельзя отделять церковь от государства. Наоборот, именно церковь должна следить за тем, чтобы моральные устои постоянно поддерживались и соблюдались, а связь верующего человека с Богом вливала жизненную силу в нравственные идеалы общества и отдельной личности. Именно церковь должна заниматься воспитанием граждан и быть верховным нравственным авторитетом во всех вопросах. «Поэтому — заключает автор статьи — вопроса о восстановлении монархии, строго говоря, нет. Есть вопрос о восстановлении православия в будущей России. Для истинного верующего христианина монархическая форма правления является само собой разумеющейся. Религиозное мировоззрение нации порождает инстинктивное стремление к истинно монархической власти, и тот же инстинкт подсказывает в общих чертах многие необходимые для монархического строения истины».

    Однако  власть монарха возможна лишь при  народном признании. Но, будучи связанной  с Высшей силой, она представляет не народ, а ту Высшую силу, из которой  вытекает нравственный идеал. Поэтому  необходима вера народа, всей нации в абсолютное назначение, господство нравственного идеала, вытекающего из Высшей Божественной силы. «Проистекая из человеческих сфер, идеал не был бы абсолютен; проистекая не из личного источника, не мог бы быть нравственным. Таким образом, подчиняя свою жизнь нравственному идеалу, нация, собственно, желает себя подчинить Божественному руководству, ищет верховной власти Божественной». Это и является, по мнению неославянофилов, необходимым условием перерастания единоличной власти в верховную, данную от Бога, независимую от людей, стоящую выше всякой человеческой власти. «Монархический народ» понимает, что верховная власть принадлежит не ему, а той «Высшей Силе, которая указывает цели жизни человеческой». Эта власть, хоть и не народная, а Божественная, существует не для самой себя, а для народа и представляет собой служение, а не привилегию. Она подчиняется народной вере и народному духу и лишь благодаря этому приобретает способность быть властью верховной.

    Аналогичную идею развивает В. Е. Боголюбов, профессор, доктор наук, ныне иеромонах Филадельф. Он считает, что «все наши беды—следствие отхода от православия, драгоценного наследия, дарованного нам Богом». По его мнению, монархия—это то, что необходимо России. «Либо Россия сделается православной монархией, либо я не знаю, чем все это кончится». Некоторые представители неославянофилов рисуют картину будущего «самоопределения национально-государственной жизни». Православная церковь будет играть в будущем обществе громадную роль: отделенная от государства, она будет давать духовную пищу верующим и своим присутствием среди атеистов развивать и укреплять нравственные основы общества.

    Таким образом, мы видим, что среди неославянофилов  происходит возвеличение «русской идеи», которая тесно связывается с православием, соборностью как особой категорией, где сливается религиозное и национальное.

    Очевидно, что представители неославянофильства твердо придерживаются взглядов, согласно которым Россия может выйти из кризиса и успешно развиваться  как великая держава, только если вновь будет опираться на три незыблемые основы, тесно взаимосвязанные между собой,—православие, самодержавие, народность. Причем устранение одной из них разрушает и уничтожает оставшиеся. Такая ситуация, по мнению неославянофилов, продолжается с 1917 г., когда было низвергнуто самодержавие, сильно поколеблена православная вера и тем самым подорваны основы самобытности русского народа. Поэтому важное место неославянофилы уделяют критике Советской власти, социализма и атеизма, а также большевиков, «разрушающих храмы и умерщвляющих священников».