Фромм

дело, совершаются  в строгом соответствии с образцом.

     В   добавление  к   приспособлению,  как   пути  спасения  от   тревоги,

порождаемой одиночеством, следует учитывать другой фактор современной жизни:

роль шаблона  работы и шаблона развлечений. Человек  становится, как говорят,

"от девяти  до пяти", частью  армии рабочих  или бюрократической армии клерков

и управляющих. У  него  мало инициативы, его  задачи предписаны организацией

данной  работы, и существует мало различия  даже  между  теми,  кто на верху

лестницы,  и  теми,  кто  внизу.  Все  они  выполняют  задачи,  предписанные

структурой  организации,  с предписанной  скоростью и в предписанной манере.

Даже  их  чувства  предписаны:  бодрость,  терпимость,  надежность,  чувство

собственного  достоинства  и способность  без  трений вступать  в  контакт  с

другими  людьми.  Развлечения  тоже  сходным  образом заданы,  хотя и не так

жестко.  Книги  выбираются книжными  клубами, фильмы  и зрелища -  хозяевами

театров и кинотеатров, которые  оплачивают рекламу. Отдых  тоже унифицирован:

в воскресенье  автомобильная  прогулка,  сбор у  телевизора,  партия  в карты,

дружеская вечеринка. От рождения до смерти, от субботы до субботы, с утра до

вечера - все проявления жизни заданы заранее  и подчинены  шаблону. Как может

человек,  захваченный  в  эту  сеть  шаблона,  не  забыть,  что  он человек,

уникальный индивид, тот единственный, кому дан его единственный шанс прожить

жизнь,  с надеждами  и разочарованиями, с печалью  и  страхом, со  стремлением

любить и ужасом перед уничтожением и одиночеством?

     Третий  путь обретения единства  состоит  в  творческой  деятельности, в

том,  чтобы стать  артистом или  мастером.  В любом  виде  творческой работы

творческий  человек  объединяет  себя  со своим  материалом, репрезентирующим

внешний мир. Делает ли столяр  стол, создает ли  ювелир элемент драгоценного

изделия, выращивает ли крестьянин свое зерно, рисует ли художник картину, во

всех видах творческой  деятельности творец и его  предмет  становятся чем-то

единым, в  процессе творения  человек  объединяет себя  с  миром. Это однако

верно только для  созидательного  труда,  труда, в котором я  сам  планирую,

произвожу,  вижу  результат своего  труда. В  современном  рабочем  процессе

клерка,  рабочего  на  бесконечном  конвейере  мало  что  осталось  от этого

объединяющего  свойства   труда.   Рабочий   стал   придатком   машины   или

бюрократической  организации.  Перестал  быть  самим  собой  - а значит  для

единения не осталось места, если не считать единения приспособления.

     Единение,  достигаемое   в  созидательной   работе,  не   межличностно;

единение,  достигаемое  в  оргиастическом слиянии,  -  преходяще;  единение,

достигаемое приспособлением - это только псевдоединение. Следовательно,  они

дают  только частичные  ответы на проблему существования. Полный  ответ -  в

достижении межличностного единения, слияния с другим человеком, в любви.

     Желание  межличностного слияния - наиболее  мощное стремление в человеке.

Это  наиболее   фундаментальное  влечение,  это  сила,  которая   заставляет

держаться вместе членов  человеческого рода, клана, семьи, общества. Неудача

в  его  достижении  ведет к безумию или уничтожению - уничтожению себя  и

других. Без любви  человечество не могло бы  просуществовать  и дня. Однако ж,

если мы  называем достижение межличностного союза любовью, мы сталкиваемся с

серьезной трудностью. Слияние может быть достигнуто  различными способами, и

различие  их  имеет  не  меньше  значения, чем  то  общее,  что  свойственно

различным формам любви. Все ли они должны  называться любовью? Или мы должны

сохранить слово "любовь" только для особенного  вида единения, которое имеет

идеальную ценность во всех великих гуманистических  религиях  и  философских

системах прошедших  четырех тысячелетий истории  Запада и Востока?

     Как   и  во  всех  семантических   проблемах,  ответ  может   быть  только

произвольным. Важно, чтобы  мы  знали, какой вид единения  мы  имеем в виду,

когда  говорим  о  любви.  Или мы имеем  в  виду  любовь,  как зрелый ответ  на

проблему  существования, или мы  говорим о незрелых  формах  любви,  которые

могут быть  названы  симбиотическим  союзом.  На следующих страницах я буду

называть  любовью  только   первую  форму.  А  начну  обсуждение  "любви"  с

последней.

     Симбиотическое  единство  имеет свою биологическую   модель  в отношениях

между беременной матерью  и отцом. Они  являются двумя существами  и в то же

время  чем-то единым. Они живут "вместе" (sym - biosis), они  необходимы друг

другу. Плод - часть  матери, он получает все необходимое  ему от нее. Мать это

как бы  его  мир, она питает его, защищает, но также  и ее собственная  жизнь

усиливается  благодаря  ему.  В   этом  симбиотическом   единстве  два  тела

психически независимы, но тот  же вид привязанности может  существовать  и в

психологической сфере.

     Пассивная   форма  симбиотического единства - это  подчинение, или, если

воспользоваться  клиническим  термином,   -  мазохизм.   Мазохист   избегает

невыносимого чувства  изоляции и одиночества, делая себя неотъемлемой  частью

другого  человека,  который направляет  его,  руководит  им,  защищает  его,

является как  бы его жизнью  и кислородом. Мазохист преувеличивает силу того,

кому отдает себя в подчинение: будь то человек или  бог. Он - все, я - ничто,

я  всего  лишь  часть его.  Как  часть, я часть  величия,  силы, уверенности.

Мазохист  не должен принимать решений, не должен идти ни  на  какой риск; он

никогда не бывает одинок, но не бывает и независим. Он не имеет целостности,

он  еще  даже не  родился  по-настоящему.  В  религиозном  контексте  объект

поклонения - идол, в светском контексте  в  мазохистской любви действует тот

же существенный  механизм, что  и в идолопоклонстве. Мазохистские  отношения

могут  быть связаны  с  физическим, сексуальным желанием; в этом случае имеет

место подчинение, в котором участвует не только ум  человека, но и его тело.

Может существовать  мазохистское  подчинение  судьбе,  болезни,  ритмической

музыке, оргиастическому  состоянию, производимому  наркотиком,  гипнотическим

трансом  - во всех этих случаях человек  отказывается от своей  целостности,

делает  себя  ору-дием  кого-то  или  чего-то  вне себя; он  не  в состоянии

разрешить проблему жизни посредством созидательной  деятельности.

     Активная  форма симбиотического единства  это господство, или,  используя

психологический  термин,  соотносимый с мазохизмом, -  садизм. Садист  хочет

избежать  одиночества  и чувства замкнутости  в себе, делая другого человека

неотъемлемой  частью самого  себя. Он как  бы набирается силы, вбирая в себя

другого человека, который ему поклоняется.

     Садист  зависит  от подчиненного  человека  так же, как и тот зависит от

него; ни тот ни другой  не могут жить друг без  друга. Разница только в том,

что  садист  отдает  приказания,  эксплуатирует, причиняет боль, унижает,  а

мазохист подчиняется  приказу, эксплуатации, боли, унижению. В реальности эта

разница существенна, но в более глубинном эмоциональном смысле не так велика

разница, как то общее, что объединяет обе стороны - слияние без целостности.

Если это понять, то не удивительно обнаружить, что  обычно  человек реагирует

то по-садистски, то по-мазохистски по отношению к различным объектам. Гитлер

поступал прежде всего как садист по отношению  к народу, но как мазохист - по

отношению к судьбе, истории, "высшей силе" природы. Его  конец - самоубийство

на фоне полного  разрушения  - так же характерно, как и его мечта об успехе -

полном господстве2.

     В  противоположность симбиотическому  единению зрелая любовь это  единение

при     условии    сохранения    собственной     целостности,    собственной

индивидуальности. Любовь - это активная сила в человеке, сила, которая рушит

стены, отделяющие человека от его ближних; которая  объединяет его с другими;

любовь помогает  ему  преодолеть  чувство  изоляции и  одиночества; при этом

позволяет  ему  оставаться самим собой, сохранять  свою  целостность. В  любви

имеет  место  парадокс:  два  существа становятся одним и  остаются  при этом

двумя.

     Когда   мы  говорим  о  любви,  как  об  активности, мы  сталкиваемся  с

трудностью,   заключающейся   в   двузначности   слова   "активность".   Под

"активностью", в современном смысле слова, обычно понимают действия, которые

вносят   изменения  в   существующую   ситуацию  посредством   затраты  сил.

Следовательно, человек, считается активным, если он  делает бизнес, проводит

медицинские  исследования,  работает   на   конвейере,  мастерит  стол   или

занимается  спортом.  Общее во  всех  этих  видах  активности  то,  что  они

направлены на достижение внешней цели. Что здесь  не принимается во внимание,

так  это  мотивация  активности.  Возьмем  в   качестве   примера  человека,

побуждаемого   к   непрерывной   работе  чувством  глубокой  тревожности   и

одиночеством, или  побуждаемого гордыней, или  жадностью  к деньгам. Во всех

случаях  человек  является лишь рабом страсти, и его "  активность" на самом

деле  есть  не  что  иное как  "пассивность",  потому  что  он  подвергается

побуждению,  как  жертва, а  не  творец. С другой стороны,  человек,  сидящий

спокойно и размышляющий, не имея  иной цели  кроме  осознания  себя и своего

единства  с  миром,  считается  "пассивным",  потому  что   он  не  "делает"

чего-либо. В действительности, такое состояние сосредоточенной  медитации это

и  есть  высшая активность, активность  духа,  которая возможна  только  при

условии  внутренней свободы  и независимости.  Одна  концепция активности  -

современная -  имеет  в виду  использование  энергии на  достижение  внешних

целей;  другая  концепция активности  имеет  в  виду  использование присущих

человеку  сил  независимо  от  того,  осуществляется  ли  при  этом  внешнее