3. Э.Фромм «Душа человека, ее способность к добру и злу»

3. Старая  литература воспевала леность  мысли, восторги и бездействие.  А вот мы воспеваем наглый  напор, горячечный бред, строевой  шаг, опасный прыжок, оплеуху и  мордобой.

4. Мы  говорим: наш прекрасный мир  стал еще прекраснее - теперь в  нем есть скорость. Под багажником  гоночного автомобиля змеятся  выхлопные трубы и изрыгают  огонь. Его рев похож на пулеметную  очередь, и по красоте с ним  не сравнится никакая Ника  Самофракийская*.

5. Мы  воспеваем человека за баранкой: руль насквозь пронзает Землю,  и она несется по круговой  орбите.

6. Пусть  поэт жарит напропалую, пусть  гремит его голос и будит  первозданные стихии.

7. Нет  ничего прекраснее борьбы. Без  наглости нет шедевров. Поэзия  наголову разобьет темные силы  и подчинит их человеку.

8. Мы  стоим на обрыве столетий!.. Так  чего же ради оглядываться  назад? Ведь мы вот-вот прорубим  окно прямо в таинственный  мир Невозможного! Нет теперь  ни Времени, ни Пространства. Мы  живем уже в вечности, ведь  в нашем мире царит одна  только скорость.

9. Да  здравствует война - только она  может очистить мир. Да здравствует  вооружение, любовь к Родине, разрушительная  сила анархизма, высокие Идеалы  уничтожения всего и вся! Долой  женщин!

10. Мы  вдребезги разнесем все музеи,  библиотеки. Долой мораль, трусливых  соглашателей и подлых обывателей!

11. Мы  будем воспевать рабочий шум,  радостный гул и бунтарский  рев толпы; пеструю разноголосицу  революционного вихря в наших  столицах; ночное гудение в портах  и на верфях под слепящим  светом электрических лун. Пусть  прожорливые пасти вокзалов заглатывают  чадящих змей. Пусть заводы привязаны  к облакам за ниточки вырывающегося  из их труб дыма. Пусть мосты  гимнастическим броском перекинутся  через ослепительно сверкающую  гладь рек. Пусть пройдохи-пароходы  обнюхивают горизонт. Пусть широкогрудые паровозы, эти стальные кони в сбруе из труб, пляшут и пыхтят от нетерпения на рельсах. Пусть аэропланы скользят по небу, а рев винтов сливается с плеском знамен и рукоплесканиями восторженной толпы."

Интересно сравнить некрофильную интерпретацию  техники и промышленности у Маринетти  с их совершенно биофильной интерпретацией в стихотворении Уолта Уитмена *. Стихотворение "На бруклинском  перевозе" заканчивается следующими строками:

"Цветите  вы, города, - несите к ним грузы  свои, несите свое полноводье, широкие,  сильные реки,

Растите, и ширьтесь, и будьте выше всего, что явлено в царстве духа,

Материя, существуй, ибо что же другое бессмертно!

Вы ждали, безгласные лики, вы ждете, всегда прекрасны,

И мы принимаем  вас, не колеблясь, мы жаждем вас неизменно,

А вы не отринете нас, пред нами не затаитесь,

Вы наша помощь во всем, мы вас не отвергнем - мы вас утверждаем в себе,

Мы вас  не исследуем, нет! Мы просто вас любим - ибо вы совершенны.

Вы отдаете  лепту вечности,

И - велики вы или малы - вы отдаете лепту  душе"

Или в  конце его "Песни деревенской  дороги" говорится:

"Камерадо, я даю тебе руку!

Я даю  тебе мою любовь, она драгоценнее  золота,

Я даю  тебе себя самого раньше всяких наставлений  и заповедей;

Ну, а  ты отдаешь ли мне себя? Пойдешь  ли вместе со мной в дорогу?

Будем ли мы с тобой неразлучные до последнего дня нашей жизни?"

При сравнении  взглядов Маринетти и Уитмена  на промышленность становится ясно, что  промышленное производство, как таковое, не обязательно должно противоречить  принципам жизни. Речь идет о том, подчинены ли принципы жизни механизации  или они сами берут верх. Совершенно очевидно, что наш индустриальный мир до сих пор не нашел ответа на вопрос: каким образом может  быть осуществлен гуманистический  индустриализм в противовес индустриализму бюрократическому, который и сегодня  правит нашей жизнью?