Глава II  История развития института экстрадиции 

Часть1. От политики к сотрудничеству. 

     История экстрадиции восходит к глубокой древности, когда еще не было ни стройной системы норм международного права, ни развернутого учения о нем, но уже  возникли первые признаки формальной дипломатии. В ней можно выделить три периода:

     1) с древних времен до конца  XVII в., когда выдача, будучи пока  редким явлением, в основном имела  место в отношении политических  противников, а также в отношении  еретиков и перебежчиков.  Несмотря  на высказанное некогда мнение  о том, что в древнем мире  не существовало выдачи, так как  не существовало международно-правовых  отношений между различными государствами,  большинство исследователей все  же находят факты выдачи имевшие  место и в то время. Свидетельством  существования такой практики  является, в частности, договор  египетского фараона Рамсеса  II с царем хеттов Хеттушилем III, заключенный в 1296 г. (1278) до н.  э. В нем говорилось, что «если  кто-либо убежит из Египта и  уйдет в страну хеттов, то царь  хеттов не будет его задерживать,  но вернет в страну Рамсеса»⁹. В условиях, когда возникающие между государствами разногласия часто разрешались посредством военных действий, основным регулятором экстрадиционных отношений являлось право сильного, которое в IV веке до н. э. весьма емко сформулировал древнеиндийский философ Каутилья: «Кто слабее другого, тот должен заключить с ним мир, кто сильнее, тот должен вести войну»¹⁰. В средние века изменения в институте выдачи были, прежде всего, продиктованы изменениями в институте убежища, когда местами, выдача из которых была недопустима, стали определенные священные места (храмы, монастыри и т. д.). Однако, по мере укрепления национальных государств и усиления центральной власти, которая становится способной к установлению и поддержанию внутреннего правопорядка, право убежища все более теряло свой смысл, пока вовсе не было отменено.

     Еще одним препятствием для экстрадиции  лиц, совершивших уголовные преступления, служил обычай закрепощения всех иностранцев, прибывших в страну без разрешения или пробывших в ней больше года, бытовавший в феодальных государствах Западной Европы. Поэтому на практике экстрадиция по-прежнему оставалась формой расправы с политическими  противниками, а не с преступниками.

     2) с начала XVIII до конца 40-х годов  XIX в., в течение которого растет  число заключаемых договоров  не только в отношении бунтовщиков  и перебежчиков (особенно дезертиров  и беглых военных), но также  и лиц, виновных в обычных  преступлениях. Во многом это  объясняется интенсификацией перемещения  людей из одного государства  в другое, особенно возросшей  в связи с процессами индустриализации  Европы и появлением новых  видов транспорта, что вызвало  проблемы борьбы с грабителями  на железных дорогах, бродягами  и лицами, совершающими трансграничные  преступления. Из такого рода  договоров второго периода заслуживает  внимания заключенный в 1777 г.  договор между Францией и Швейцарией, в котором стороны обязались  взаимно выдавать «государственных  преступников, убийц и других  лиц, виновных в общих преступлениях».

     3) новое время, начавшееся в 1840 г., когда государства начали согласованную  кампанию в отношении беглых  преступников, совершивших деяния, не имеющие политических целей  и наказуемые по общеуголовным  законам. Благодаря заключаемым  с этой целью договорам выдача  наконец-то наполняется своим  подлинным смыслом, превращаясь  в действительный акт правовой  помощи (оказываемой одним государством  другому) в области международного  общения.

     К концу XIX в. большинство стран Европы и ряд стран американского  континента заключили договоры как  друг с другом, так и с географически  удаленными государствами.

       В середине XX в. решающую роль  в развитии института экстрадиции  сыграла Вторая мировая война.  Наказание за злодеяния, творимые  в ее ходе фашистами, становится  одной из основных целей войны.  Уже 13 января 1942 г. союзные державы  приняли «Межсоюзническое заявление  о наказании за военные преступления»,  известное как Сент-Джеймская  декларация. Далее последовал целый  ряд заявлений и выступлений,  в которых союзники выразили  решимость подвергнуть уголовному  преследованию тех, кто несет  ответственность за зверства, убийства  и казни или принимал в них  непосредственное и добровольное  участие. Эта общая решимость  и привела к учреждению Нюрнбергского  и Токийского международных военных  трибуналов, созданных «для суда  над военными преступниками, преступления  которых не связаны с определенным географическим местом. Именно с этого момента экстрадиция приобретает важное значение в вопросах преследования за преступления против мира и безопасности человечества.

     Таким образом, история развития института  выдачи преступников охватывает собой  все исторические типы общества. Однако лишь в новое время выдача приобрела  общечеловеческое значение в отношении  преступлений международного характера  и преступлений против мира и безопасности человечества. 
 

    Часть 2 Экстрадиция в  русской традиции

         Как интересно отмечает  Владимир  Абаринов в статье для газеты  «Утро», «слово "экстрадиция" в  России вошло в моду недавно,  но привычка требовать от иностранных  правительств выдачи своих подданных  появилась едва ли не вместе  с возможностью путешествий в  чужие края»¹¹.

        Одна из самых ранних попыток  добиться возвращения московитов  домой, хотя бы и принудительно,  имела место в начале XVII века. При Борисе Годунове посланы  были в ученье в Европу 18 юношей, в том числе четверо в Англию. Вскоре наступила смута, и интересоваться  судьбой русских студентов было  недосуг. Спустя 10 лет московские  дипломаты станут в ходе своих  поездок многократно и безуспешно  добиваться возвращения студентов  домой. В прошении, которое подали  в Королевский совет, говорилось, что подданные московского царя  посланы в ученье "в неволю, а не для воли". Этой формулы  лорды понять не могли. Послам  было сказано, что если юноши  сами захотят вернуться, препятствовать  им в этом никто не будет,  а выслать их силой невозможно, ибо противоречит закону. Наконец,  в 1621 году посол Погожев поднял  вопрос на аудиенции у короля  Иакова I - и получил решительный  отказ. Лишь после этого дело  было закрыто. 

     В сентябре 1716 года в Российском государстве  произошло невиданное доселе событие: за границу сбежал сын Петра I царевич  Алексей. Шпионы русского царя тайный советник Петр Толстой и капитан Александр Румянцев довольно быстро установили местонахождение беглеца. Посланцы доставили Алексею письмо отца: "Буде побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет; но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, яко отец, данною мне от Бога властью, проклинаю тебя вечно, а яко государь твой - за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чем Бог мне поможет в моей истине".¹² Но Петр солгал  сыну. Слабовольный Алексей дал себя уговорить, и умер под пыткой.

     России  приходилось требовать выдачи своих  преступников (или тех, кого она таковыми считала) у европейских стран  еще в XIX веке. Так, в 1826 году правительство  Николая I попыталось заполучить из Лондона  декабриста Николая Тургенева. Однако настояния русского посольства были тщетными: Англия Тургенева не выдала. Думали даже схватить его с помощью  секретных агентов, но тут шансов на успех было еще меньше. Суд  заочно приговорил невозвращенца к  смертной казни, но император проявил  великодушие и повелел, лишив  преступника чинов и дворянства (имущество, вероятно, подразумевалось), сослать его навечно в каторжные  работы. Реабилитации Тургеневу  пришлось ждать до самой смерти государя Николая  Павловича. С воцарением Александра II (1855) ему были возвращены чин и  дворянство, и он, уже стариком, сумел  трижды посетить Россию.

     Еще один интересный эпизод связан с народовольцем  Львом Гартманом, участником покушения  на Александра II. Такие действия вполне можно было счесть преступлением не политического, а уголовного характера и в 1880 году русский посол в Париже потребовал у французских властей его выдачи. Но общество было настроено против выдачи Гартмана деспотическому, хоть и дружественному режиму. С открытым письмом к правительству обратился Виктор Гюго: "...Вы не можете выдать этого человека: Деспотизм и нигилизм - два чудовищных аспекта одной и той же политической реальности. Закон о выдаче преступников останавливается перед этой реальностью... Вы не выдадите этого человека!"¹³. Гартман был выслан из Франции в Англию, что фактически означало гарантию безопасности.

     В 1860 году дипломаты Александра II пытались выманить из Лондона князя Петра  Долгорукова - известного историка, публициста и издателя. Герцен, с которым  сотрудничал Долгоруков, опубликовал  в "Колоколе" занятную переписку  князя с генеральным консульством России.

     "Нижеподписавшийся,  управляющий Генеральным консульством, имея сообщить князю Долгорукову  официальную бумагу, просит сделать  ему честь пожаловать в консульство  послезавтра в четверг, во втором  или третьем часу пополудни", - гласит первый документ. Адресат  отвечает: "Если господин управляющий  Генеральным консульством имеет  сообщить мне бумагу, то прошу  его сделать мне честь пожаловать  ко мне в отель Кларидж в  пятницу... во втором часу пополудни".

     Но  управляющий не желает пожаловать в  отель и берет более строгий  тон: "Нижеподписавшийся, управляющий  Генеральным консульством, имеет  поручение пригласить князя Долгорукова  немедленно возвратиться в Россию вследствие Высочайшего о том повеления". Тогда опальный князь пишет уже  не в консульство, а начальнику Третьего отделения, своему двоюродному брату  Василию Долгорукову: "Почтеннейший князь Василий Андреевич, вы требуете меня в Россию, но мне кажется, что, зная меня с детства, вы могли бы догадаться, что я не так глуп, чтобы явиться на это востребование? Впрочем, желая доставить вам  удовольствие видеть меня, посылаю  вам при сем мою фотографию, весьма похожую. Можете фотографию эту  сослать в Вятку или в Нерчинск, по вашему выбору, а сам я - уж извините - в руки вашей полиции не попадусь, и ей меня не поймать!"

Ответа  на это послание не последовало. Петр Долгоруков был приговорен Сенатом  к лишению княжеского титула, прав состояния и к вечному изгнанию.

     При Сталине тяжким преступлением был  объявлен сам факт невозвращения  из-за границы. Постановлением ЦИК СССР от 21 ноября 1927 года такие граждане объявлялись "вне закона". Их имущество  подлежало конфискации, а сами они - расстрелу в течение 24 часов  после установления личности, причем закон имел обратную силу. Сталин выдачи политических преступников ни от каких  стран не добивался - он подсылал к  ним убийц.

     При Брежневе и его преемниках Москва не только не добивалась от Запада экстрадиции  своих политических оппонентов, но, напротив, выдворяла из страны тех, кого по тем или иным соображениям было неудобно посадить в тюрьму или  психушку. И наоборот - по политическим мотивам укрывала на своей территории лиц, объявленных в розыск другими странами.

     Советские уголовники за границу, как правило, не скрывались. Исключение составляли угонщики самолетов - они выдавались на основании Гаагской конвенции  о борьбе с незаконным захватом воздушных  судов (1970). Однако в делах такого рода иногда возникали сложные международно-правовые коллизии. 15 сентября 1993 года трое иранцев  захватили самолет "Аэрофлота", выполнявший рейс Баку-Пермь, и после дозаправки в Киеве заставили пилота посадить его в Осло. Никто из 50 пассажиров и членов экипажа не пострадал. По прибытии в Норвегию угонщики немедленно освободили всех заложников и попросили политического убежища. После длительных переговоров норвежское правительство в 1995 году приняло решение экстрадировать их в Россию; при этом Москва пообещала не применять к ним смертную казнь и не выдавать Ирану. Тегеран пытался заполучить террористов из России, но правительство Ельцина исполнило взятое обязательство. Угонщики были осуждены и приговорены российским судом к пяти с половиной годам тюремного заключения, но вышли на свободу досрочно, в 1997 году. После чего двое опять объявились в Норвегии и остаются там на основании временного вида на жительство.

     «Россия путинская возобновила практику истребования врагов режима - с тем  же успехом, что и некогда русские  цари. Проблема в том, что теперь это давно уже не вопрос хороших  или плохих межгосударственных отношений  и не общественного мнения. Выдача преступников - право государства, а  не его обязнность»¹⁴.