Журналист на войне по очеркам М. Е. Салтыкова-Щедрина «В среде умеренности и аккуратности»

Неистощимо языкотворчество  Салтыкова-Щедрина. Он был очень  чуток, внимателен к структуре родного  языка, идиомам и поговоркам и  негодовал на либерально-буржуазных газетчиков, коверкавших речь в угоду  своим невзыскательным читателям. У него чрезвычайно сильно развито  чувство слова, огромен словарный  запас, поразительно умение использовать многозначность слов. Как никто, писатель умел выявить нужный смысловой оттенок  в слове и с его помощью  охарактеризовать любое жизненное  явление, поведение отдельного человека или целой социальной группы.

Сатирик в совершенстве постиг язык так называемого «образованного»  общества, язык чиновников, адвокатов, либеральных писателей и журналистов, законодательных учреждений и пародировал  его в своих произведениях. Столь  же хорошо знал он речь народа, крестьян, язык русских летописей.

Для характеристики различных сторон русской жизни 70–80-х годов Салтыков-Щедрин охотно вводил в свои произведения литературных персонажей: Молчалина, Чацкого, Рудина, Глумова, Ноздрева и многих других и  заставлял их действовать. Это избавляло  сатирика от необходимости подробно характеризовать прошлое «героев» своего времени. Сохраняя первоначальный портрет, литературные персонажи жили в произведениях Салтыкова-Щедрина  второй жизнью. В изменившихся исторических условиях их характеры и поведение  раскрывались с новых сторон, а  литературное прошлое помогало уяснить  классовую сущность и общественную роль живых представителей различных  сословий в 70–80-е годы, делало ощутимой связь эксплуататоров и угнетателей  капиталистической эпохи с крепостниками.

Во всех сатирических очерках Салтыкова-Щедрина встречается  образ рассказчика или корреспондента, который в иных случаях становится рупором авторских идей и оценок. Этот образ является самостоятельным  персонажем произведений сатирика. Чаще всего он олицетворяет собой колеблющегося, трусливого русского либерала-обывателя, примкнувшего к реакции, который  разоблачает себя речами и поступками. Таков, например, корреспондент «Писем к тетеньке», от имени которого ведется  повествование.

Писатель постоянно  стремился сделать своих противников  смешными, ибо смех – великая  сила «в деле отличения истины от лжи», как говорил еще Белинский.

«Насмешки боится даже тот, который уже ничего не боится», – считал Гоголь. И Салтыков-Щедрин, верный школе критического реализма, традициям гоголевской сатиры, признавал, что смех – «оружие очень сильное, ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание что он угадан и что по поводу его уже раздался смех» В подцензурных же условиях этот способ борьбы оставался подчас единственно возможным, ибо кто мог позволить себе в легальной прессе патетический гнев или прямое осуждение позорящего Россию самодержавия?! Смех сатирика, злой и безжалостный, был направлен на расшатывание основ существующего строя, что прямо соответствовало тогда интересам народа.

Творчество Салтыкова-Щедрина  в целом и публицистика в частности  широко знакомят нас с эпохой самодержавного деспотизма, помогают полнее понять и  оценить революционный подвиг русского народа, сбросившего под руководством пролетариата иго царизма и капитала. Марксисты часто обращались к  наследию великого сатирика, а В.И. Ленин  советовал «вспоминать, цитировать и растолковывать... Щедрина...».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Комментарии дешевы,

но факты обходятся  дорого

Том Стоппард

Итак, подводя итоги всего  вышесказанного, можно сделать следующие  выводы.  
Однозначно и безусловно, что произведения Салтыкова-Щедрина должны быть перепечатаны и популяризированы в современном обществе, в котором многие из тех мыслей, которые выразил писатель, могли бы стать ответами на извечные вопросы времени – кто виноват и что делать. Мудрость веков, заложенная в пословицах и поговорках, в образах героев-животных и в образах героев-людей, все это поведенное Салтыковым-Щедриным под проблематику общества, загнанного в угол собственной пассивностью и произволом властей, так необходимо в России сейчас, когда угроза стихийного бунта, такого же, каким описал его (и его последствия) в «Истории одного города».

Предупреждение Угрюм-Бурчеева актуально как никогда.  
Но до сих пор произведения Салтыкова-Щедрина, причем, не многие из них, читают как сказки, не содержащие в себе рационального зерна и важной мысли, а то и вовсе не читают.  
Изучив тематику и скрытый смысл казалось бы комических произведений Салтыкова-Щедрина, мы увидели, какой серьезный смысл скрывается за сказочными образами и нелепыми ситуациями, как четко и точно бичевал произвол этот выдающийся писатель, как ярко и оригинально рисовал картины повседневности, так похожей на ту, в которой мы сейчас живем.  
И, как мы полагаем, необходимо ближе и яснее знакомиться с творчеством этого выдающегося писателя, потому как осмысление происходящего, учение на опыте истории, на ошибках прошлого, поможет в будущем избежать «тех же самых граблей» и вовремя суметь предотвратить человеческие социальные катастрофы. И о том, как сделать это, давно написано, но, к сожалению, не каждый может позволить себе читать «Современник» или «Вестник Европы», а многие произведения и статьи Салтыкова-Щедрина так и не были впоследствии перепечатаны, хотя, иногда бывает достаточно прочесть и то, что доступно каждому, чтобы понять то, что видно избранным.

В кругах революционно настроенной молодежи – и народнической, и социал-демократической – произведения Салтыкова-Щедрина перед 1917 г. и, особенно, накануне 1905 г. пользовались большим вниманием и любовью. Для многих беспощадная щедринская критика глуповского головотяпства, безудержного творчества больших и малых администраторов была исходным моментом критического отношения к действительности. Картины дворянского оскудения, материального и духовного, развеселого чавканья торжествующей буржуазии, народного горя и страдания настойчиво влекли молодежь к вдумчивому анализу общественных отношений. Горький смех сатирика над "карасями-идеалистами", "премудрыми пискарями" призывал к откровенной критике собственной личности, к борьбе с общественной дряблостью, сантиментальным прекраснодушием и рабьим непротивлением злу.   

 Начинающим пропагандистам  произведения Салтыкова, как и  произведения Г. Успенского, давали  богатейший иллюстрационный материал  для критики русской социально-экономической  и политической действительности. Смех салтыковской сатиры был  конкретен, неотвратим, неотразим  высшей точкой направленности. Живая  действительность, с ее очередными  вариациями мотивов из эпопеи  города Глупова, новыми выпусками  портретной галереи помпадуров, ташкентцев, с неожиданными повторениями "современной идиллии", –освобождала читателя от необходимости реального комментария к щедринским образам, к его изощренной, эзоповской форме выражения; сама жизнь давала исчерпывающий комментарий. В наши дни Салтыков-Щедрин – уже "история"; у современного читателя часто нет ключей к пониманию образов, картин, волновавших великого сатирика; больше того – часто нет и способности к восприятию его смеха, нет готовности разделить с суровым критиком и судьей его затаенную, конфузливую, но горячую любовь к страдающим, измученным людям, к людям, обиженным историей. А это жаль...   

 Здоровый, с разумом  согласованный смех, смех от глубокого  возмущения нелепостью общественных  отношений, социальной неправдой,  горький смех, идущий от великой  любви к людям, это такой  учитель, который нам нужен  и теперь. Создавать анекдоты, скользящие  по поверхности явлений, часто  неумные и пошлые, мы умеем,  ошеломить и друга своего тяжелой  дубиной также сможем; но посмеяться  творчески, посмеяться победно, с пользой – этому мы должны научиться. И забывать Щедрина нам еще рано. Революция ликвидировала щедринских помпадуров, буржуазных апостолов словоблудия, ташкентцев, администраторов-прожектеров разных мастей и рангов. Но горе в том, что глуповским головотяпам, рукосуям, чужеядам присуща удивительная способность к воскресанию, возрождению в новых формах и оболочках, поскольку не устранены все предпосылки их бытия. И наше советское головотяпство еще не нашло своего Щедрина.   

 Нужно приблизить  к современному читателю Щедрина,  сделать его более близким,  доступным и понятным; нужно также  изучить его жизнь, его творчество  в их исторической обусловленности.  Сдельно в этом направлении  пока еще очень мало.   

 Если дореволюционная  буржуазная публицистика и наука  посвящали мало внимания Салтыкову-Щедрину, – это вполне естественно и понятно: Щедрин – не Достоевский и не Толстой. И Толстой, и Достоевский содержанием своего творчества, его направленностью давали возможность буржуазным публицистам подняться на высоты религиозной и философской абстрактной мысли, "общечеловеческой" морали, помогали отрешиться от презренной действительности, от реальных общественных отношений; Щедрин и его сатира все время на земле; его злой критической осведомленности нельзя было преодолеть ни в каком философском или этическом плане; буржуазной мысли он не дал в своем наследии ни Платона Каратаева, или Нехлюдова, ни кротких и смиренных Алеш и Зосим; его нельзя было превратить в учителя непротивления злу, в проповедника "русского" нравственного христианского социализма. Буржуазная мысль находила в Щедрине только своего злого, беспощадного критика, вооруженного знанием мельчайших изгибов блудливой совести и трусливой мысли хозяев жизни. Вокруг имени Щедрина не создавали "легенд", его не превращали в "пророка" революции. И его мало изучали.   То, что мешало буржуазной мысли назвать Щедрина до конца своим, – его беспощадная критика умирающего феодализма и торжествующей буржуазии, его туманные социалистические мечтания, утопические, но честно и ярко выраженные, – делают его для нас особенно ценным и значимым. Вместе с изучением должно придти и воскрешение Щедрина для широкого читателя наших дней.

СПИСОК  ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Андрюхин К.Д. Русские писатели и поэты. – М., Изд-во «Плюс», 2001.

2. Арсеньев К.А. Биография и творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина. – М.: Изд-во «Русская литература», 2002.