Юмор и сатира в современной журналистике

    Публикации  в жанре «игра» могут, разумеется, иметь и другое содержательное наполнение. Это может быть, например, игра в  войну с внеземными цивилизациями или «плавание» по морям и океанам, или «путешествие во времени». Сюжетом ее может стать интрига, заключенная в каком-то романе, поэме и т.д. Что именно выберет составитель игры в качестве ее предмета, зависит от его фантазии, знаний, способностей, а также от того, насколько то, что он собирается предложить аудитории, окажется, по его прогнозам, интересным для нее. Обратимся к журналистской практике.

    Юмор - важный источник счастья.

    Смех, являясь выражением положительных  эмоций, и сам влияет на настроение и ощущение счастья. Юмор - один из наиболее распространенных и эффективных способов создать настроение. Способность видеть комическую сторону вещей снижает воздействие стрессовых событий, поскольку представляет их в не столь угрожающем свете. Это помогает справиться и с социальным стрессом. Будучи связанным с происходящими в обществе конфликтами, юмор позволяет по-другому посмотреть на вещи, ослабить существующую напряженность. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Глава 2. Юмор и сатира в современной  журналистике.

 2.1. Сатира в современной журналистике.  

 Традиции, заложенные русской сатирой XIX века, были блестяще развиты такими замечательными писателями, как Зощенко, Булгаков, Ильф и Петров. Они продолжают развиваться и  в современной литературе. Особенно хочу отметить роман-анекдот В. Войновича о солдате Чонкине, вобравший в себя и злость булгаковской сатиры, и юмор зощенковских рассказов, напоминающий роман Я. Гашека о солдате Швейке. Произведение В. Войновича “Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина” долго не публиковалось в нашей стране.  
    Сегодня сатира Войновича заслуживает подхода серьезного и непредвзятого. Перед нами проза мастера, умеющего оригинально использовать и артистически соединять элементы разных литературных традиций. Писатель в романе подвергает сатирическому анализу все важные сферы тоталитарного сталинского государства: народное хозяйство, армию, правительство и сам социалистический строй. Герои Войновича подчас действуют в ситуациях, повторяющих самые героические и трогательные коллизии мировой классики, русской классики и фольклора. Главный герой романа-анекдота — красноармеец последнего года службы Иван Чонкин. Недотепа Чонкин, посланный в село Красное стеречь разбитый самолет, в суматохе начала войны забытый на этом никому не нужном посту, на свой лад переживает все приключения сказочного простака Иванушки. Смирный и доверчивый, он охраняет самолет до конца войны и вступает в бой за него, правда, со своими войсками. Чонкин берет верх над врагами: капитаном Милягой и его помощниками, он обретает кров и добрую подругу Нюру. Иван получает в финале невиданную награду из генеральских рук. Но тут сказка заканчивается: орден тотчас отбирают, а самого героя тащат в кутузку.  
    Автор высмеивает муштру, солдафонство, глупость и жестокость, царящие в Красной Армии. В романе показаны трусость и глупость командного состава армии. Когда Миляге притащили пленного “шпиона”, он сначала избил его, а потом, узнав, что фамилия “шпиона” Сталин, пришел в ужас и стал унижаться перед пострадавшим. Кстати, Сталин лично в романе не присутствует. Это своего рода волшебное слово, из тех, что в мире страха и обмана значат больше, чем реальность. Объявленный государственным преступником, Чонкин далек от вольномыслия. Он и вождя чтит, и армейский устав уважает. Только беспощадности, популярной добродетели тех лет, Чонкину не хватает. Он всех жалеет: Нюру, своих пленников, кабана Борьку. Даже Гладышева, который пытался его застрелить, Чонкин пожалел, за что и пострадал. Наивному герою Войновича непонятно, что доброе сердце — тоже крамола. Он со своим даром сострадания — воистину враг государства.  
    Роман построен так, чтобы слово становилось причиной всех решающих поворотов действий. Жизнь и смерть героев произведения зависит от слова прозвучавшего или написанного. Завершается роман-анекдот горькой улыбкой из недавнего трагического прошлого. Селекционер-самородок Гладышев находит на поле боя убитого шальной пулей мерина. Под копытом лошади лежал смятый клочок бумаги с надписью: “Если погибну, прошу считать коммунистом”. Наблюдательность писателя остра, но и горька, ирония не дает забыть, что его герой — это оболваненный, обездоленный бедолага, живущий словно в бредовом сновидении, из разряда тех, кто мучается по-настоящему.  
    Войнович неистощим в изображении комических ситуаций, но слишком сострадателен, чтобы смешить. Произведение Войновича “Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина” было воспринято литературной критикой и представителями общества от армии и идеологии по-разному. Проблемы, поставленные писателем в романе, задевают самые болевые точки нашей нравственной, военной и идеологической жизни, они и сейчас актуальны.

   В недавнем интервью киевскому журналисту Геннадий Хазанов сказал, что никакой сатиры сегодня быть не может — цитирую дословно: «Какая сатира, когда у нас, слава богу, пока еще закрыты не все альтернативные средства массовой информации и существует неоднопартийная система?!»

 Наверное, это  черный юмор. Потому что во времена однопартийной системы и безальтернативных СМИ ситуацию точнее всего описывала реприза из рязановского «Гаража»: «Специалист по советской сатире? Удивительная профессия. Вы занимаетесь тем, чего нет». То есть что-то было, конечно, но это что-то бичевало «отдельные недостатки». А настоящие сатирические сочинения вроде «Чонкина» или «Зияющих высот» печатались там, где их мало кто понимал.

 Сегодня у нас в смысле сатиры бедненько, но показательная ситуация, при которой Россия, взахлеб смеясь, расстается со своим прошлым. Таким прошлым являются сегодня 90-е годы, всевластие прессы, пиар, парламентаризм и отчасти гламур (который тоже, в сущности, порождение либеральной идеологии и олигархической практики). Почему-то Россия, верная марксистской формуле насчет смешливого расставания, никак не хочет усмехнуться, встречаясь со своим будущим. А ведь это было бы куда храбрее и, главное, полезнее.

 В России сегодня можно смеяться практически над всем, что доживает свой век: над свободной прессой, над парламентаризмом, над электоральным безумием с участием попов и попсы... Андрей Кончаловский показал сатирическую комедию «Глянец» — о нравах светской тусовки и о недалекой неофитке, рвущейся туда. Там действует очень смешной руководитель модельного агентства — законченный фрик в исполнении Шифрина — и не менее смешной олигарх в столь же убедительной версии Домогарова. К сожалению, все эти персонажи — тоже люди вчерашнего дня; нет слов, их пошлость заслуживает торжественной порки, но это, по крайней мере, пошлость живая, не агрессивная и отлично себя сознающая. Олигархи были отвратительны не дурными манерами, а претензиями рулить, но в этом качестве, увы, они никаких сатириков не привлекают, потому что это их качество остается востребованным и по сей день, просто рулевые поменялись. Вместо сочных и колоритных персонажей, каков герой Домогарова, появились блеклые, стертые, с одинаковыми петербургскими биографиями; изображать их труднее, но они не менее смешны со своей государственнической риторикой и православной озабоченностью. Просто мы их — таких — ни в одном сатирическом фильме не увидим, и это понятно: теперь ведь их время, а наша сатира разделывается с днем вчерашним. Таким же вчерашним днем стал и отечественный гламур с его невыносимой вульгарностью — нет слов, все это мерзко, но все-таки не столь мерзко, как отечественное квасофильство нового разлива, тоже пригламуренное, но куда менее забавное. Ужасен мир политтехнологов и продажных артистов, одинаково неутомимо «чешущих» по российской провинции, но мир политтехнологов нового образца ничем не лучше. Он даже страшней, ибо безличнее. Но почему-то эта публика не вызывает желания над ней посмеяться — или, точней, это желание вовремя блокируется внутренним цензором. Ведь Глеб Павловский 1999 года — всего лишь политтехнолог, а Глеб Олегович 2007 года — транслятор верховной истины. Он сам над кем хочешь посмеется — вон Максима Кононенков программу пригласил, тоже сатирик. Но ведь в Кремле потому так и любят читать истории Кононенко, что вся сатира там давно закончилась. У Павловского теперь иронизируют в основном над Каспаровым и Касьяновым, а это уже «падающего толкни».

 Сатира, как  я понимаю, трудный жанр, не всякому  автору он посилен. Может, поэтому у  нас так мало сатириков? Я имею в виду настоящую сатиру, а не тех авторов, выступающих на разных юмористических телеконцертах и  телепередачах, где почему-то называют выступающих писателей не юмористами, а сатириками! Лично я стараюсь не смотреть разные юмористические концерты вроде "Кривого зеркала", юмористические телешоу, реалити-шоу вместо показа настоящей нашей жизни. Тогда я радостно ждал выступлений таких писателей, как Горин, Жванецкий. Кстати, и Горин, и Жванецкий, являются настоящими писателями- сатириками! Вот один из популярных фельетонов Жванецкого: 

 Для вас, женщины!

 Я не знаю, как  для вас, но для меня 8 маpта - втоpой день pождения. Я холостяк. Hе стаpый. Мне 18 до 17-го года, плюс 51, минус подоходный, плюс бездетность. Я по пpофессии бухгалтеp. Итого мне... 69 с копейками. Все дpузья хотят меня женить, потому что люди не выносят, когда кому-нибудь хоpошо. Hо я не спешу. 69 - вpемя еще есть. С моим возpастом, о котоpом я сказал выше, с моими данными, о котоpых я скажу ниже, я мог бы женить на себе весь балет большого театpа, но я не тоpоплюсь. Мне говоpят: - Слушай, Сигизмунд, для тебя есть девушка в Ташкенте, стpойная, как козочка, аpоматная, как пеpсик. - В Ташкенте. Улица Hавои, 65, вход со двоpа, налево, отдельная кваpтиpа с отцом? - Да. - С чеpными глазами, заикается? - Да. - Тетя болела желтухой в 36 году? - Да. - Хоpошая девушка, но зачем пpивязывать себя к одному месту? Я всю жизнь менял адpеса и места pаботы, менял, когда мне не нpавился пейзаж за окном или голоса сотpудников. Зачем же мне затихать вдали? И я сказал себе: "Сигизмунд, тебя pано отдавать, ты еще не все взял от жизни". И я сбежал к одной вpачихе. Доцент. Вот такая толстая диссеpтация, и тема интеpесная - что-то там в носу. Такая умная женщина. Бывало по pадио: "Буpя мглою небо кpоет..." - Откуда это, Сигизмунд? Я только откpывал pот и напpягал память, как она говоpила: - Ты пpав - это Пушкин. С ней я пошел дальше всех, с ней я дошел до загса. У меня уже был букет, мы с ее мамой пеpешли на "ты", а папа подаpил мне белые тапочки. И тут я сказал себе: "Стой, Сигизмунд. Она чудесная женщина со всеми удобствами, с гоpячей водой, в пpекpасном pайоне, но умна угнетающе". С таким же успехом можно жить в библиотеке или спать в машиносчетной станции. И я бежал к тpетьей. Та ничего не сообpажала, и я почувствовал себя человеком. Я свеpкал остpоумием, я пел и pешал кpоссвоpды. А она сидела pаскpыв pот. Когда человек, pаскpыв pот, смотpит на вас целый день, это пpиятно. Hо чеpез месяц это начинает pаздpажать. Я ей говоpю: "Закpой pот, я уже все показал". И хотя был ужин, и нас поздpавляли, и ее папа подаpил мне белые носки, я сказал себе: "Стоп, Сигизмунд, шутки шутками, но могут быть и дети". И я бежал домой... Где из живых людей меня ждет только зеpкало. Hо сегодня, женщины, у нас с вами большой день... Я чувствую, что я созpел. Сегодня я выгляжу, как никогда. У меня еще стpойная фигуpка, блестящая в некотоpых местах голова, слегка подкашивающиеся ноги, небольшое пpишептывание пpи pазговоpе, посвистывание пpи дыхании и поскpипывание пpи ходьбе, но если меня в тихом месте пpислонить к теплой стенке, со мной еще очень, очень можно поговоpить. О 8 маpта, о весне, о вас, женщины... Готовьтесь, птички. Я еду к вам на тpамвае. 

 Сатира ушла «в подземные реки»: в Интернет, в  анекдот как при советской  власти, но не исчезла как жанр и  живо откликается на события в  стране. Вот отставка Лужкова: тут  же в Интернете появляется шутка: «У нас все делается в Китае. Даже отставка мэра Москвы». Сатира – это реакция на раздражение», убежден Шендерович. Общество ежедневно что-то раздражает, но ирония помогает отрефлексировать отрицательные моменты. А реальной историей страны писатель считает сборник анекдотов: «Скажи, что было смешно, и я скажу тебе, что в этот день происходило, ведь сатира цепляется к главному! При этом сатира, не упоминающая власть предержащих и не задевающая болевых точек, как в России, уже не сатира. Это симуляция. У нас в стране объекты сатиры – те, кто по ту сторону границы: Тимошенко, Саакашвили, Лукашенко… Но, ребята, неприлично же критиковать руководителей другой страны, когда свои – вне критики! Ежи Лец сказал как-то: «Сатира никогда не победит на конкурсе, потому что в жюри сидят ее объекты». Классик прав!» За сатиру, считает Шендерович, никогда не дадут медали, ведь сам сатирик – первый объект раздражения. Сегодня сатира исчезла с федеральных телеканалов. Но, тем не менее, сохранилась даже в журналистике. Хотя качественно выступать в этом жанре, т.е. быть фельетонистом – редкий дар. Фельетоны Аверченко и Дорошевича можно читать, как сегодняшние: «Перечитайте «Этюд полицейской души», «Историю болезни Иванова», которая была написана в 1910 году. Прошел век, а читается так, как будто текст написан сегодня». Россия страна метафизическая, уверен Шендерович, а потому написанный сто лет назад текст вполне применим ко дню сегодняшнему. Но такого уровня фельетонистики сейчас нет, убежден писатель. Исключение, на его взгляд, Дмитрий Быков. С которым Шендерович дружит очень давно и называет его своим младшим товарищем.

 У политической сатиры на ТВ — свои правила игры. Новости для «Прожектора» отбирает группа сценаристов. Она же пишет  шутки-комментарии. Потом ведущие  программы репетируют чужие шутки, разбавляя их своими. На записи много импровизации. Письменных инструкций, как и на какие темы шутить, авторы не получают. Но все признают: работает принцип негласных договоренностей. Сценаристы не выходят за рамки.

 И если уж шутить, то без шуток про президента и премьера никак — возникли бы вопросы. «Премьер Путин говорит, что его достали посредники. Наверное, он решил поставить на учет свою “Ниву”», — ерничали в одном из выпусков «Прожектора». В другом — про фото, на котором Медведев машет рукой, говорили: «Свободная касса!» Когда во время поездки на Шпицберген Путин надевал ошейник на медведя, «Прожектор» шутил про «Единую Россию» — мол, тот же медведь позировал для логотипа партии.

 Сотрудники  Первого не скрывают, что хорошо освоили главный творческий метод политической сатиры — шутить не над Путиным и Медведевым, а над теми, кто их окружает: «Если президент песочит подчиненных на видеоконференции, то высмеивать стоит испуганных чиновников». Чиновник — отличная мишень для критики. Зритель одобрит. Он даже может быть вполне конкретным чиновником. После провала Олимпийской сборной в Ванкувере «Прожектор» не оставил на главе ОКР Леониде Тягачеве живого места. Скоро его и сняли.

 «Телевидение  позволяет себе столько сатиры, сколько  чувства юмора у руководителей  страны», — говорит шоумен Александр Цекало. Когда Медведев и Путин приходили на съемки КВН, про них шутили по тому же принципу: смеялись над свитой. Во время одной из игр команда Пятигорска сообщила Путину, что у России две беды — дураки и дороги: «И когда вы, Владимир Владимирович, куда-нибудь едете, одна беда немедленно начинает ремонтировать другую». В юмористических передачах Путина принято называть по имени-отчеству.

 В курской  команде КВН «Прима» есть пародист Дмитрия Медведева и каждую игру не обходилось без политического номера. А за время правления Путина появилась целая плеяда пародирующих его КВНщиков, в том числе и в нашем городе Тольятти. Карт-бланш, правда, был лишь у артиста Максима Галкина. Он шутил над чекистским прошлым президента России, имитировал немецкую речь и поддевал Путина за то, что он не владеет английским. На  Первом канале утверждают, что однажды Галкина пригласили на празднование Дня чекиста, и президент был в восторге. Но со временем пародии Галкина стали звучать все реже.

 Программа «Мульт личности» тоже должна обыгрывать актуальные новости. С ней та же проблема: мало кого можно рисовать. В первых сериях мультфильма Юрий Лужков в потешной кепке распродает Красную площадь. Из членов правительства рисуют главу МИДа Сергея Лаврова, с которым все время флиртует Хиллари Клинтон, и министра финансов Алексея Кудрина в виде чахнущего над златом Кощея Бессмертного. Шутить, что министр финансов жадный, можно, а в целом про бюджетную политику — уже не очень.

 В том же «Прожекторе» сложно представить себе шутку над вице-премьерами Игорем Сечиным или Игорем Шуваловым. У них есть уважительная причина: широкая публика не знает их в лицо. Хотя пока над ними не начнут шутить в эфире или хотя бы показывать в новостях, их узнавать и не будут. Эксперт Качкаева напоминает, что в «Куклах» был ровно такой эффект: многие оттуда узнали, как выглядят генпрокурор Владимир Устинов или глава МВД Виктор Ерин. Точно так же не попадает на телеэкран первый замглавы президентской администрации Владислав Сурков со своими инициативами. А от его мнения как раз во многом и зависит, как и про что можно шутить на ТВ.