Понятие структурного анализа

  Структурный анализ в социальном исследовании —  весьма непростое занятие. Оно осложняется  многими обстоятельствами, и прежде всего тем, что человеческое общество относится к высшему типу «органических» систем, которые уже упоминались  нами выше.

  Напомним, что части таких систем не просто взаимосвязаны, но еще и взаимоположены, т.е. могут существовать лишь в рамках целого, лишь в связи друг с другом. Это означает, к примеру, что в  истории нет, не было и никогда  не будет общества, в котором существовала бы экономика, но отсутствовала культура, наличествовало бы управление, но отсутствовало  воспитание детей.

  Более того, части органически целостных  систем, возникшие в результате саморазвития единого субстанциального начала, обладают структурной изоморфностью, делающей возможным их взаимопроникновение (к примеру, различие между политикой  и экономикой как организационно выделенными частями социального  целого отнюдь не мешает им вступать в  отношения композиционного пересечения, рождая такой феномен, как «экономическая политика»).

  Указанные обстоятельства, как уже отмечалось выше, чрезвычайно осложняют структурное  членение общества, однако, не делают его  невозможным — как в этом убеждены сторонники крайних форм «холизма», считающие такой подход заранее  обреченной попыткой «разъять музыку как труп» или «поверить алгеброй гармонию».

  В действительности структурный анализ является не только оправданным, но и  необходимым для любого исследователя, который не ограничивается созерцанием  внешних жизнепроявлений общества, но стремится понять его устройство. Важно лишь, чтобы такой анализ подчинялся неким общим правилам структурного рассмотрения органически  целостных объектов.

  Согласно  первому из этих правил, общество, как  и другие системы органического  типа, обладает собственными, объективно выделенными в нем частями, которые  должны «регистрироваться» ученым и  не могут быть объектом произвольного  конструирования в соответствии с его личными предпочтениями. Иными словами, общество следует  членить но «принципу апельсина», учитывая собственные «дольки», которые  создала в нем природа, а не по «принципу краюхи хлеба», разрезаемой  па любые произвольные куски.

  Второе  правило структурного анализа органических систем уже упоминалось нами в  связи со структурным рассмотрением  простейшего акта человеческой деятельности — социального действия. Согласно этому правилу, структурный анализ общества, как и любой другой сложноорганизованной системы, предполагает анализ частей, а вовсе не свойств или состояний, присущих этим частям.

  Напомним, что, выделяя в живом организме  такие специализированные части, как  сердце, легкие или печень, мы не можем  включить в этот список потребность  в кислороде или чувство голода, которые сами по себе не интересуют анатомию, являясь предметом другой дисциплины — физиологии.

  Аналогичным образом должна поступать и социальная теория. Не будем забывать, что структурный  анализ в ней осложняется огромным многообразием общественных явлений, к числу которых относятся  и предметы, которыми мы пользуемся, и процессы, в которых участвуем, и группы, в которые мы входим, потребности, которые мы испытываем, чувства,  которые переживаем,  отношения,  в которые вступаем,  и многое другое. Нам предстоит упорядочить сложнейшую мозаику, «рассортировать» такие разные явления, как наука, свобода, чувство стыда, эксплуатация, патриотизм, конкурс красоты, война, школа, собственность на станки и сами станки и прочее, и прочее, и прочее. Чтобы осуществить эту задачу, теория должна прежде всего уметь отделить «агнцев от козлищ» — части общества в их взаимном соотношении, составляющие собственно структуру, от порожденных ее функционированием свойств и состояний частей, рассмотрение которых при всей его важности не входит в собственную задачу структурного анализа.

  Наконец, согласно третьему правилу, структурное  рассмотрение общества, как и всякой другой сложной системы, должно учитывать  наличие в нем частей «разного калибра», занимающих в его структуре  далеко не одинаковое место. Иными словами, структурный анализ общества исходит  из наличия в социальной системе  целого ряда различных структурных  уровней, находящихся в отношениях иерархического соподчинения. Говоря конкретнее, речь идет об уровне подсистем, или наиболее крупных частей системы, обладающих собственным разветвленным  строением; уровне элементов, представляющих собой самые мелкие ее части (сохраняющие  субстанциальное свойство целого); и уровне компонентов, занимающих промежуточное положение между подсистемами целого и его элементами.

  Подобную  структурную многомерность общества проще всего проиллюстрировать  путем аналогии с системой, которая, казалось бы, должна быть известна нам  лучше всего — нашим собственным  организмом31. Тем не менее, если спросить человека «с улицы», из каких частей он состоит, ответ чаще всего сведется к бессистемному перечислению таких  внешних «деталей», как руки, ноги, голова, туловище и пр.

  Иным  будет ответ человека, хорошо знающего анатомию. Вопрос о частях нашего организма  заставит его переспросить: «А какой  уровень структурной организации  вас интересует?» Поинтересовавшись  уровнем подсистем, мы получим уже  вполне конкретный ответ: дыхательная, пищеварительная, центральная нервная, мускульно-опорная, кровообращения и  т.д. Поинтересовавшись компонентной организацией дыхательной подсистемы, мы узнаем, что она включает в  себя легкие, бронхи, дыхательное горло  и многие другие органы и ткани. Эти  органы, в свою очередь, состоят из более дробных компонентов, которые  делятся все далее и далее  — вплоть до простейших биологических  клеточек, включающих в себя клеточное  ядро, цитоплазму и прочие уже неделимые  «кирпичики» биологического организма (дальнейшее деление таких элементов  даст нам уже части, не обладающие свойствами живого, представляющие интерес  для химиков, физиков, но не собственно биологов).

  Подобным  же многоуровневым строением обладает и человеческое общество, в составе  которого структурный анализ обязан выделить подсистемы, образующие их компоненты и простейшие элементы, дальнейшее членение которых «убивает» субстанциальные  свойства социального. «То, что обычно называется общественной жизнью или  общественными явлениями, — справедливо  замечает П.А. Сорокин, — представляет собой комплекс фактов и процессов  настолько сложный, что изучить  его, не разложив на составные части, совершенно невозможно»32.

  Увы, современная социальная теория, претендующая на анализ общества в его системной  целостности, не может похвастаться единством мнений по этому важному  вопросу. Существующие школы предлагают разные его решения, рассматривая в  статусе подсистем, компонентов  и элементов самые различные  явления общественной жизни33.

  Важнейшими  причинами такого разнобоя являются, на наш взгляд, или излишняя «философизация»  социальной статики, попытка решить ее проблемы методами спекулятивного умозрения, или, напротив, сугубо эмпирический подход к ней, стремление обнаружить части социальной системы «на  ощупь» методам эмпирического «социологизма», оторванного от социально-философской  рефлексии общества и противопоставленного ей.

  Вместе  с тем именно проблемы социальной статики, по нашему убеждению, наиболее ярко демонстрируют концептуальное взаимопересечение философского и  социологического взглядов на общество, призванных дополнять, но не заменять друг друга. Подобное взаимодополнение мы назвали бы четвертым правилом структурного анализа, нарушение которого дорого обходится и социальной философии, и социологии.

  В самом деле, наибольшую сложность  в структурном анализе общества, как мы увидим ниже, вызывает вопрос о «ненасильственном» выделении  подсистем как «главных», наиболее крупных частей самодостаточной  социальной системы. Очевидно, что решение  этого вопроса находится в  прямой зависимости от понимания  ученым природы социума как «рода  бытия в мире», его субстанциальной  основы, к которой сводится все  многообразие общественных явлений. Ниже мы увидим, к примеру, что попытка  представить в качестве субстанции социального феномен сознания (предпринятая, в частности, П. Сорокиным) ведет  к структурным схемам, которые  качественно отличны от схем, основанных на понимании социального как  предметной деятельности человека, не редуцируемой к форме его самосознания.

  Столь же существенно сказывается на социальной статике понимание теоретиком природы  общества как организационной формы  воспроизводства социального. Очевидно, что «субъектная», «институциональная»  или «деятельностная» парадигмы  такого понимания ведут к весьма различным взглядам на характер и  число подсистем общественной организации.

  Так, многие теоретики, полагающие, что общество проявляет себя в качестве коллективного  группового субъекта общественной жизни, делят его, соответственно, на социальные группы, человеческие коллективы, рассматривая самые большие из них в качестве искомых подсистем общества. Таковыми нередко признают «гражданское общество», включающее в себя в качестве компонентов множество неполитических групп (классы, профессиональные корпорации, семьи, объединения по интересам и т.д.) и «государство» в широком смысле слова, включающее в себя множество различных политических союзов, организаций и институтов.

  Другие  ученые, являющиеся сторонниками институциональной  парадигмы, полагают, что основное членение общества связано не с разделением  на группы, а с выделением исходных типов общественных отношений, носителями которых группы являются.

  Такова, к примеру, точка зрения многих сторонников  Маркса, считающих, что главными частями, подсистемами общества являются «базис», понимаемый как совокупность производственно-экономических  отношений, и «надстройка», образуемая отношениями политико-юридическими. Группы же рассматриваются в качестве компонентов, включенных в ту или  иную подсистему: классы относят к  сфере базиса, государство — к  сфере надстройки, а некоторые  объединения людей (к примеру, семью) относят одновременно и к сфере  базиса, и к сфере надстройки.

  Наконец, направление, исходящее из деятельностной парадигмы (которое мы считаем наиболее верным), полагает, что подсистемы общества как организационной формы самодостаточной  групповой активности образуются основными  типами деятельности, необходимыми для  совместного существования людей. Поэтому для выделения подсистем  общества и их последующего членения следует прежде всего установить такие человеческие занятия, осуществление  которых придает социальным группам  самодостаточность, позволяет им автономно  существовать и развиваться, создавать  все необходимые условия для  жизни своих членов — всех вместе и каждого в отдельности.

  Все эти точки зрения так или иначе  представлены в отечественной социальной философии, издавна обсуждающей  проблему подсистем общества, именуемых  большинством специалистов сферами  общественной жизни. Вместе с тем  именно эта проблематика представляет собой, по нашему убеждению, наиболее слабое место, ахиллесову пяту исторического  материализма, который монопольно господствовал  в нашей философии и до сих  пор доминирует в ней.

  В самом деле, сторонники материалистического  понимания истории всегда были единодушны в интерпретации основных детерминационных зависимостей, функциональных взаимоопосредований, существующих в обществе. Никто из них не сомневался и не сомневается  в первичности «общественного бытия» перед «общественным сознанием» или в том, что «базис» определяет «надстройку», а материальное производство — социальный, политический и духовный порядки общественной жизни.

  Иначе обстояло дело с попытками дать структурное  наполнение этих абстракций, указать  на те действительные фрагменты общественной жизни, которые составляют содержание «общественного бытия», «базиса», «материального производства» или «социальной  сферы общества». В этом случае теоретики  демонстрировали ощутимый разнобой мнений, неспособность прийти к общей  интерпретации ключевых для исторического  материализма определений, неявно сформулированных его классиками (достаточно сказать, что дискуссия по проблеме «общественного бытия» длилась в советской философской  литературе более двадцати лет и  не привела к выработке солидарного  понимания этой категории).

  Существует  множество причин такой «недоразвитости» структурной проблематики в наиболее влиятельном направлении отечественной  социальной философии. Наиболее общей  из них можно считать экспансию  ценностного сознания в сферу  рефлективной проблематики, а именно влияние революционаристских интенций марксизма, в результате которых  внимание его сторонников концентрировалось  на «диалектических законах развития общества», в то время как интерес  к его структурным константам рассматривался как проявление «метафизического»  взгляда на историю. Несомненной  причиной «структурного дефицита»  можно считать также «гиперфилософизацию» исторического материализма, которая  проявилась в попытке решать структурно-социологические  проблемы с помощью предельных философских  абстракций, в стремлении разложить  все многообразие социокультурных  явлений по полочкам «материального»  и «идеального» в общественной жизни34.

  Как бы то ни было, приходится констатировать, что в «постсоветской» социальной философии отсутствует должная  ясность в вопросах структурной  организации общества, природе его  подсистем, компонентов и элементов. Многие отечественные специалисты  до сих пор убеждены в том, что  понятие «материальное производство»  является синонимом понятия «экономика» (не различая тем самым тип деятельности и систему распределительных отношений, возникающих по поводу ее средств и результатов); что культура представляет собой сумму «форм общественного сознания» и даже совокупность «материальных и духовных ценностей» человечества. Сложнейшие проблемы до сих пор пытаются решать методом «гласа Божьего из горящего куста» — то есть поиском готовых, «цитатных» ответов у некритически оцениваемых авторитетов.