Смерть

  Таким образом, дородовой период растягивался на достаточно большой промежуток времени. Если это была молодая семья, то он начинался на свадьбе, когда повитуха угощала молодых молоком с ягодами, а если семья ждала очередного ребенка, то с того момента, как женщина, которая могла и не быть на тот момент беременной, обращалась к повивальной бабке за советом.

  Период  собственно родов начинался с  момента первых схваток беременной и прихода в дом повитухи. Этот период наиболее насыщен магико-заклинательными действиями, направленными на облегчение родов.

  Приходя в дом, повивальная бабка для  обеспечения устойчивости схваток  говорила: «Отворяйте, отворяйте! Отворили, отворили! Идите, идите! Пришли, пришли»¹⁸. Или: «Отпирайте, отпирайте! Проезжайте, проезжайте!»¹⁹.

  Чтобы предотвратить боль, роженице предписывалось распустить и расчесать волосы так, чтобы на них не было узелков, для  этой же цели открывали двери. Чтобы  младенец не запутался в пуповине или та не обмотала ему горло, повивальная бабка развязывала все узлы, пояса и другие предметы. Вера в то, что не развязанный узел вредит роженице, была так сильна, что если умирала женщина, муж которой был способен к деторождению, родственники звали повитуху, чтобы та проверила узлы на одежде умершей. Верили, что в противном случае роды следующей жены будут тяжелыми.

  Заговоров на облегчение родов в Судогодском  крае записано немало, они сопровождают два типа магических действий: с тестом и с водой.

  В первом случае повитуха замешивала тесто, чаще всего ржаное, и, вымешивая его, говорила достаточно устойчивую по вариантам формулу типа: «Я тебя тесто мешу-творю один час со минутою, так вот и рабе Божьей Марье мучитсямучится один часок со минутою. Аминь!»²⁰. Иногда в этом и заключалось все действие, но чаще вымешенным тестом мазали живот беременной или заставляли его пить.

  Магические  действия с водой сопровождались развернутыми заговорами. Преимущественно  это обращения к Богородице с  просьбой снять ключи и отомкнуть «костяны» ворота. «Стану, я раба Божия благословясь, и пойду из избы дверьми, из двора воротами. Выйду я в чисто поле, помолюсь-поклонюсь на восточну сторону. На восточной стороне море-киян горючее, на море — кияне бел-горюч камень Латырь. На том бел-горюч камне Латыре сидит Мать Пресвятая Богородица. У нее на поясе шелковом золоты ключи. Помолюсь-поклонюсь Матери Пресвятой Богородице: «Мать Пресвятая Богородица, сойди с бел-горюч камня Латыря, возьми с шелкова пояса златы ключи, отомкни-отвори у рабы Божьей Клавдии ворота телесны, выпусти младенца на Божью волю. Аминь!»²¹.

  Этот  заговор сопровождается питьем беременной с ложки святой или «чистотельной» (настоя чистотела) воды. Иногда заговор  произносился на реке, куда повивальная бабка отправлялась за водой, которую набирали в особую посуду. Заговор произносился лишь после того, как повитуха набирала и выливала воду девять раз, «а как десятый черпнешь — говоришь»²².

  Существовали  и более короткие формы заговоров  на воду для роженицы: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Дева Мария, Пресвятая Богородица, сними с пояса златы ключи, отвори гору каменну, выпусти голову костяну. Аминь!»²³.

  Встречался  и еще один тип заговоров на воду. Переливая из горшка в горшок воду, повивальная бабка говорила: «Как Дева Мария родила сына Иисуса Христа без боли, без стона, что не един человек не слышал, так бы и рабе Божьей Варваре родить дите не стонавши, не болевши и от людей не слышно. Аминь»²⁴.

  Будучи  наиболее насыщенным заговорно-заклинательными  действиями, родовой период был в силу естественных причин наиболее компактен во времени. Считалось, что роды должны занимать от часа (легкие) до суток (тяжелые), если же роды длились дольше, то полагали, что младенец или мать (а иногда и оба) могут умереть, и для их спасения заказывали в церкви молебен (если роды происходили в селе) или приглашали «читалку» — женщину, хорошо знающую церковную службу и обычно читающую молитвы над покойником, чтобы она помолилась за успешное завершение родов. Самые пожилые исполнительницы вспомнили вспомнили, что при затянувшихся родах обращались к священнику с просьбой открыть царские врата, но в связи с секуляризацией церковной жизни этот обычай забылся, а заказывание молебна сохранялось до закрытия церквей и возобновилось сразу после возобновления служб.

  Послеродовой  период наполнен огромным числом различных  действий, наиболее важными из которых являются обряды, связанные с пуповиной и детским местом.  Пуповину обрезали ножом, причем до сих пор помнят о том, что мальчику пуповину обрезали на топоре, «чтоб, значит, работник был»²⁵, а девочкам на челноке от ткацкого станка, чесалке или прялке. А детское место мыли, заворачивали в холст и зарывали либо в подполе, либо на улице под красным углом, «там, где никто не ходит»²⁶.

  Если  ребенок рождался в асфиксии, то повивальная бабка предпринимала ряд действий, призванных восстановить дыхание. Младенца три раза проносили между ног матери или подкидывали вверх. При этом либо произносили магическую формулу: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Жив младенец! Жив младенец!»²⁷, либо развернутый заговорно-заклинательный текст: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Пресвятая Богородица, пособи-помоги мне, отыщи-разыщи золотник. Золотник-золотник мой, отыщи-разыщи свое дорогое место. Встань на него, чтоб у рабы Божьей Клавдии чадо и сносилось, и спородилось, и от болезней отговорилось. Жив младеня! Жив младеня!»²⁸.

Если  младенец рождался слабым, то в зависимости  от пола новорожденного его протаскивали либо через отцовские штаны, либо через юбку матери, а после этого  окачивали крещенской²⁹ водой. Вообще, обмывание ребенка и магические формулы, сопровождающие ритуал, представлены в Судогодском районе чрезвычайно полно³⁰. Это и привычное обливание ребенка водой, сопровождаемое словами «С гуся вода, а с Вовочки³¹ худоба»³², и другие, расширенные варианты формул «С гуся вода, с Нины худоба. Вода вниз, а дочка кверху»³³, «С гуся вода, с Юли худоба, вода вниз, а Юля кверху. Все твои болезни — на калену каменку»³⁴, «С гуся вода — с младенца худоба. Окачишь! Окачишь! Вымойся! Уйди окачишь во имя Отц, и Сына и Святого Духа!»³⁵.

  Однако  помимо обряда окачивания существовал  и другой обряд — «погружения в воду», который совершался единожды над только что родившимся младенцем и, видимо, предшествовал обряду окачивания.

  «Придет (повитуха), примет ребенка и берет святую воду, и ребенка в воду погрузит. Так и говорили — в воду погрузила. Она грузила и говорила: «Святая водица, возьми с младеня все порчи, все уроки, болесни. Защити его от родимца, лихорадки, золотухи, урока, колдуна, колдуницы и простоволосой девицы. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!» ³⁶.

  Функционально обряд погружения в воду носил  очистительно-обережный характер. С  его помощью родившийся ребенок, проходил очищение и на время до крещения был защищен от влияния злых сил. С нашей точки зрения, обряд окачивания в данном случае исполнял роль «закрепки», близкой к закрепительным формулам заговоров, таких, как «Будьте мои слова лепки-крепки...» или «Ключ да замок...» магических действий, производимых при погружении в воду. В дальнейшем окачивание приобретает самостоятельную функцию оберега ребенка от болезней и поэтому производится при каждом купании младенца. Обряд же погружения в воду не может повторяться систематически, так как его очистительная функция связана с переходным статусом родильного обряда. Следовательно, погружение в воду должно быть приравнено к таким неповторяющимся элементам других переходных обрядов, как баня невесты (а в Судогодском р-не еще и обливание молодых после первой ночи) и обмывание покойника.

  Следующим важным элементом послеродового периода является правка ребенка, сопровождаемая заговорными текстами. Надо отметить, что ребенка не только правили, расправляя ему ножки и ручки: «Гладят ножки, ручки, а потом кладут животом на ладонь, чтоб он висел, и говорят: «Расправили — уродцем не будешь.»»³⁷, но и, веря в магические свойства заговорного слова, стремились исправить его внешность и предотвратить курносость: «Потом за нос потянешь и скажешь: «Не будь курнос и спи крепко!»³⁸.

  Сразу после правки гадали о будущей  жизни ребенка. Приметой долгой жизни считали громкий и долгий плач младенца, а богатство в будущей жизни предвещали многочисленные родинки на теле младенца. Особое место занимал обряд положения в колыбель. Надо отметить, что в Судогодском крае различались два вида колыбелей — зыбки и люльки. Зыбка — это «такие дощечки, две длинные, а две короче, и досочки не широкие, а снизу ее мешковиной клали и ремнями прошивали»³⁹, т. е. это рама с натянутой на нее мешковиной. Люлька же это деревянный ящичек. И люльку, и зыбку крепили на пружине к шесту, втыкаемому в стенное кольцо. В начале века появились, а потом и широко распространились качки — «ящичек и полозья с изгибом»⁴⁰. Для того чтобы ребенок не плакал, в колыбель клали осиновую кору или камень и говорили: «Как этот камень лежит не шелохнется, так чтобы и раб Божий Митенька лежал и спал, не знал ни крика, ни гомона. Аминь!»⁴¹.

  С нашей точки зрения, послеродовой период завершался платой повитухе. И хотя она появлялась еще и в жизни молодой матери, и у новорожденного, ее основные функции завершались. Платой повитухе служили платки: «Платками ее одаривали. Нельзя ей денег брать. У нее дар»⁴².

  Послеродовой  период завершал собственно родильные  обряды, а следующие за ним крестины открывали серию обрядов первого  года жизни.

  В Судогодском крае крестильный обряд состоит из нескольких этапов. Прежде всего выбирают крестного и крестную, которые после обряда включаются в систему родства: «Кого крестной с крестным записали называются кумовьями, уж роднятся, как хорошая родня»⁴³. Обычно крестными становились друзья семьи, реже родственники, «повитуха никогда крестной не будет»⁴⁴. Молодая мать никогда не присутствовала на крестинах, так как они проходили самое большее через две-четыре недели после родов, а родившая женщина могла появиться в церкви только по истечении шести недель после родов (об обряде взятия молитвы см. ниже). Обычно же старались окрестить ребеночка как можно раньше. Крестильную рубаху готовила мать, а деньги священнику обычно платил крестный. Он же передавал ребенка священнику, который совершал таинство.

  В церкви всегда присутствовала повитуха, которая гадала о будущей жизни  и качествах ребенка. Прежде всего  она замечает, поплыли или утонули  брошенные священником в купель волосы. «Вот если волос по купели плывет, то ребеночек долго жить будет, а если нет — помрет скоро»⁴⁵. Смотрела повитуха и на то, как крестные отвечали священнику. Полагали, что если крестный или крестная запнутся, то ребенок будет заикой «Нельзя крестным запинаться — младеня заикой будет»⁴⁶.

  После возвращения из церкви совершался обряд, который назывался «обмыть копытца». Иногда, это действительно обмывание ног младенца вином «Вином ножки обмывают, ножки — вином»⁴⁷, но чаще обычай сводился к одариванию младенца со стороны гостей и угощению гостей «стол собирают, за столом сидят — подарки дарят»⁴⁸. После «обмывания копытец» совершался другой обычай — молодого отца кормили «сбродом». Эту пищу готовила повитуха и она состояла из смеси мало совместимых продуктов: «Сброд — это хлебные корки, квас, хрен, каша и много соли»⁴⁹. Угощая молодого отца этим кушаньем, повитуха приговаривала: «Как раба Божья Марья мучилась, так и ты помучайся»⁵⁰. Или «Как раба Божья маялась, так и ты помайся»⁵¹. Иногда именно здесь молодой отец дарил повитухе платок, но значительно чаще откупался от нее деньгами. После крестильного обряда совершался обряд очищения матери, когда по истечении шести недель после родов женщина с ребенком отправлялась в церковь и брала молитву. До этого времени женщина считалась нечистой и представляла опасность для окружающих, но и сама она подвергалась опасности из потустороннего мира, поэтому на протяжении шести недель женщина должна была соблюдать целую систему запретов. Прежде всего такую женщину нельзя оставлять одну и поэтому с ней всегда кто-нибудь остается. Чаще всего это повитуха «повитуха при ней всегда»⁵², но иногда это могут быть родственники женщины. Считается, что даже во дворе собственного дома женщине угрожает опасность:

  «Вот  у нас в деревне  одна после родов  пошла на двор, после  родов-то, а ее затащил  под сарай, почитай всю ночь искали. Она говорит, что старик седой, борода во — лохматая такая. Дворовой, он нечистых не любит, а после родов она нечистая»⁵³.

  Но  и в присутствии повитухи женщине  запрещается делать целый ряд  работ: месить хлеб, доить корову и  так далее. Верили, что у коровы «молоко убудет, а то и вовсе корова ссохнет»⁵⁴, а хлеб «или не поднимется, или не пропечется, или сгорит»⁵⁵, поэтому очень часто эту работу делала за женщину повитуха.

  Институт  повивальных бабок сильно развит в Судогодском крае. Помимо собственно акушерских услуг именно им отдается предпочтение при совершении многих обрядов первого года жизни ребенка. Причем всегда отмечается, что большинство из них могут делать и другие люди, но предпочтение отдается именно повитухе.

  Например, обычай «зарубать путы» может совершить тот, кто увидит первые шаги ребенка: мать, бабушка, крестная. Однако полагают, что «вообще каждый может зарубить (поставить ножом или ножницами крестик меду ножек ребенка, чтобы зарубить страх и чтобы ребенок не боялся ходить), но лучше, чтоб бабка, тогда верно будет»⁵⁶.