Психология социальных меньшинств

      Вопрос, следовательно, не в том, плох или  хорош диктат большинства: как механизм социального контроля, он неизбежен. Проблематично другое: является ли «давление к единообразию», используя терминологию Л. Фестингера, единственным вектором «локомоции» группы? Может ли социальная общность полноценно функционировать и развиваться, подавляя и нивелируя отклоняющиеся от общепринятых точки зрения либо изгоняя их носителей? Является ли численность приверженцев некоей позиции критерием ее законности и истинности? Если да, то, как в таком случае происходит процесс нововведений? Исключают ли информационная, нормативная, статусная и прочие виды зависимости индивида от группы возможность его воздействия на нее? Могут ли, каким образом, и при каких условиях инакомыслящие индивид или меньшинство изменить взгляды членов большинства?

      Именно  эти вопросы определили проблемное поле серии экспериментальных исследований, начатых четверть века назад под руководством одного из лидеров европейской социальной психологии С. Московиси, выступившего «крестным отцом» концепции социального влияния активного меньшинства. Меньшинство в этих исследованиях операционально определялось как относительно небольшая (меньше половины) часть группы или отдельный индивид, разделяющие иные, чем представители большинства, нормы и ценности и не обладающие авторитетом, властью, престижем, которые позволили бы им распространить свои взгляды. В лабораторном эксперименте, являющемся главным методом изучения влияния меньшинства, роль последнего, как правило, исполняют один-два сообщника экспериментатора, якобы спонтанно демонстрирующие специфический, контрастирующий с изначальной позицией «наивного большинства» стиль поведения.

      Представьте, что Вы в группе из шести человек  принимаете участие в эксперименте на восприятие цвета. Поначалу все проходят стандартный тест на цветоразличение, и Вы констатируете, что все члены группы хорошо различают цвета. Экспериментатор объявляет, что сейчас он предъявит серию диапозитивов, а Вы должны громко назвать цвет (причем лишь простой, а не составной) и определить его интенсивность по шестибалльной шкале. Следует серия из 36 предъявлении диапозитива голубого, как Вы отчетливо видите, цвета, что подтверждается ответами трех других испытуемых. К Вашему удивлению, два человека на протяжении всего эксперимента настойчиво утверждают, что проецируемый диапозитив зеленого цвета.

      Что происходит с Вами в подобной ситуации, смоделированной С. Московиси и его коллегами в одном из наиболее известных экспериментов? Вы не можете предположить, что у этих двух человек дефекты цветового зрения: не позволяют результаты предварительного тестирования. Их настойчивость исключает гипотезу о случайной ошибке. Казалось бы, Вам ничто не мешает проигнорировать эти «странные» ответы: не только Вы сказали «голубой», а группу никто не обязывал прийти к согласию. И тем не менее позиция этого непонятного меньшинства, столь радикально отличающаяся от взглядов остальных, не была бесследной. Более трети «нормальных» испытуемых минимум четыре раза назвали проецируемый цвет зеленым; 8,42% всех ответов большинства составили ответы «зеленый», тогда как в контрольной ситуации было лишь 0,25% ошибок. Когда после эксперимента испытуемые вновь проходили тест на цветоразличение (нужно было назвать цвет каждого из серии диапозитивов, постепенно изменяющихся от голубого до зеленого), даже те, кто ни разу явно не поддался на «провокацию» меньшинства, с излишней поспешностью — по сравнению с результатами выполнения того же задания людьми, не испытавшими воздействия меньшинства, — определяли проецируемый цвет как зеленый. По воспоминаниям одного из сообщников экспериментатора, испытуемые узнавали и останавливали его в университетских коридорах много времени спустя, делились пережитыми сомнениями, иронизировали по поводу специфичности его цветового восприятия, словом, демонстрировали типичную амбивалентную реакцию на «инакомыслящего», который, как давно известно, эмоционально отторгается и даже подвергается остракизму, но в то же время привлекает внимание, вызывает интерес, запоминается».⁴

      Таким образом, результаты эксперимента позволяют сделать два вывода: 1) меньшинство способно повлиять на позицию членов группового большинства, причем это влияние имеет как явную, так и латентную формы; 2) предпосылкой воздействия меньшинства являются последовательность и настойчивость отстаивания им оппозиционных большинству взглядов. Важные сами по себе, эти выводы позволяют обозначить две главные проблемные области исследования влияния меньшинства: 1) изучение спектра факторов, определяющих возможность влияния и его масштаб; 2) анализ внутренних механизмов воздействия, в частности процесса трансформации мнений представителей большинства. Рассмотрим основные итоги эмпирического изучения этих проблем.

       III. Факторы влияния меньшинства

      «Решающим фактором влияния меньшинства чаще всего называют устойчивость его поведения, проявляющуюся в жесткой фиксированности исходной позиции и последовательности ее отстаивания во взаимодействии с большинством. Так, в одном из первых посвященных этой теме экспериментов К. Фоше и С. Московиси устойчивость операционально задавалась как повтор во времени ответов определенного типа. Группе испытуемых объясняли, что они будут участниками эксперимента, в упрощенном виде воспроизводящего ситуацию перцептивного выбора при контроле воздушной навигации. Им предъявлялась серия рисунков, различающихся по четырем параметрам: размеру (большому или маленькому), цвету (красному или зеленому), форме (овальной или угловатой), контуру (непрерывному или пунктирному). Необходимо было выбрать и назвать вслух тот параметр, который был бы наиболее значим в условиях быстрого реагирования. В контрольной ситуации, где участвовали только «наивные» субъекты, четыре возможных ответа были равновероятными. В экспериментальной ситуации, где сообщник экспериментатора постоянно давал ответ, ориентируясь на один и тот же параметр «цвет», существенно возросло число аналогичных ответов «нормальных» членов группы.

      В другом эксперименте тех же авторов  устойчивость также была определена посредством повторов ответов одного типа. Но в этот раз от испытуемых требовалось ассоциировать каждое из предъявленного списка существительных либо с конкретным качеством (апельсин — круглый), либо с общим понятием (апельсин — фрукт). Сообщник экспериментатора, постоянно ассоциируя существительные с общим понятием, добивался заметного сдвига в пользу подобных ответов».⁵

      Итак, устойчивость собственной позиции  — эффективное средство изменения  позиции окружающих. По данным С. Московиси, Е. Лаж и М. Наффрешу, социальное влияние  в большей степени определяется устойчивостью, с которой участники  дискуссии защищают свою точку зрения, чем принадлежностью их к меньшинству или к большинству.

      « В эксперименте была организована дискуссия между индивидами, которые оценивали уровень демократичности общества, опираясь на два различных признака: свобода выборов; контроль со стороны государства. Одни испытуемые большее значение в оценке степени демократии придавали первому признаку, кроме того, их убедили, что связь между «свободой выборов» и «уровнем демократии» является линейной: чем большее количество выборов в данном обществе были свободными, тем выше уровень его демократии. Этих испытуемых условно обозначили как обладающих «линейным когнитивным стилем». Благодаря прочности усвоения прямой зависимости между полученной информацией и суждением их система ответов характеризовалась высокой внутренней устойчивостью.

      Вторая  группа испытуемых, оценивая уровень  демократии, опиралась на второй признак  — степень государственного контроля, причем им было показано, что слишком  высокая или слишком низкая степень  контроля ведет к понижению уровня демократичности общества. Таким образом, эти испытуемые приобретали «нелинейный когнитивный стиль», который заключался в установлении непрямой связи между информацией о степени контроля и суждением о демократии. Их модель ответа характеризовалась большей изменчивостью, а, следовательно, и внутренней непрочностью. 
Затем испытуемым с различными стилями ответов поручалось построить общий критерий уровня демократичности общества. Тем самым создавалась конфликтная ситуация, где «линейные» и «нелинейные» ответы служат исключительно для определения объекта спора, но не достаточны для выяснения правильности суждений сторон. Чтобы добиться консенсуса, необходим не только обмен информацией, но и убеждение партнерами друг друга. Были сформированы группы из трех человек. В одних к двум «устойчивым» (с «линейным когнитивным стилем») был присоединен один «неустойчивый» (с «нелинейным когнитивным стилем»), в других группах к двум «неустойчивым» присоединялся один «устойчивый»».⁶

      Таким образом, в позиции меньшинства оказывался в первом случае «неустойчивый», а во втором — «устойчивый». Результаты эксперимента показали, что «линейные» испытуемые, были ли они в позиции меньшинства или большинства, оказывали большее влияние на других членов группы, чем «нелинейные». Таким образом, в ситуации социального влияния когнитивный стиль более значим, чем численность источника и объекта воздействия: «более устойчивые» индивиды влияют на «менее устойчивых» независимо от того, принадлежат они меньшинству или большинству.

      «Почему человек или подгруппа, демонстрирующие последовательный стиль поведения, исключающий двойственность и внутренние противоречия, более влиятельны? Отвечая на этот вопрос, большинство авторов подчеркивают, что социальное влияние — это процесс, осуществляющийся в ситуации конфликтного взаимодействия и посредством него. А «возникновение конфликта, — по мнению Ж. Пешлер, автора одной из наиболее интересных монографий по проблеме социального влияния, — предполагает демонстрацию специфического стиля поведения, который выражает желание повлиять на другого и в то же время — воспротивиться влиянию с его стороны». Стабильность и жесткость позиции, с одной стороны, позволяют «увидеть», «различить» его носителя и тем самым способствуют дифференциации и поляризации взаимодействующих сторон. С другой стороны, «последовательность, выступает ли она во внутренней, интраиндивидуальной или в интериндивидуальной формах, играет решающую роль в приобретении и организации информации об окружающем». Демонстративная последовательность поведения заставляет окружающих задуматься о его причинах и — особенно если оно проявляется не одним, а подгруппой из двух человек — приписать эти причины не только личности, но и объекту. Соприсутствие интра- и интериндивидуальной форм консистентности поведения позволяет предположить, что оно обусловлено внутренними свойствами и подгруппы, и самого объекта оценки. Иными словами, фактором влияния выступает не столько само по себе повторение одного и того же «отклоняющегося» ответа, сколько образ стоящего за ним источника и  самого предмета воздействия. Зависимость степени влияния меньшинства от его образа в глазах большинства убедительно показана С. Папастаму. Для обозначения свойств, которыми окружающие наделяют представителей активного меньшинства, автор пользуется термином «психологизация». «Психологизация» — личностная интерпретация людей, отстаивающих не принятую в группе позицию, — может распространяться на всех либо на часть членов меньшинства, но в любом случае выступает своеобразной «селективной сеткой» восприятия его поведения. Способствует или препятствует влиянию меньшинства его «психологизация»? Сходно или различно это влияние, когда «психологизации» подвергаются все члены меньшинства или только его лидер? Для ответа на эти вопросы С. Папастаму распределил испытуемых — школьников старших классов, обсуждавших проблему загрязнения окружающей среды, — на четыре подгруппы, полученные из пересечения двух независимых переменных: наличие/отсутствие «психологизации» меньшинства и присутствие/отсутствие лидера в нем. Исследование проводилось в два этапа, с недельным интервалом. На первом испытуемые заполняли опросник,  
затрагивающий проблему ответственности за загрязнение окружающей среды. Как выяснилось, подавляющее большинство школьников ответственность за нарушение экологии возлагали на промышленные предприятия и лишь некоторые — на каждого отдельного человека. На втором этапе испытуемым предъявлялась позиция меньшинства в виде письменного сообщения о виновности каждого члена общества в загрязнении среды. При этом в одном случае сообщалось, что текст составлен официальным представителем (лидером) меньшинства, в другом — совместно выработан всеми, кто разделяет эту точку зрения. В действительности в обоих случаях текст был идентичен и написан экспериментатором. Основываясь на прослушанном тексте, испытуемые должны были «угадать» наиболее вероятные психологические характеристики авторов, а затем вновь заполнить опросник, предъявлявшийся на первом этапе».⁷

      «Результаты в целом соответствовали гипотезе: «психологизация» усиливает влияние меньшинства, обладающего лидером, и блокирует его, если меньшинство воспринимается как деперсонифицированная общность. Лидеру как автору текста приписывались уверенность, компетентность, настойчивость, меньшинству — догматичность и упрямство. Таким образом, девиантная позиция лидера интерпретировалась как обусловленная знанием дела и стремлением действовать согласно своим принципам, что, по-видимому, и порождало когнитивный конфликт у представителей большинства, вынуждавший пересмотреть справедливость собственных суждений. Аргументация же меньшинства как коллективного автора текста воспринималась как продиктованная личностными особенностями, которые можно не брать в расчет».⁸

      Итак, «сила» меньшинства как источника  социального влияния во многом предопределена тем, как оно воспринимается окружающими. Результаты ряда исследований позволяют предположить, что эта «сила» возрастает, если поведение меньшинства расценивается как автономное и независимое. В одном из. этих исследований пять человек, один из которых был сообщником экспериментатора, приглашались обсудить за столом размер денежной компенсации работнику за полученную им производственную травму. Средняя сумма компенсации, называвшаяся испытуемыми до дискуссии, — 14,5 тыс. долларов из 25 тыс. максимально возможной компенсации. В ходе дискуссии сообщник неизменно называл сумму в 3 тыс. долларов, руководствуясь заранее заготовленным перечнем аргументов. Таким образом, поведение сообщника было явно отклоняющимся и последовательным. Независимыми переменными были место сообщника за столом (во главе или сбоку) и способ выбора этого места (самостоятельный или по указанию экспериментатора). Оказалось, что сообщник влиял на позицию окружающих только в том случае, когда самостоятельно занимал место во главе стола; если же ему указывали это место или он сам садился сбоку, трансформации мнений других членов группы не происходило. Независимость поведения меньшинства, использующего некоторые атрибуты власти, — например, свободный выбор главенствующего места за столом, существенно усиливает его влияние на представителей большинства.

      «Эффективность влияния меньшинства зависит не только от устойчивости и последовательности отстаивания им своей позиции и его образа, но и от того, принадлежит ли нет девиантное  
меньшинство самой группе. Меньшинство может выступать как внутригрупповой и как внегрупповой источник влияния. В каком случае эффективность влияния выше? Ряд авторов, отвечая на этот вопрос, опираются на модель социальной идентификации, основанную на результатах исследований межгрупповых отношений, согласно которым испытуемые, как правило, позитивно оценивают группу, к которой принадлежат. С этих позиций резонно предположить, что люди заведомо более благосклонны к точке зрения того, кто принадлежит к их группе, чем к мнению постороннего. Идентифицироваться с внутригрупповым источником влияния, усвоив его манеру говорить и действовать, легче, чем с подверженным дискриминации внегрупповым. Исследования показали, что влияние есть функция подобия (сходства) Данные М.С. Малешиной подтвердили гипотезу М.К. Кабардова о том, что «инертные» лица достигают достаточного успеха при традиционном обучении. Однако во всех случаях коммуникативная активность оказывается теснее связанной с реакцией правого полушария, будь то ЭЭГ-индикаторы или показатели межполушарной асимметрии (КПУ). между субъектами и источником влияния: чем меньше различия между ними, тем легче присваивается позиция источника. Согласно полученным данным, влияние меньшинства успешнее, когда оно принадлежит группе, чем находится вне нее.