Гештальт-терапия Ф. Перлза

     Мы  видим, однако, что в жизни большинство  из нас прерывают эту последовательность. Есть прерывания намеренные, добровольные и, следовательно, управляемые: в тот  момент, когда я собираюсь выполнить  то или другое действие, телефон  звонит и прерывает меня, я могу отложить действие и продолжить его  позже. Я также могу сделать обдуманный, сознательный выбор и прервать последовательность. Я “не обязан” удовлетворить  свое желание или свою потребность  импульсивно и автоматически: в  любой момент я сохраняю способность  выбора. Патогенная ситуация создается  тогда, когда я не прерываю произвольно  течение опыта - некоторым образом  оно прерывается без моего ведома.

     Механизмы сопротивления

     Работа  психотерапевта в этом случае будет  состоять в том, чтобы помочь пациенту восстановить способность к выбору, так как именно при помощи этой способности он сможет вновь осуществлять творческое приспособление. Здоровый выбор позволяет обеспечить установление границы между организмом и окружающей средой. Нарушения функционирования границы контакта проявляются в  следующих феноменах, которые в  принципе представляют собой здоровые явления, но при потере выбора становятся “нездоровыми”, дисфункциональными. Их четыре. Некоторые авторы добавляют еще и другие, но главные механизмы следующие: слияние, интроекция, проекция, ретрофлексия.

     Слияние.

     При слиянии существует ситуация “неконтакта”, “неграницы” и “неосознания”. Если говорить схематично, ничто не возникает, не существует различия между “я” и “не-я”, нет различий между фигурой и фоном и нет возникающей фигуры. Например, у матери происходит слияние с грудным младенцем, а у него с матерью; иначе говоря, в опыте ребенка граница между “я” и “не-я” не очень различима. Когда человек совсем не чувствует границ между собой и своим окружением, когда ему кажется, что он и его окружение - это единое целое, произошло слияние.

     Слияние - это базовый феномен, который  может обозначать “модус контакта”  со всем тем, что не является фигурой  в поле в данный момент. Когда  слияние прерывает построение гештальта, не давая возникнуть фигуре в предконтакте, из-за чего все остается в фоне (чтобы что-то возникло, надо чтобы возникла граница, надо чтобы объект и ощущение отделились, стали заметными), слияние препятствует выделению фигуры, следствием чего является отсутствие возбуждения.

     Основным  направлением работы со слиянием является работа с построением границ, работа дифференциации, направленной на отделение, индивидуацию клиента.

     Интроекция.

     Затем, когда начинает возникать фигура, появляется возбуждение и увеличивается  энергия, чтобы дать организму возможность  войти в контакт с окружающей средой. В этот момент также может  возникнуть прерывание контакта, которое  называется интроекцией. Поскольку  эта модальность является феноменом  границы, суть ее состоит в том, чтобы  взять что-то из внешнего мира и ввести это внутрь. Прототипом интроекции на уровне витальных функций является способ питания: я беру что-то, что  является “не-я” из внешнего мира, какой-то отличный от меня объект, я ввожу  его в организм, сначала он становится “моим”, а потом по мере того, как  он пережевывается, проглатывается, переваривается и усваивается, становится “мною  самим”. Успешная интроекция завершается  ассимиляцией; при “неудавшейся”  интроекции поглощенный объект останется  чужеродным телом внутри организма (если я ем какой-то продукт, не прожевывая его, я найду его идентичным в  испражнениях, он не был мне полезен, а только засорил желудок).

     Говорят о “неудавшейся”, патологической интроекции, когда просто что-то заглатывается: идеи, мнения, “надо” и “нельзя”, которые  вызывают, так сказать,, “тяжесть в  желудке” и будут определять существование  в мире на “своем месте”. Интроекция прерывает контакт с внешним миром, когда субъект теряет свою способность к идентификации и отвержению, замещая свое собственное желание желанием другого человека. Именно замена желанием другого своего желания, при которой возбуждение вызывает слишком большую тревогу, является одним из главных признаков феномена интроекции.

     Если  родитель говорит ребенку: “Сделай  то или не делай этого”, ребенок  может только подчиниться, то есть интроецировать приказ взрослого как замену своей собственной воли. Если приказ будет повторяться, то ситуация может в неосознанной форме превратиться в опыт: “В жизни надо делать то и не надо делать этого”. В этом процессе важно не столько содержание того, что было интроецировано, сколько тот факт, что желание другого пришло на замену своего собственного желания.

     По  словам Перлза, интроекция - это процесс, во время которого понятия, стандарты поведения, мораль, ценности берутся личностью целиком, без критической проверки, без “переваривания”. Здоровое использование интроекции, например, проявляется в интериоризации правил жизни, полученных ребенком от заботливых взрослых. Основным инструментом при работе с интроекцией является фокусировка человека на процессе выбора, на различении внутреннего и внешнего, отделении собственных желаний, убеждений, верований от желаний, ожиданий, посланий других людей.

     Проекция.

     В процессе дальнейшего развертывания  цикла творческого приспособления, когда форма уже возникла и появилось возбуждение, не прерванное интроекцией желаний другого, потеря способности совершать идентификацию и отвержение может проявиться в другой форме - в форме проекции. Этот феномен границы по своему направлению противоположен интроекции: что-то, принадлежащее в действительности субъекту, приписывается окружающей среде. При интроекции что-то принадлежало окружающей среде, и субъект заставил это что-то перейти внутрь организма; при проекции он заставляет что-то, ему принадлежащее, перейти в направлении окружающей среды. Обычно субъект переводит вовне то, за что не может сам отвечать, за что не берет ответственности, в особенности за свои эмоции и аффекты. Например, такой человек может считать кого-то другого очень встревоженным, очень беспокойным или очень агрессивным, потому что не может принять то, что он сам агрессивен и беспокоен.

     В терапевтическом процессе в первую очередь мы имеем дело с проекцией  аффектов, эмоций, ответственности  или в более широком смысле опыта, и трудность заключается  в необходимости для пациента восстановить этот аффект или эту  эмоцию, которую он пытается не осознавать, приписывая ее кому-то другому. Содержание проекции часто является чем-то до этого  интроецированным. Проекции, с которыми мы встречаемся в терапии, выявляют, в частности, незавершенные ситуации пациента. Основной фокус процесса терапии - возврат человеку спроецированных на других людей, в том числе и на терапевта, чувств, убеждений, ответственности.

     Ретрофлексия.

     Следующее явление, которое может прервать построение или разрушение гештальта, - ретрофлексия. “Ретрофлексия” - термин, возникший в гештальт-терапии, тогда как “проекция” и “интроекция” - термины, общие с другими научными дисциплинами.

     Ретрофлексия  обозначает опыт, который начинается как контакт с окружающей средой, но который возвращается к самому организму, то есть субъект делает себе то, что предназначено или было бы предназначено окружающей среде: вместо того чтобы нападать, например, он будет бить себя по руке; вместо того чтобы укусить, он будет грызть ногти  и т. д. То, что называют психосоматическими болезнями, является обычно результатом  ретрофлексии. Чаще всего субъект  не позволяет себе проявить именно акты агрессии в отношении истинных объектов, и он обращает их против своего организма, как если бы его собственный организм являлся окружающей средой. Самоубийство - высшая форма ретрофлексии; субъект убивает себя самого вместо того, чтобы убить того, кто заставил его страдать. Мыслить - это тоже форма ретрофлексии: когда я думаю, я говорю с самим собой, но являюсь ли я истинным адресатом своих слов? Это может быть здоровая ретрофлексия в той мере, в какой она позволяет мне подготовиться к действию или к общению, но если я только думаю и не говорю, то ретрофлексия парализует действие. Терапевтическая работа с ретрофлексией может быть направлена на перераспределение энергии, развертывание ретрофлексивного действия вовне, проявление в отношении окружающей среды.

     Все эти модальности контакта могут  быть как “здоровыми”, так и “нездоровыми”. Это зависит от того, способствуют они контакту с окружающей средой или не способствуют, гибки они  или ригидны, являются они осознанными или неосознанными, позволяют ли они осуществить выбор.

     Благодаря совокупности только что изложенных нами понятий можно гораздо яснее  представить цели психотерапии. Гештальт-терапия дает возможность человеку восстановить свою способность устанавливать контакт и осуществлять творческое приспособление. Это предполагает, что он будет в состоянии обеспечить идентификацию и отчуждение, требуемые в его контакте с окружающей средой.

     Психоанализ ставил перед собой цель проводить  анализ психики, гештальт-терапия предлагает проводить терапию гештальта, иначе говоря, терапию способности субъекта формировать гештальты и разрушать их, когда они устаревают. Речь идет о том, чтобы обнаружить способность осуществить весь цикл опыта полностью, и для этого человек должен восстановить свои способности выбирать и отвергать, которые позволят ему осуществить творческое приспособление.

     Методы  и техники гештальт-терапии

     Как ни парадоксально, но гештальт-терапия опознается некоторой частью общества как профессионалами, так и неспециалистами по некоторым техникам, которые не являются специфическими для гештальт-метода, а иногда даже совсем не согласующимися и вообще мало или совсем не употребляемыми современными гештальт-терапевтами. Например, техника диалога с одним или несколькими пустыми стульями, представляющими различных персонажей из жизни субъекта, в сущности, является техникой, заимствованной Перлзом из психодрамы Морено.

     Техники являются приемами, позволяющими реализовывать  фундаментальный метод. В некоторых  случаях техники, появляющиеся в  других подходах, могут найти свое место в “ящике для инструментов” (выражение М. Фуко) гештальт-терапевта, лишь бы они были совместимы с методом и приспособлены к происходящему опыту. Напомним, что гештальт-метод фокусируется на работе по осознанию явлений, которые происходят на границе контакта, чтобы способность осуществлять творческое приспособление при контакте с окружающей средой могла восстановиться [6]

     Будь  это диадические или групповые  отношения, ситуация определяется прежде всего установлением терапевтического контекста: рамок, условий встреч, частоты  и продолжительности сеансов, гонорара и т. д. Все эти условия контекста  на самом деле могут рассматриваться  как экспериментальные, потому что  они должны быть приспособлены к  каждому пациенту. Во всяком случае, если цель терапевтического проекта  состоит в восстановлении пластичности в построении гештальтов, а терапевтическая ситуация определялась бы неизменными правилами, которым должен подчиняться каждый отдельный пациент, имело бы место противоречие.

     В действительности формы, которые может  принимать терапия, с каждым новым  пациентом могут меняться, так  же как они могут меняться в  зависимости от чувствительности и  личного опыта каждого терапевта - с некоторыми пациентами связь  будет главным образом словесная, с другими возможно обращение  к выразительным формам и невербальному  общению, как-то: рисунок, движение, лепка, звук и т. д.

     Техники гештальт-терапии можно подразделить на две большие группы. С одной стороны, это техники диалога, который происходит на границе контакта между терапевтом и клиентом. Для этой работы необходимо полнокровное личностное присутствие терапевта в диалоге; об этой форме работы говорят, что терапевт “работает собой”, использует свой опыт, свои переживания. С другой стороны, это проективные техники, такие, как работа с образами, сновидениями, воображаемым диалогом; при этом терапевт поддерживает проявление и осознание клиентом своих переживаний. Техники не являются самоцелью, а лишь обозначают различные подходы и пути экспериментирования.

     Экспериментирование, являясь сердцевиной метода, создает  своеобразие гештальтистского способа работы. В ходе терапии субъекту предлагается не ограничиваться рассказом, а превратить свои слова в действия, развертывающиеся в ситуации “здесь и теперь”. Такое экспериментирование является своего рода структурой, навязанной терапевтом. Оно имеет смысл, только если оно полностью соотносится с опытом, который воспроизводит пациент. Экспериментирование манипулирует различными параметрами, чтобы благодаря расширению поля найти в контакте новизну, восстановленные возможности идентификации и отвержения, творческое приспособление. Некоторые терапевты охотно обращаются, особенно в группе, к арсеналу заранее подготовленных упражнений, которые они предлагают независимо от эволюции каждого пациента. Само собой разумеется, клиент всегда сможет открыть в этих упражнениях что-то о себе самом при столкновении с этой безопасной ситуацией, но это мало что имеет общего с терапевтическим экспериментированием, которое прямо связано с острыми ситуациями и незавершенными ситуациями каждого пациента. Эти эксперименты могут быть разного порядка, например: а) эксперимент может быть сфокусирован на росте осознаваемого, когда терапевт предлагает, например, осознать свое дыхание или ту или иную часть тела (Рудестам, 1990; Энрайт; 1994, Керпег, 1987); б) эксперимент может позволить исследовать тему, изложенную клиентом в скрытой форме, например, когда терапевт предлагает привести в действие метафору, которую он только что употребил (“Я чувствую, что грудь моя в тисках!”, “Он возбуждает во мне желание обращаться с ним, как с собакой”) [11].