Савва Морозов: жизнь великого предпринимателя

Карпов, занимал директорский пост в Никольской мануфактуре.

    Брат  Саввы  Сергей  Тимофеевич,   окончивший   юридический   факультет

Московского университета,  "кандидат  прав",  активного  участия  в  деловой

жизни  не  принимал,  больше   интересовался   музыкой   и   изобразительным

искусством. Однако этот "ипохондрик",  женатый  на  сестре  министра  А.  В.

Кривошеина, основал в Москве музей кустарных промыслов,  выстроил  для  него

специальное здание и передал Москве. В сентябре 1905  г.  Сергей  Тимофеевич

был избран (а по  сути  дела,  назначен  матерью)  директором-распорядителем

Никольской  мануфактуры.

    К началу ХХ в. признанной главой морозовского рода была Мария Федоровна

Морозова, которая умерла в 1911  г.  в  возрасте  80  лет,  скопив  30  млн.

рублей.   Чрезвычайно   набожная,   она   была   окружена    многочисленными

приживалками, не пользовалась электрическим освещением, не  читала  газет и

журналов, не интересовалась литературой, театром, музыкой, даже не  решалась

"из  боязни простуды мыться горячей  водой с мылом,  предпочитая   всевозможные

одеколоны". Ей, представителю  "темного  царства",  конечно,  были  чужды  и

окружение старшего сына и  его  духовный  мир.  Однако  довольно  долго  она

мирилась  с этим: во-первых,  Савву  практически  некем  было  заменить  (его

деловые  качества  были  вне  конкуренции),  во-вторых,  отстранить  его  от

управления  нельзя без нежелательной публичной  огласки.  Учитывая  косвенные

свидетельства, можно заключить, что не раз она, должно  быть,  пыталась  на-

ставить своего сына на путь истинный. Общение  с "неблагонадежными" и  вообще

интерес Саввы к политическим и социальным вопросам были  особенно  неприятны

набожной  старухе. В конце концов между  ними произошел полный разрыв.

    С.Т. Морозов – один из свидетелей  «кровавого воскресенья».

    9 января 1905 г. Морозов вместе  с  Горьким  был  очевидцем  "кровавого

воскресенья" в Петербурге  и не  мог оставаться  безучастным.  Он  посетил

председателя  Комитета министров, который  так  описал  этот  визит:  "Я  его

принял,  и  он  мне  начал  говорить  самые  крайние  речи  о  необходимости

покончить с самодержавием, об установке парламентарной системы со  всеобщими

прямыми и прочими выборами, о том, что  так жить нельзя далее, и т. д.".  Эти

речи, разумеется, не слишком взволновали Витте.

    Голос гражданской совести настойчиво  внушал фабриканту  Морозову:  пора

ему определить свое политическое кредо в  надвинувшихся  на  Россию  грозных

событиях. Пора заявить о своей позиции  известного  в  стране  общественного

деятеля не в  доверительной  беседе  с  Витте,  ни  в  дружеских  беседах  с

Горьким... Выступать надо было с трибуны. Вернувшись в Москву,  Морозов на

несколько дней уединился в своем особняке,  составляя  программу  неотложных

социальных  и политических реформ. Этот документ заслуживает того,  чтобы  на

нем остановиться  подробнее.  "В  числе  событий,  переживаемых  Россией  за

последнее  время,  -  говорится  в  нем,  -  наибольшее  внимание   общества

привлекли  к  себе  возникшие  в  январе  повсеместные  забастовки  рабочих,

сопровождающиеся   серьезными   народными    волнениями...    Обращаясь    к

исследованию  причин последних забастовок, мы наталкиваемся на  то  в  высшей

степени характерное явление, что рабочие, приостановив работу под  предлогом

различных недовольств экономического свойства, объединяются затем  в  группы

вне пределов фабрик и предъявляют целый  ряд  других,  но  уже  политических

требований". Продолжая анализ, Морозов пишет: "Действительно - отсутствие  в

стране  прочного закона, опека бюрократии, распространенная  на  все  области

русской жизни, выработка законов в мертвых  канцеляриях,  далеких  от  всего

того, что  происходит в жизни,.. невежество народа, усиленно охраняемые  теми

препятствиями, коими обставлено открытие школ,  библиотек,  читален,  словом

всего, что могло бы поднять культурное развитие народа, худшее положение,  в

котором находится народ сравнительно с другими перед судом и властью, -  все

это задерживает  развитие хозяйственной жизни в  стране и порождает  в  народе

глухой  протест против того, что его гнетет и давит".

    Далее выдвигались конкретные  предложения:

    "Во-первых. Установить равноправность  всех  и всякого перед прочным

законом,  сила  и  святость  которого  не  могла  бы  быть  никем  и   ничем

поколеблена.

    Во-вторых. Полная неприкосновенность  личности  и  жилища  должна  быть

обеспечена  всем русским гражданам.

    В-третьих. Необходима свобода  слова и печати, так  как   лишь  при  этом

условии возможны:  выяснение  рабочих  нужд,  улучшение  быта  и  правильный

успешный  рост промышленности и народного  благосостояния.

    В-четвертых.  Необходимо  введение  всеобщего обязательного школьного

обучения  с расширением программы существующих народных школ и  установлением

упрощенного  порядка  для  открытия  всяких  учебных  заведений,  библиотек,

читален, просветительных учреждений и обществ...

    В-пятых. Существующее  законодательство  и  способ  его  разработки  не

соответствует потребностям населения и русской  промышленности...  Необходимо

в  выработке  законодательных  норм  участие  представителей  всех   классов

населения, в том числе лиц, избранных  промышленными  рабочими.  Участие  тех

же представителей необходимо и в обсуждении бюджета, ибо последний  является

могущественным  двигателем в руках государства  при  разрешении  промышленных

вопросов  страны".

    По сути дела  речь  шла   о  введении  в  России  конституционной  формы

правления. Отдавая себе отчет  в  том,  что  выдвижение  подобной  программы

могло бы иметь вес лишь как коллективная акция, Морозов обратился  к  другим

капиталистам,  но  поддержки  не  получил:  записку  приняли  (да  и  то   с

оговорками) лишь некоторые оппозиционно настроенные  деятели  в  либерально-

буржуазной  среде. Документ был обсужден и на заседании правления  Никольской

мануфактуры. В журнале правления Никольской мануфактуры зафиксировано:

     "1905 года сего 9 февраля. Слушали заявление директора правления Саввы

Тимофеевича  Морозова   о   необходимости   подачи   совместно   с   другими

фабрикантами  докладной записки по фабричному вопросу, представив  содержание

ее в  копии.

    Ознакомившись с ее содержанием  и не разделяя изложенного в ней  взгляда

директора правления, М. Ф. Морозова, И. А. Колесников и  А.  М.  Вагурин  от

подписи таковой отказались, предоставив  ему, Савве Морозову, право, если  он

найдет  нужным, подписать докладную записку  на  его  личную  ответственность,

как директора, заведующего фабриками, о чем  составлен настоящий протокол.

    Члены правления: М. Ф. Морозова, Савва Морозов, И. А. Колесников, А. М.

Вагурин". 

    Забастовка на Никольской мануфактуре.

    В феврале 1905  г.  забастовочная   волна  докатилась  и до  Никольской

мануфактуры.  За  20  лет  после  "Морозовской  стачки"  1885  г.,  когда  к

управлению  пришел Савва Тимофеевич Морозов,  положение  рабочих  изменилось:

были  отменены  штрафы,  повышены  расценки,  построены  новые  спальни  для

рабочих,  учреждены  стипендии  для  учащихся  и  т.  д.  Однако   коренного

улучшения условий  труда  и  быта  произойти  не  могло,  потому  что  любые

нововведения, финансовые расходы надо  было  утверждать  на  правлении,  где

требовалось большинство голосов. У многих рабочих Савва Морозов,  в  отличие

от  своего  отца  и  матери,  пользовался  доверием.   Забастовав,   рабочие

потребовали 8-часового рабочего дня и повышения  зарплаты, но он им  отказал,

так как  не мог принимать подобные  решения: реальным  хозяином  предприятия

была  М. Ф. Морозова, а она категорически  воспротивилась желанию  сына  пойти

навстречу  рабочим.  Савва  потребовал,  чтобы   мать   полностью   передала

распоряжение  делами на фабриках в его руки, но  в  ответ  на  это  в  начале

марта  сам  был  устранен  от  управления.  При  этом  мать  пригрозила  ему

учреждением опеки.

    Положение усугублялось личным  одиночеством, отсутствием взаимопонимания

с женой, Морозов начинает избегать людей, много  времени  проводит  в  полном

уединении,  не  желая  никого  видеть.  Изоляции  способствовала  и  Зинаида

Григорьевна, бдительно следившая за тем, чтобы  к нему никто не  приходил,  и

изымавшая  поступавшую  на  его   имя   корреспонденцию.   Пополз   слух   о

сумасшествии.  Такая   версия   всем   "заинтересованным   лицам",   включая

родственников, была удобна, позволяла объяснить  неожиданный  отход  его  от

общественной  деятельности. Сохранилось коротенькое  деловое письмо  Морозова,

датируемое 26 марта, то есть периодом полного уединения,  и  адресованное  в

Петербург инженеру А. Н. Тихонову, работавшему  у него :"Я  решил  прекратить

разведки (речь идет о геологических изысканиях на Урале) ввиду  соображений,