Политические воззрения Конфуция

        Важность строгого и тщательного самоанализа в конфуцианской системе взглядов была обусловлена также тем, что он служил необходимым условием установления жесткого самоконтроля над психической жизнью, в чем конфуцианцы видели главную цель психической тренировки. Поэтому интроспективный анализ наличного (исходного) нравственно-психологического состояния личности рассматривался как первая (подготовительная) ступень всей практики морального и психического самоусовершенствования. «Я ежедневно трижды подвергаю себя самоанализу, вопрошая самого себя: Был ли я до конца преданным в служении людям? Был ли я до конца верным во взаимоотношениях с друзьями? Все ли исполнил из того, что было мне преподано (учителями)?»²³ – говорил один из учеников Конфуция Цзэн-цзы. Такого рода интроспекция должна была подобно яркому лучу солнца или факелу осветить самые глубинные, самые потаенные уголки психики вплоть до ее подсознательных уровней, выявить самые сокровенные и тайные помыслы, о которых сам человек может даже не догадываться или в которых он боится признаться самому себе по той или иной причине (если, скажем, они представляют угрозу завышенным притязаниям своего "Я" или носят асоциальный характер). В трактате "Чжун-юн" ("Учение о Середине"), авторство которого приписывается одному из учеников Конфуция, эти строки из "Книги Песен" приводятся для подтверждения той мысли, что под пристальным и суровым внутренним взором конфуцианца все формы его психической деятельности, все его желания, мысли, намерения и т.д. должны проявиться отчетливо и ясно.

        Подвергая себя строгому интроспективному анализу, конфуцианский человек должен был не просто констатировать наличное состояние своей психики, но, как утверждает средневековый комментарий к приведенным выше словам Цзэн-цзы, при обнаружении в себе дурных намерений и помыслов предпринять максимальные усилия для их исправления; если же таковые не обнаружатся, удвоить усердие в нравственном и психическом самоусовершенствовании. Сам Конфуций призывал тщательно экзаменовать себя, оценивая свое морально-психическое состояние и в том случае, когда подобные изъяны обнаруживаются в другом человеке: «Когда видишь мудреца, думай о том, чтобы уподобиться ему; когда видишь глупого человека, подвергни себя внутреннему анализу»²⁴.

          Таким образом, самонаблюдение и оценка своего внутреннего психического состояния должны были стать подготовительным этапом для последующих усилий по исправлению обнаруженных изъянов, коррекции установленных отклонений. Исправляя, свои ошибки, человек должен был постепенно исправлять и свою нравственную природу, приближаясь к идеальному образцу морального и культурного поведения – цзюнь-цзы. Если же человек не найдет в себе достаточно мужества признать свои ошибки и трезво оценить недостатки, то он не сможет управлять собой в соответствии с моральными принципами человека, поскольку, как поясняли средневековые комментарии к приведенному высказыванию Конфуция, злые помыслы будут с каждым днем все расти и расти. «Значит, при ошибке надо быстро исправиться, а не отступать перед трудным делом и кое-как мириться с тем, что есть»²⁵.

          Поэтому после обнаружения в себе каких-либо отклонений от идеала "благородного мужа" человек должен был сразу же мобилизовать себя для внутренней работы, направленной на оптимизацию своего морально-психического состояния, или, как говорил Конфуций, «направить свою волю на постижение Пути»²⁶. И поскольку идеал человека представлялся весьма трудноосуществимым, а человеческие слабости – многообразными и нередко более "сильными", чем все его благие намерения, практика морального и психического самоусовершенствования могла превратиться в очень тяжелый, непрерывный и длительный (возможно, даже пожизненный) труд, непосильный для людей слабой воли и заурядных способностей. Сам Конфуций, например, горько сетовал, что «только в 60 лет научился отличать правду от неправды и лишь к 70-ти годам жизни стал следовать желаниям своего сердца, не нарушая при этом правил "ли", а из всех учеников один Янь-хуэй соответствовал, по мнению учителя, нормам нравственного поведения, да и тот рано умер»²⁷.

          Моральное и психическое самоусовершенствование превращалось в столь многотрудное депо еще и потому, что, по представлениям ранних конфуцианцев, человек, ступивший на этот путь, очень требователен к себе и постоянно повышает уровень требовательности, удваивая усилия, когда обнаруживает, что достиг определенного успеха, как это делал Цзэн-цзы, В высокой требовательности к себе, собственно, и заключалось одно из важных отличий "благородного мужа" от безнравственного, "низкого" человека. «Благородный муж требователен к себе, низкий человек требователен к другим»²⁸. К тому же если человек постоянно прогрессирует в своем нравственном и психическом развитии, непрерывно повышая уровень требовательности к себе, то другой, противоположный человек, наоборот, постоянно деградирует, все больше и больше поддаваясь разрушительной стихии своих страстей: «Благородный муж движется вверх, низкий человек движется вниз»²⁹.

         Представление о непрерывно-поступательном характере нравственно-психологического, культурного развития человека от низших ступеней к более высоким базировалось на представлении ранних конфуцианцев о том, что человек, даже уже вполне зрелый и сформировавшийся как личность, не есть нечто раз и навсегда данное, т. е. не является набором неизменных свойств, а, наоборот, может и должен менять свой моральный и психический статус, если обнаруживает в нем какие-то недостатки. «Не меняются только самые мудрые и самые глупые»³⁰, – говорил Конфуций. Как считали ранние конфуцианцы, в принципе в каждом человеке заложена потенциальная возможность изменения наличного в данный момент морально-психологического состояния посредством самовоспитания, так как человек по своей природе добр и в нем изначально заложено стремление к совершенствованию, смысл которого заключается в выявлении и развитии в себе доброго ("гуманного"), истинно человеческого начала и в подавлении злого ("звериного") начала.

         Утверждая, что человек по своей природе добр, гуманен, и что гуманность является истинной его сущностью, основным и подлинно человеческим началом в его природе, ранние конфуцианцы видели магистральную линию культурного развития человека в максимальном проявлении и укреплении посредством воспитания и самовоспитания этого общечеловеческого, фундаментального и универсального для всех людей начала. Гуманность, по представлениям ранних конфуцианцев, есть основа  человеческой натуры и истинный Путь (Дао) человека, а также высший этический принцип, который заключается в преодолении личного и возвращении к правилам "ли". Вторичными по отношению к гуманности и производными от нее объявлялись все другие добродетели "благородного мужа" – "и" (долг, справедливость), "сяо" (сыновняя почтительность), "ди" (уважение к старшим братьям) и др.

          Таким образом, важное практическое значение конфуцианской системы заключалось в том, что она давала возможность сохранять самообладание и выдержку в различных жизненных ситуациях, в том числе экстремальных. Эффект такого рода психической тренировки был, по-видимому, обусловлен прежде всего тем, что она позволяла снимать излишнее эмоциональное, психофизическое напряжение, сковывающее человека в сложной ситуации, и более адекватно реагировать на внешние стимулы. Однако главный акцент ранние конфуцианцы делали при этом не на достижении внутреннего покоя как такового, а на мобилизации нравственных, психических и физических сил человека для решения определенных задач, к тому же они стремились обрести выдержку и спокойствие в первую очередь с помощью волевого усилия, в чем отчетливо проявилась известная противоречивость конфуцианской системы,  как всякое волевое усилие может дать обратный результат, усугубив эмоциональную напряженность. Она ставила перед собой и пыталась решать главным образом социальные задачи, подготавливая человека к активной мироустроительной и созидательной деятельности, к более эффективному исполнению своего общественного долга, но отнюдь не к переходу в некое трансцендентальное состояние. Высокое чувство социальной ответственности побуждало конфуцианского человека быть твердым, целеустремленным и инициативным при исполнении своих обязанностей, проявлять максимальное усердие и старательность, отдавать всего себя избранному делу, а повышенная требовательность к себе заставляла мобилизовать все свои внутренние резервы, все психические и физические возможности организма на решение поставленных задач, видя в этом высший смысл и цель всей жизнедеятельности. Конфуций подчеркивал, что даже в личной жизни человек не должен допускать никакой нерадивости, небрежности, лености или расхлябанности, не говоря уже об исполнении служебных обязанностей, т.е. социально значимой деятельности, которая ставилась неизмеримо выше личных дел и нередко приравнивалась к сакральным актам, к священнодействию ( "Управляя государством, имеющим тысячу боевых колесниц, нужно относиться к делу с верой и благоговейным сосредоточением". "Благородный муж печется о долге, низкий человек жаждет выгоды»³¹.

        Огромная роль, которую играла в конфуцианстве практика морального, и психического самоусовершенствования, логически вытекала из фундаментальных положений этого учения, а ее специфические особенности (постоянный самоанализ, жесткий самоконтроль, акцент на упорядочении психической деятельности и т.д.) были обусловлены характерными особенностями конфуцианства и были столь же тесно связаны с его фундаментальными принципами. В целом же само стремление к упорядочению явлений микро- и макромира, внутренней и внешней реальности отражало ведущую тенденцию человеческой культуры к уменьшению меры энтропии в окружающем мире, общую для всех культурных традиций, но проявившуюся в раннем конфуцианстве вообще и в его культуре психической деятельности – в частности, в наиболее рельефной, явно выраженной и осознанной, идеологически обоснованной форме.  

Ритуалы.

         Конфуций считал, что человек должен быть искушен в шести искусствах: ритуале, музыке, стрельбе из лука, управлении колесницей, каллиграфии и математике, и предания говорят, что сам Конфуций преуспел во всех шести. Но почему же ритуалу уделялось столь много внимания? Ритуал устанавливал связь между миром ныне живущих и миром ушедших поколений. Нарушить ритуал означало прервать связь, прервать сообщение между мирами и тем самым нарушить баланс во всем мире. Очевидно, это подразумевал Конфуций, который относился к соблюдению ритуала не столько трепетно, сколько крайне жестко. Известен случай, когда правитель царства Ци прислал правителю царства Лу, где тогда жил Конфуций, в подарок веселых певиц и танцовщиц, и три дня при дворе не занимались делами правления, нарушив основной государственный ритуал — совершение жертвоприношений в храме Неба и Земли. После этого Конфуций демонстративно покинул родное царство и отправился в многолетнее странствие. Более того, он счел, что подобное нарушение ритуала «может привести к смерти и гибели». Именно так понимается разрыв связи между Небом и Землей, которая вечно восстанавливается с помощью ритуала, совершаемого правителем. И Конфуций не был просто оскорблен, но по-настоящему напуган за свою жизнь и за судьбу жителей царства. Прервалась связь, и прервалась из-за женщин (судя по косвенным высказываниям, Конфуций вообще особо не жаловал женский пол), и Конфуций видел единственный выход — покинуть официальную должность секретаря и отправиться на поиски другого правителя, который способен поддерживать небесно-земную связь.

          Ритуальные правила не просто пронизывают все, но придают иной, священный оттенок самым обыденным поступкам: «Почтительность без правил порождает суетливость; осторожность без правил порождает робость; смелость без правил порождает смуту; прямота без правил порождает грубость»³². Посредством ритуала устанавливается баланс духовных энергий мира, который сам Конфуций именовал «хэ», что обычно переводится как «гармония».

          За многими понятиями, которыми оперируют мистики и философы той эпохи, в действительности скрывается ритуально-магическая ткань самой жизни. Это не критика, но оправдание конфуцианских понятий «справедливости», «преданности», «искренности» и других качеств, необходимых благородному мужу.

Таким образом можно выделить основополагающую связь.

Небо как символ высшего порядка – земное общество, основанное на добродетели», опосредованное личностью, осененное небесной благодатью правителя, был двигателем древнего Китая. Этот двигатель, стократно усиленный конфуцианством, определил на тысячелетия важные стороны жизни Китая, включая структурную прочность государства и общества и ограничение роли личности с ее эмоциями и страстями.

Раздел 2.

Характеристика  политических взглядов Конфуция.

Патерналистское государство.

        Конфуцианское решение проблемы власти и государства состоит в разработке патриархально-патерналистской версии деспотического государства. Он собрал, прокомментировал и пересказал 5 классических произведений Древнего Китая. Их основное содержание составляет 5 простых и великих добродетелей, находящихся в соответствии с законами природы и являющиеся важнейшими условиями разумного порядка в совместной жизни людей:

- Мудрость;

- Гуманность;

- Верность;

- Почитание старших;

- Мужество.

        Эти добродетели в определенной мере и определенных границах должны быть признаны. Практически это означает добросовестность и глубокое уважение к себе и к другим, на что действительно способны лишь избранные и полноценные люди. В то же время простое нагромождение законов не может быть признано. Исправление имен должно теоретически помогать практическому самосознанию, для того, чтобы могло возникнуть общественное устройство, основанное на разуме и дающее индивиду возможность не только заниматься самоусовершенствованием, но и выполнять свое назначение в действиях для всех.

Самая краткая  формулировка учения Конфуция содержится в его ответе Цзин-чуну (царю государства Ци) на его вопрос, как управлять государством. Конфуций сказал: «Государь должен быть государем, сановник – сановником, отец – отцом, сын – сыном»³³.