«Общественный договор» как одна из теорий возникновения государства

     Жан — Жак Руссо (1712 — 1778 г.г.) в произведении «Общественный договор» писал, что  государство возникает на основе общественного договора между людьми. «Естественные» индивиды становятся «моральными», взяв на себя обязанность соблюдать законы, моральные понятия и каждый, передавая в общее достояние свою личность, превращается в нераздельную часть целого. Условием договора служит социальное равенство. Руссо отвергает неравномерное распределение частной собственности, считая частную собственность не естественным правом. Именно на основании этого вывода устанавливается в конце ХУ111 века во Франции якобинская диктатура. В противоположность либеральной идее компромисса интересов, Руссо выдвигает принцип народного суверенитета как власти, направляемой общей волей.

     Люди  от природы обладают неотъемлемыми  естественными правами – на свободу, на имущество, на достижение своих личных целей и т.п. Но неограниченное пользование этими правами ведет либо к «войне всех против всех», то есть к социальному хаосу; либо же к установлению такого социального порядка, при котором одни жестоко и несправедливо угнетают других, что, в свою очередь, порождает социальный взрыв и опять-таки хаос. Поэтому необходимо, чтобы все граждане добровольно отказались от части своих естественных прав и передали их государству, которое – под контролем народа – будет гарантировать законность, порядок и справедливость.

     Человек теряет свою естественную свободу («что хочу, то и ворочу»), но приобретает гражданскую свободу (свободу слова, право голоса на выборах, возможность объединяться в союзы). Человек теряет естественное право добывать себе имущество (хватать все, что плохо лежит, отнимать у слабого), но приобретает право собственности, это и есть основа «общественного договора».

     Сейчас для достижения социального порядка, устраивающего всех или хотя бы большинство, нужны эффективные механизмы согласования интересов отдельных людей и общественных институтов.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3. Т. Гоббс и его теория Общественного договора.

     Томас Гоббс (1588-1649), английский философ 17 века, в своем известном трактате «Левифиан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского» впервые, пожалуй, изложил теорию общественного договора в определенной, четкой  и рационалистической (то есть  основывающейся на аргументах разума) форме.  По мнению  Гоббса, появлению  государства предшествует так называемое естественное состояние, состояние абсолютной, ничем неограниченной свободы людей, равных в своих правах и способностях.

     Люди  равны между собой и в желании  господствовать, обладать одними и  теми  же правами. Поэтому естественное состояние для Гоббса есть в полном смысле «состояние войны всех против всех». Абсолютная свобода человека – стремление к анархии, хаосу, беспрерывной борьбе, в которой оправдывается и убийство человека человеком.

     В этой ситуации естественным и необходимым  выходом становится ограничение, обуздание абсолютной свободы каждого во имя  блага и  порядка всех. Люди должны  взаимно ограничить свою свободу чтобы существовать в состоянии общественного мира. Они договариваются между собой об этом ограничении. Это взаимное самоограничение называется общественным договором. Ограничивая свою естественную свободу, люди вместе с тем передают полномочия по поддержанию порядка и надзор за соблюдением договора той или иной группе или отдельному  человеку. Так  возникает государство, власть которого суверенна, то есть независима ни от каких внешних или внутренних сил. Власть государства, по убеждению Гоббса, должна быть абсолютна, государство вправе в интересах общества в целом предпринимать любые  меры  принуждения  к своим гражданам. Поэтому идеалом государства для Гоббса была абсолютная монархия, неограниченная власть по отношению к обществу. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     4. Дж. Локк об общественном договоре.

     Несколько иных взглядов придерживался другой английский мыслитель 17 в. Дж. Локк (1632-1704). В работе «Два трактата о государственном правлении» он выдвигает иной взгляд на первоначальное, естественное состояние человека. В отличии от Гоббса с его тезисом о «войне всех против всех», Локк считает первоначальной абсолютной свободе людей не источник борьбы, а выражение естественного их  равенства и готовности следовать разумным естественным, природным законам. Эта естественная готовность людей приводит их к осознанию того, что в интересах общего блага необходимо, сохранив свободу, часть функции  отдать правительству, которое  призвано   обеспечить дальнейшее развитие общества. Так достигается Общественный договор между людьми, так возникает государство. Основная цель государства - защита естественных прав людей, прав на жизнь, свободу и собственность. Легко заметить, что Локк существенно отходит от теории Гоббса. Гоббс подчеркивал абсолютную власть государства над обществом и людьми. Локк акцентирует другое: люди отдают государству лишь часть своей естественной свободы. Государство обязано защищать их естественные права на собственность, жизнь, свободу. Чем больше прав у человека, тем шире  круг его обязанностей перед обществом. Государство при этом не обладает абсолютной произвольной властью. Общественный  договор предполагает, по мнению Локка, и ответственность государства перед гражданами. Если государство не выполняет своего долга перед людьми, если оно нарушает естественные свободы – люди вправе бороться против такого государства. Джон Локк исходил из того, что всякое мирное образование государств имело в своей основе согласие народа. Оговариваясь в известной работе "Два трактата о правлении" по поводу того, что "с государствами происходит одно и то же, что и с отдельными людьми: они обычно не имеют никакого представления о своем рождении и младенчестве", Локк вместе с тем обстоятельно развивал идеи относительно того, что " объединение в единое политическое общество" может и должно происходить не иначе, как посредством "одного лишь согласия". А это, по мнению автора, и есть "весь тот договор, который существует или должен существовать между личностями, вступающими в государство или его создающими". Локка часто называют  в числе основных теоретиков демократического государственного устройства. Его идеал - английская конституционная монархия, в которой воплощено равновесие интересов личности, и государства. Взгляды Локка нашли яркое выражение в "Декларации независимости США" и в "Декларации прав человека и гражданина" во Франции. 
 
 
 
 

     5. Теория Общественного договора в системе взглядов Ж.-Ж. Руссо.

     Ж.-Ж. Руссо (1712-1778) был одним из крупнейших представителей французского Просвещения. Его теория Общественного договора существенно отличалась как от взглядов Гоббса, так и от воззрений Локка. Большинство просветителей полагало, что на первоначальной стадии, в так называемом естественном состоянии, люди жили вне социума и обладали вследствие этого неограниченными правами и абсолютной свободой. Очень скоро, однако, они поняли, что такая свобода им не нужна и что гораздо выгоднее добровольно ограничить свои непомерные притязания, чем вступить в “войну всех против всех” (как выражался Т.Гоббс). Так доводы разумного эгоизма подталкивают людей к заключению общественного договора, когда они переходят на стадию общественного или, выражаясь языком Руссо, гражданского состояния. Эта модель, которую в основном принимают все просветители, нашла свое наиболее адекватное выражение в сочинении Ж.-Ж. Руссо «Об общественном договоре» (1762). Его идеи оказали огромное воздействие на революционеров, прежде всего якобинцев, а многие его положения обрели реальность как раз в ходе революции. Речь идет, в частности, о праве народа на расторжение несправедливого договора и ниспровержение монархии, о неотчуждаемости народного суверенитета, о правах и обязанностях депутатов, о необходимости культа Верховного существа и наконец о правомерности введения кратковременного диктаторского правления. Для характеристики прав и обязанностей граждан Руссо находит здесь четкие и выразительные определения, многие из которых в несколько измененном виде войдут в «Декларацию прав человека и гражданина» 1789 г. и даже позже во «Всеобщую декларацию прав человека» 1948 г. История подтвердила прозорливость Руссо в деле разработки демократической программы гражданского общества. Рассматривая процесс возникновения общественного, или гражданского, состояния Руссо уделяет особое внимание тому обстоятельству, что, как он думает, первоначальный договор оказался неистинным, потому что богачи силой и хитростью захватили власть и связанные с нею преимущества. Потребность эпохи заключается в том, чтобы разорвать прежний и заключить новый, теперь уже справедливый договор. В качестве одного из средств его достижения Руссо допускает революцию и даже, в тех исключительных случаях, когда отечеству грозит опасность, диктатуру. Именно к этим положениям апеллировали якобинцы. Но главное внимание у Руссо уделяется все же законам построения гражданского общества, в связи с чем разрабатываются принципы народного суверенитета, общей воли и т.д. Руссо подчеркивает, что по своему содержанию истинный общественный договор всегда является республиканским по характеру (как выражение общей воли), несмотря на то, что по форме правление может быть различным: либо аристократическим, либо олигархическим, либо демократическим. Для небольших государств более приемлема демократия, для больших — аристократия, но наилучшее — это смешанное правление. Самым существенным при заключении общественного договора, согласно Руссо, оказывается то, что устанавливается суверенитет народа, который неделим и неотчуждаем. За этими характеристиками скрывается убеждение Руссо в том, что власть должна принадлежать одному только народу, что она не может отчуждаться от него, т е. что принимать или отвергать законы может один лишь народ. Так выражается общая воля. Здесь Руссо вводит в свою теорию имеющее для него огромное значение различение между “общей волей” и “волей всех”. Дело в том, что каждый член общества может (и имеет на это полное право) преследовать свои частные интересы и выступать как частное лицо. В этом случае интересы всех членов общества различны (иногда даже противоположны), и “воля всех” представляет собой некую среднеарифметическую их сумму. В общей воле” выражается единство интересов всех участников общественного договора, которые в данном случае выступают как граждане; речь теперь идет о политической, общественной, а не частной жизни. “Часто существует немалое различие между волею всех и общей волею, — пишет Руссо. — Это вторая блюдет только общие интересы, первая — интересы частные”. И если противоположность частных интересов сделала необходимым установление общества, то именно согласие интересов делает возможным его дальнейшее существование. “Волю делает общею не столько число голосов, сколько общий интерес”. “Я утверждаю, следовательно, — продолжает Руссо, — что суверенитет, который есть только осуществление общей воли, не может никогда отчуждаться и что суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть представляем только самим собою. Передаваться может власть, но никак не воля”. Народный суверенитет — сложное и достаточно расчлененное понятие; Руссо имеет в виду прежде всего акты принятия законов народом. Здесь возникают две трудности, решить которые до конца Руссо не удается. Первая связана с реальным проведением плебисцита, необходимого для принятия законов. И Руссо, не жалея сил, совершая многочисленные исторические экскурсы, доказывает, что, как некогда в Риме, весь народ вполне может реально собираться на форумы с целью осуществления законодательной деятельности. Для государств с большим числом граждан это было бы, конечно, делом чрезвычайно сложным, но Руссо (в эпоху, когда не было ни телевидения, ни массовой печати, ни современной системы референдумов) был уверен в том, что “собрать народ в одно собранье возможно”. Конечно, это легче сделать в небольших государствах. Другая трудность возникает в связи с тем, что законы предлагает народу не он сам (хотя только народ их принимает или отвергает), а законодатель, фигура которого близка фигуре просвещенного монарха и, более того, имеет почти божественную природу. Ведь законодатель должен знать все человеческие страсти — и в то же время быть свободным от них; он должен обладать почти неограниченной властью — и не должен желать воспользоваться ею. В этом пункте ясно видна не только демократическая, но и элитарная направленность взглядов Руссо. Правда, Руссо вновь и вновь подчеркивает, что только народ, повинующийся законам, может быть их творцом, что лишь тому, кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития. Причем соглашение между членами общества — это не соглашение высшего с низшим, но соглашение Целого с каждым из его членов, “соглашение законное, ибо оно имеет основою Общественный договор; справедливое, ибо оно общее для всех; полезное, так как оно не может иметь иной цели, кроме общего блага”. В этом месте Руссо возвращается к исходной точке своей социологической концепции — к общественному договору, рассмотренному, однако, под новым углом зрения, а именно, как гражданское общество, или гражданское состояние. Руссо ясно увидал факт несовпадения государства .и гражданского общества. Государство выступает как органы управления, властные структуры; гражданское состояние — всего только структура общественного договора, но это “всего только” имеет решающее значение для построения демократического общества. Дело в том, что власть всегда принадлежит какой-либо правящей социальной группировке или правящей партии, выражающей интересы одного определенного слоя, но выступающей от лица всего народа, всего общества. И в качестве таковой она стремится подчинить себе индивида. Если “левиафанские” устремления государства не будут ограничены, государство станет тоталитарным, и, следовательно, индивид будет им поглощен. Единственное средство против этого — создание гражданского общества, основанного на договоре между всеми его членами. Очень важно уяснить, что общественный договор есть не что иное, как согласие всех его участников соблюдать некоторые общие правила: преследуя собственные интересы, каждый должен считаться с интересами других, следовательно, требуется ограничить собственную свободу ради свободы остальных; надо признать, что частная собственность — необходимое условие общежития, а права личности священны и неотчуждаемы и т.д. В основе всех этих убеждений лежит понятие суверенной личности, — все они должны стать реалиями повседневной жизни, воспроизводящимися в каждый момент существования гражданского общества, а вовсе не ушедшими в историческое прошлое исходными условиями первоначального договора. “В гражданском обществе исходное право (и — смысл всех остальных прав — свободы слова, собраний, митингов, передвижения…) — это право суверенного индивида — в общественном договоре с другими, столь же суверенными индивидами — формировать, образовывать… общество, экономику, государство. Извечно и демократично только то современное общество, которое сохраняет в своих корнях демократическое право своих граждан заново, исходно, изначально порождать и договорено закреплять свои собственные правовые структуры. Только тогда оказывается ненужным путь революции. Договор, а не свержение; делегирование (добровольное) своих прав, но не получение их в дар, — вот корни правового государства, постоянно сохраняемые и оживляемые в гражданском обществе”. Отсюда становится понятным, что реального индивида и реальные отношения индивидов сохраняет лишь общественный договор. В нашей стране “социально-экономические формы общения, не закрепленные в “связках” гражданского общества (индивид — коллектив — государство), теряли и свой реальный экономический характер, могли функционировать только по партийно-приказной вертикали, т.е. не могли функционировать вообще”. Концепция общественного договора в течение долгого времени подвергалась критике за то, что она якобы извращала историческую реальность, поскольку не было в истории такого состояния, когда жившие изолированно друг от друга индивиды вдруг решили бы объединиться. И все же такая ситуация была. Она знаменовала собой возникновение промышленной цивилизации и демократического общества, ибо чем иным, как не Договорами стали Декларации прав человека или Конституции демократических государств? Представление об атомизированном индивиде во французском Просвещении стало как бы предпосылкой формирования концепции общественного договора: ведь для того, чтобы у людей возникло желание объединиться и чтобы они могли осуществить это без принуждения, т.е. совершенно свободно, они должны быть независимыми — а в понимании просветителей это означало быть изолированными (свободными) друг от друга. За атомизированностью индивида фактически скрывается его суверенность, его способность принимать собственное и ответственное решение. Отделяя индивида от общества, противопоставляя его государству, французские просветители апеллировали к природе — и как раз потому, что в их глазах именно природность как нечто не совпадающее с социальностью оказывалась тождественной индивидуальности. Подобная интерпретация покоится не на культурном, а на натуралистическом фундаменте, и все же в признании за каждым индивидом прав автономной личности — огромная заслуга французских просветителей перед историей; для них индивид и социум — два равным образом неустранимых полюса жизни человека. Трудно переоценить значение этих идей, оставленных нам в наследство просветителями и в первую очередь Руссо. Наша страна, в частности, и до сих пор не решила для себя проблему построения гражданского общества. До настоящего времени ведутся дебаты по поводу авторитарной или демократической власти. И философское осмысление прошлого в данном случае — предпосылка решения многих сегодняшних проблем. Что касается частной собственности, то по отношению к ней Руссо занял своеобразную позицию: в своем втором трактате «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755) он объявил частную собственность причиной всех социальных бед и несчастий. Широко известны его слова: «От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы себе подобным: “Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли для всех, а сама она — ничья!”». и однако в том же 1755 г. в статье «О политической экономии», написанной для Энциклопедии, Руссо утверждает прямо противоположное: “Несомненно, что право собственности — это самое священное из прав граждан и даже более важное в некоторых отношениях, чем свобода”. Более того, “собственность — это истинное основание гражданского общества и истинная наука в обязательствах граждан, ибо если бы имущество не было залогом за людей, то не было бы ничего легче, как уклониться от своих обязанностей и насмеяться над законом”. Речь идет вовсе не о том, что Руссо изменил точку зрения, просто он понял: так же, как нельзя вернуться к естественному состоянию, несмотря на то что оно — “золотой век” человечества, на новом этапе человеческой истории невозможно отказаться от права частной собственности, несмотря на то что она была источником многих бед. Теперь же она стала стержнем гражданского общества, и только на ее основе возможно построить экономические и правовые отношения между людьми. В этой связи нельзя не признать, что Руссо глубоко осмыслил реальные основания цивилизованного состояния. Его стремление доказать, что идеальное общество должно быть ориентировано на мелкую частную собственность, также вписывается в контекст демократических преобразований, хотя многие исследователи трактуют эти взгляды как консервативный утопизм. Подобные элементы в воззрениях Руссо, конечно, имеются (таковы, например, картины патриархального хозяйства Кларанса, нарисованные в «Новой Элоизе»), но в данном случае речь идет о равных экономических предпосылках деятельности всех граждан. Только при условии исходного равенства материальных (шире — социальных) возможностей каждый человек может показать, на что способен он лично, т.е. доказать, что его жизнь зависит не столько от внешних обстоятельств (они для всех должны быть одинаковы), сколько от его собственного умения, трудолюбия, аккуратности, инициативы. Руссо защищает здесь права каждого независимого собственника, и такая позиция наиболее адекватна направлению развития промышленной цивилизации и потому наиболее демократична. И Гольбах, и Гельвеций, и даже Дидро уступают ему в этом так же, как в решении вопроса о наилучшей форме государственного правления. Так, Гольбах и Гельвеций возлагали надежды на просвещенного монарха, критикуя деспотические режимы и рассчитывая на то, что просвещенное правление даст. народам хорошие законы и хорошие нравы. Полагая, что человек — продукт обстоятельств, просветители думали, что, изменяя обстоятельства, прежде всего законы государства, укрепляя просвещенность, монарх послужит своим подданным. По словам Гольбаха, “народы будут счастливы лишь тогда, когда философы станут королями, или когда короли будут философами”. В этих словах обнажается элитарная суть Просвещения, обусловленная делением граждан на просвещенных воспитателей и пассивных воспитанников; надежды просветителей на просвещенность монарха объяснялись тем, что, по их мнению, весь народ сразу просветить не удастся. Согласно Гольбаху, просвещенная монархия объединяет лучшие черты аристократии и демократии и способна правильно распределить общественные силы. Пороки и добродетели народа, уверяет в свою очередь Гельвеций, всегда неизбежное следствие его законодательства. Потому очищение нравов следует начинать с формы законов, что зависит от просвещенного монарха: “Философ предвидит в более или менее отдаленном будущем тот момент, когда власть усвоит план воспитания, начертанный мудростью”. Пожалуй, кроме Руссо, один Дидро, да и тот после тесного и длительного общения с Екатериной II (придя к выводу, что эта “Северная Семирамида”, несомненно, остается деспотом), отказался от надежд на просвещенного монарха. В связи со сказанным имеет смысл заметить, что просвещенный правитель имеет некоторые преимущества перед непросвещенным; на этом основываются многие сегодняшние надежды на просвещенное авторитарное правление. И все же предпочитать авторитаризм не стоит: демократии нельзя научиться, изолируя массы от управления государством. Угроза власти охлоса вполне реальна, но такова цена демократии. Демократии не может быть “больше” или “меньше” — либо она есть, либо ее нет, и нельзя придти к ней недемократическим путем, в том числе через авторитарное правление. Ведь история не один раз доказала необходимость соответствия средств — цели; несмотря на все издержки и опасности они должны совпадать. Что касается вопроса о собственности, то Гольбах разделяет так называемую трудовую теорию собственности: он считает, что человек получает право на собственность, вкладывая свой труд. Так, поле, которое пахарь обрабатывает, принадлежит ему, потому что оно полито его потом. Крайности в отношениях между собственниками, разумеется, должны быть сглажены, но в обществе не может не существовать различий между богатыми и бедными, потому что оно естественно и коренится в различии физических и духовных сил людей. Поэтому задача государства состоит в поддержании равновесия между социальными слоями. Близок Гольбаху и Гельвеций: “Подлинной радости в доме у человека со средним достатком больше, чем у богача, — пишет он, — поэтому рабочий в своей мастерской, купец за своим прилавком часто счастливее своего государя”. Если правительство не допускает слишком неравномерного распределения национального богатства, и все граждане при нем живут зажиточно, это значит, оно доставило им всем средства быть почти настолько счастливыми, насколько они могут ими быть. Люди, не будучи одинаково богатыми и не занимая одинакового положения в обществе, могут быть одинаково счастливыми. Таким образом, все просветители, несмотря на определенные расхождения, рисовали сходные картины наилучшего общественного устройства и наибольшего общественного благосостояния, исходя из общественного договора, частной собственности и прав суверенной личности. Благодаря этому в своих сочинениях они формировали понятия, имеющие огромное значение для жизни будущего гражданского общества. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     6. Заключение.

     Парадокс  истории заключается в том, что  идея прав и свобод человека, появившаяся в XVII в., по мере своего развития, с феноменологической точки зрения, под влиянием идей просвещения и веры в возможность искоренения и преодоления "вредных" начал в природе человека эволюционировала постепенно в свою полную онтологическую противоположность. Первая по времени народная революция - Великая французская - это наглядно показала, поскольку принесла неисчислимые бедствия тому самому народу, ради блага и счастья которого она совершалась. Гильотина по праву может считаться порождением народнического понимания прав человека. Как средство воспитания и борьбы с несогласными в XX веке она трансформировалась в систему концлагерей с газовыми печами. Установление в той или иной стране демократии народнического толка, несмотря на клятвенные заверения новоявленных правителей о соблюдении ими неотъемлемых и неотчуждаемых прав человека, рано или поздно приводило к небывалым по размаху и массовости нарушениям этих прав, поскольку подобная модель развития общества не может воспроизводиться естественным способом - она требует постоянного насилия как над фактами социальной жизни, так и над людьми. На сегодняшний день ситуация в нашем обществе складывается так, что поневоле все больше и больше начинаешь задумываться о несправедливости уклада современной жизни. Хотя сразу же хочу себя поправить: современной – не совсем удачное определение. К сожалению, так было, есть и, боюсь будет всегда: власть держат в руках люди, не достойные даже пальцем к ней прикоснуться. Теория Общественного договора, если над ней как следует поразмыслить, очень интересна. Из нее следует, что народ передает власть над собой небольшой группе людей, чтобы те защищали его права. Но есть нечто магическое в этом слове ВЛАСТЬ, раз человек, соприкоснувшись с ним, теряет все присущее ему человеческое. И не важно, что дает ему эту власть: деньги, характер, умение влиять на людей на людей – все равно картина почти всегда получается одна и та же. Что случается с человеком? Спрашиваешь себя и думаешь: ведь ОНИ такие же, как мы: кушают и спят, любят и ненавидят. Так что же в НИХ есть такое, что позволяет им распоряжаться нашими судьбами? Власть – безумно увлекательна, привлекательна и желанна потому, что она, как ничто другое, выделяет человека из толпы. А все мы, как не крути, стремимся к тому, чтобы быть лучше другого, не таким, как все. А как еще более нагляднее можно продемонстрировать свое отличие, как не подчинив себе кого либо и отличить себя меткой превосходства?!

     Теория  Общественного договора – всего  лишь теория, вернее одна из. Ведь на ровне с ней существует и теория насилия. А она гласит о том, что одна семья подчиняла себе более слабую семью, создавая род; род подчинял себе род и образовывалось племя; более сильное племя подчиняло себе более слабое, создавая. и так далее, вплоть до государства. А потом государство завоевывало государство и получались империи. В свете нашей жизни, больше, увы, верится во вторую теорию. И что здесь двигало людьми? – Во-первых нежелание работать (более слабые и подчиненные обеспечивали своих покровителей), во-вторых жажда славы, ведь даже самый примитивный вожак стремился к славе и поклонению, при этом мог даже назвать себя Богом. Честно говоря, мне не нравится, что начиная с первобытности такая часть жизнь, как власть так и не реформировалась, а все так же продолжает жить по своим первобытным законам. Дело не в том, ведь, что все люди, приходящие в политику, плохи. Дело в том, что в самой политике, в самой власти нет места хорошим качествам, и приходится выбирать. Выбирают, как правило, то, что ближе к телу. А к телу ближе, естественно, своя рубашка.

     Мои рассуждения получаются не очень  уж веселыми. Но если мы, люди XXI века, об этом все же думаем, если нас это тревожит, значит дело сдвиулось с мертвой точки. Процесс эволюции институтов власти и политики начался. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     7. Список литературы .

     1. Берк Э. Размышления о революции во Франции. Журнал

     "Социологические  исследования" за 1991 г., №№ 6, 7, 9, за 1992 г., № 2 и за 1993 г., № 4.

     2. Локк Дж. Избранные философские произведения, тт. 1-2, М., 1960 г.

     3. Манхейм К. Консервативная мысль. См. в кн.: Диагноз нашего

времени. М., 1994 г.

     4. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы

политического права. М., 1938.