Общественная оппозиция неолиберальной глобализации: концептуальные основы

I.                    Общественная оппозиция неолиберальной глобализации: концептуальные основы.

1.1.           Феномен глобализации и альтерглобализм.

В конце XX  века глобализация стала наиболее активно обсуждаемым общественным процессом. Ей посвящены множество статей, диссертаций, исследований, монографий практически на всех языках мира, десятки официальных и научных конференций, семинаров и т.п. 

Но можно с уверенностью сказать, что в начале третьего тысячелетия происходит то, что наряду с другими предсказывали Фридрих Ницше, Карл Маркс и Иммануил Кант.

Еще 150 лет назад Ницше требовал, чтобы «Европа, наконец, приняла решение…  и покончила с затянувшейся комедией партикуляризма, а также со своими разнонаправленными династическими и демократическими устремлениями. Время мелкой политики миновало.   Уже следующее столетие принесет с собой борьбу за мировое господство – принуждение к большой политике».[1]

Но уже до него Иммануил Кант предвидел появление этой большой политики: «Самая возвышенная идея, которую только может вообразить человек, размышляя о своем предназначении, и которая не может быть воспринята без энтузиазма, - это представить себя членом мирового сообщества, включенным в него на правах государственного гражданства». [2]

Карл Маркс предсказывал, что не политика государств, а глобализирующий капитал взломает национально-политическую аксиоматику и откроет дорогу большой политике. «Место старого глобального, национального самодовольства займет всестороннее общение, всесторонняя зависимость наций друг от друга как в сфере национального, так и в сфере духовного производства. Духовная продукция…  станет общим достоянием.

Национальная  односторонность и ограниченность станет все более невозможной, и из многих национальных и локальных литератур образуется мировая литература» [3].

Таким образом, можно сказать, что глобализация не является чем-то абсолютно новым, неожиданно появившимся на рубеже 80-90-х годов. В действительности, глобализация является результатом длительной эволюции национальных экономик, расширения степени их взаимодействия с мировым хозяйством, изменения соотношения между воздействием на экономику внутренних и внешних факторов; это процесс, развивающийся в той мере, в какой мир превращается из совокупности национальных государств в борьбу «глобальных игроков»[4], взаимодействующих на полях национальных государств, а мировые, экономические, политические и социокультурные законы становятся более значимыми, чем национальные.

И уже сегодня можно говорить о глобальной структуре политических, экономических и культурных отношений, связывающих отдельные общества в единую систему.

«Концепция глобальности… связывает воедино личность, человечество и все взаимодействующие элементы и факторы мировой системы, объединяет настоящее и будущее, сцепляет действия и их конечные результаты».[5]  

В политической сфере это выражается в появлении наднациональных единиц различного масштаба: политические и военные блоки, коалиции правящих групп, континентальные или региональные объединения, всемирные международные организации. Можно заметить также контуры мирового правительства, когда ряд важных функций выполняется наднациональными организациями (например, Европейский парламент).

В экономической сфере усиливается значение наднациональной координации и интеграции, региональных и мировых экономических соглашений.

Наблюдается глобальное разделение труда, увеличивается роль многонациональных и транснациональных корпораций, рынок становится единым экономическим механизмом, о чем свидетельствует скорость реагирования финансовых рынков на события в отдельных странах.

В культуре доминирует тенденция к единообразию. Средства массовой информации превращают нашу планету в «большую деревню». Миллионы людей становятся свидетелями событий, произошедших в разных местах, приобщаются к одному и тому же культурному опыту, что способствует унификации их вкусов и предпочтений

Но нельзя не заметить, что при современном уровне развития производительных сил глобальный характер приобрела проблема охраны окружающей среды. Проблема использования природных ресурсов обернулась своей противоположной стороной: сохранения, восстановления и развития природы как культурной ценности, т.е. оказалась проблемой, соединяющей различные государства и различные поколения. Отныне использование в сколько-нибудь значительных масштабах любого природного ресурса в любой стране становится глобальной проблемой, т.е. проблемой, наличие которой необходимо учитывать при определении технологии производства, издержек, полезного эффекта этой деятельности практически всем крупным (имеющим статус «глобальных игроков»[6]) хозяйствующим, политическим и т.п. субъектам. 

Не только оружие массового уничтожения, но и современная энергетика, транспорт, химические, микробиологические и т.п. технологии делают мир единым целостным как с позитивной, так и с негативной (возможности его уничтожения) точек зрения.

Глобальным стало и международное разделение труда, постепенно оно начинает оказывать большее влияние на производство и экономическую жизнь, чем разделение труда внутри национальных государств.  Производство даже простых индустриальных продуктов (автомобилей, например) осуществляется на основе международной кооперации (в том чисел внутри одной – но транснациональной - фирмы). Единые мировые технологические стандарты ныне распространяются на все основные изделия и области индустриальных и постиндустриальных технологий.

Однако глобальное обобществление затрагивает не только международное разделение труда и крайне интенсивные потоки сырья и материалов, так и готовых изделий, а также услуг, но и развитие международной кооперации труда, соединяющей гибкими кооперационными связями тысячи производств по всему миру.  И если в сферах развитых индустриальных технологий эти связи являются стабильными и долгосрочными, то в постиндустриальных секторах кооперация приобретает вид сетевых структур и даже сетевых предприятий, где идеально выверенная и индивидуализированная (предназначенная для конкретного потребителя продукции создается сотнями и тысячами звеньев с точностью до минуты) кооперация становится гибкой, но при этом и еще более интенсивной.

Важнейшей чертой глобального характера производительных сил является распространение всемирных по своей природе постиндустриальных, прежде всего информационных, технологий и телекоммуникаций (простейшая иллюстрация – всем известная сеть Интернет, которая с момента своего рождения имеет всемирный характер).

Но в целом процесс глобализации оказывается обременен существенными  внутренними противоречиями. Они касаются и противоположных тенденций в развитии глобальной макротехнологии  как таковой (прежде всего это – противоречие интернационализации и локализации производственных процессов, находящее одно из своих разрешений в формировании открытых глобальных технологических систем), и противоречий в развитии глобальных производительных сил, вызванных господствующей ныне общественной формой этого процесса – «глобальным капиталом»[7]. Последний приводит, в частности, к искусственно (по отношению к технологическим, экологическим и гуманитарным критериям) переразвитому международному разделению труда и мощным гео - технологическим диспропорциям.  Бузгалин А.В. в  своей работе «Глобальный капитал»[8] выделяет следующее противоречие глобализации, вызванное ее диспропорциями.

«Север» (общепринятый термин, обозначающий социальное пространство, являющееся «родиной» субъектов глобальной гегемонии, глобальных игроков), наследуя достижения столетий буржуазного развития, колониализма и неоколониализма и имея ограниченное, устойчиво воспроизводимое население с мощными традициями жизни в условиях рынка, создает (и монополизирует) высокие технологии, квалифицированную рабочую силу и возможности прорыва в постиндустриальные сферы, поглощая при этом большую часть (до 80%)  природных ресурсов и вывозя в третий мир грязные технологии, требующие массового использования низкоквалифицированной рабочей силы и истощающие, загрязняющие и разрушающие природную среду.

«Юг» (термин, обозначающий социальное пространство жизнедеятельности объектов глобальной гегемонии) соответственно поставляет развитым экономикам природные ресурсы, концентрирует доиндустриальные и грязные индустриальные технологии, в силу этого (а также господства добуржуазных традиций в образе жизни) оказывается обременен мощными демографическими проблемами и т.п.

Так процесс глобализации оказывается направлен в русло закрепления гегемонии транснационального корпоративного капитала, сращенного с верхушкой ряда государств (прежде всего США и других стран «большой семерки»).

Нельзя оставить без внимания и ряд широко известных форм, обеспечивающих всемирную гегемонию корпоративного капитала. 

Бузгалин А.В.[9] выделяет следующие формы:

Во-первых, господствующей формой капитала становится транснациональная корпорация (ТНК). Транснациональной корпорация является в той мере, в какой  она представляет субъект гегемонии (в частности, монопольного локального регулирования, контроля влияния на рынок и т.д.) в ряде государств. Более того ТНК представляет собой меж- и надгосударственную институциональную форму международного капитала. Если при этом она базируется не в одной стране, а в нескольких, можно говорить о мультинациональной корпорации. В итоги эти корпорации содействуют стандартизации образа жизни во всемирном масштабе, подгоняя потребности, ценности и мотивы граждан разных стран под стандарт глобального тотального рынка.

Во-вторых, глобальный капитал превращает мировой финансовый рынок, мировые рынки капитала и товаров в господствующие в мировом масштабе сферы экономической жизнедеятельности.  Те, кто властвует на этих ранках, становятся хозяевами мирового сообщества. Таким образом, можно говорить о финансовой глобализации (глобальная гегемония глобального капитала), которая разворачивается в мире в той мере, в какой микро- и макроэкономические параметры национальных хозяйственных систем (объемы и направления инвестиций, маркетинговая стратегия, направления роста, структурные сдвиги в национальных хозяйственных системах и мировом разделении труда, уровень и динамики инфляции и мн.др.) складываются под определяющим воздействием конъюнктуры финансовых рынков, на которых господствует ограниченный круг конкурирующих между собой финансовых ТНК, образующих взаимопересекающиеся виртуальные фиктивные сети. В конечном итоге именно глобальная борьба этих корпораций-сетей становится решающим фактором социально-экономической жизни не только отдельных капиталов, но и стран, народов.

В-третьих, господствующие в мировом масштабе ТНК сращиваются не только с национальными государствами, но и с международными органами межгосударственного регулирования мировой экономики.

Создание последних является новым механизмом господства капитала и его институтов на макроуровне. Вследствие этого мировое социально-экономическое пространство довольно жестко делится на субъектов гегемонии (ТНК и государства, являющиеся их «родиной», прежде всего США, затем Япония, Европейский союз) и ее объектов (преимущественно второй и третий мир).

Наряду с этим складывается противоречие труда и капитала эпохи глобализации. С одной стороны выступает капитал: глобальный, интегрированный, организованный, свободно движущийся в рамках интернациональной экономики, сращенный с национальными и международными государственными институтами и обладающий не только экономической, но и политической, а также духовной властью в мировом масштабе.

С другой стороны – труд: дифференцированный, раздробленный, локализированный в масштабах национальных государств (до сих пор интересы и права трудящихся если и отстаиваются, то преимущественно в национальном масштабе, что касается и профсоюзов, и государственных систем социальной защиты), слабо организованный и не являющийся в настоящее время силой, сопоставимой по своему влиянию с капиталом.

В-четвертых, духовная гегемония проявляет себя, прежде всего, в подчинении всех основных сфер духовного производства. Так, монополия на достижения в сфере науки, современных информационных технологий и наличие значительных финансовых ресурсов, достаточных для использования части из них на неэкономические цели, позволяет, по сути, монополизировать современную систему образования, т.е. «производства» ключевого «ресурса», создающего продукты духовного производства, а также СМИ, обеспечивающие распространение и внедрение в сознание духовных продуктов глобального капитала и его идеологии. И то и другое осуществляется под контролем и частных, и государственных структур корпоративного капитала и в формах сходных с организацией ТНК.

В свою очередь, продуктом противоречий духовной гегемонии корпоративного капитала становится прогрессирующее доминирование интернационально - унифицированной массовой культуры и культура узкого профессионализма в образовании, порождающих, в сою очередь, интернациональную тенденцию декультуризации духовной жизни.

Современная модель мировых отношений не может разрешить эти противоречия. «Свободная конкуренция» и открытые границы становятся идеальным механизмом для того, чтобы страны, монополизирующие капитал, высокие технологии, военную мощь и контроль над международными организациями, могли «свободно» конкурировать с третьим, а также со вторым миром. Иррационально растрачивая большую часть пока еще крайне ограниченного потенциала высокой производительности труда, корпоративный капитал неизбежно сохраняет «периферию», где консервируются существующие в современном мире доиндустриальные и «грязные» индустриальные технологии, где при настоящем типе международных отношений будут сохраняться нищета и жесткие внутренние конфликты. Продуктом противоречий геополитической гегемонии корпоративного капитала во всемирном масштабе, равно как и внутренних противоречий, между различными структурами корпоративного капитала, становится перманентно воспроизводящаяся и усложняющаяся система отношений насилия, охватывающих человечество в целом.

В результате, как противовес гегемонии корпоративного капитала, противовес  неолиберализму, уже в самой Европе возникает альтерглобалистское движение. Оно становится одним из своеобразных корректоров развития мировой глобализации. В цивилизованном плане - это, прежде всего, «негативная» реакция западной цивилизации на глобальную историческую ситуацию и очевидные тенденции ее развития.

От первого финансового кризиса, порожденного глобализацией (Мексика, 1982 г.)[10], до второго (Юго-Восточная Азия, 1997 г.)[11], эти настроения развертывались вглубь и вширь. В разных секторах населения и регионах мира ощущалась некая общая озабоченность происходящим, созревание потребности в каких-то глубоких изменениях доминирующей тенденции с тем, чтобы противопоставить некоторую альтернативу современной модели мировых отношений.

Сравнительные исследования ценностных ориентаций населения в США, Великобритании и Западной Германии, проведенные в 80-е гг[12]., выявили и зафиксировали формирование там новой ценностной парадигмы, существенно отличающейся от господствующей неолиберальной. Респонденты не только отдавали предпочтение защите окружающей среды перед экономическим ростом, сотрудничеству перед конкуренцией, но и высказывались в пользу сбережения ресурсов для будущих поколений, уменьшения технологических рисков, более широкого участия граждан в принятии важных решений, даже если это замедлит процесс их принятия; соглашались с идеей «пределов роста». Кросскультурные исследования в 70-90 гг. под руководством американского социолога Р. Инглхарта[13], охватившие более 40 стран, показали заметные межпоколенческие сдвиги в ценностных ориентациях — от «материалистических» к «постматериалистическим». В большей степени это заметно в богатых странах, но отмечается и в более бедных странах.

В середине 90-х гг. Пол Рей (США)[14], автор аналогичного социального исследования, пришел к выводу, что примерно четверть взрослых американцев можно отнести к новому культурному типу (который он определил как «новаторов в культуре» — Cultural Creatives).

Он считает, что они в большей мере привержены духовным ценностям, чувству солидарности, больше озабочены экологией, социальными проблемами, восприимчивы к новым идеям «на острие культурного изменения», более открыты к созиданию позитивного будущего. Эта новая субкультура, полагает П. Рей, создает почву для формирования альтернативного (в отношении как традиционалистов, так и модернистов) стиля жизни, альтернативной парадигмы социальных отношений в более широком контексте устойчивого развития. Можно предположить наличие подспудной связи между указанными сдвигами в ценностных ориентациях и подъемом нового протестного движения.

Так причины возникновения альтерглобалистского движения описал Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан: «Протест (против глобализации) обусловлен порождаемым ею неравенством. Во-первых, выгоды и возможности, являющиеся результатом глобализации, по-прежнему сконцентрированы в... небольшом числе стран и неравномерно распределяются в самих этих странах. Во-вторых, в последние десятилетия возникло несоответствие между успешными усилиями по разработке строгих и неукоснительно соблюдаемых правил, способствующих расширению глобальных рынков, и не очень активными действиями в поддержку столь же важных социальных целей»[15].

«... Для многих людей глобализация стала означать большую уязвимость к воздействию незнакомых и непредсказуемых сил, которые могут вызвать экономическую нестабильность и социальные неурядицы, иногда с молниеносной быстротой... Растет тревога по поводу того, что под угрозу может быть поставлена целостность культур и суверенитет государств. Даже в самых могущественных странах люди задаются вопросом о том, кто осуществляет руководство, беспокоятся за... рабочие места и опасаются, что их голоса могут быть заглушены шквалом глобализации».[16]

Наиболее емким образом Каллиникос А.[17] описывает факторы способствовавшие возникновению движения альтерглобалистов, систематизировав которые можно выделить следующие:

1.      решающим событием оказалось заключение НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле, заключенное между США, Канадой и Мексикой). Хотя сопротивление принятию этого соглашения потерпело провал, оно способствовало началу дебатов о глобализации.  Были созданы организации активистов, составивших левую оппозицию НАФТА и продолжавших организовывать все более широкое сопротивление программе свободной торговли, что, поспособствовав впоследствии провалу в 1998 году переговоров относительно Многостороннего соглашения об инвестициях, которое было разработано для того, чтобы сделать мир безопасным для транснациональных корпораций, привело к выступлениям протеста в Сиэтле.[18]

2.      НАФТА было важно еще в одном отношении. В день вступления соглашения в силу – 1 января 1994 года - в штате Чьяпас на юго-востоке Мексики произошло вооруженное восстание. Субкоманданте Маркос, лидер Сапатистской армии национального освобождения (САНО), начавший восстание, осудил НАФТА, согласно которому упразднилось конституционное право крестьян на доступ к общественным землям, назвав его «смертным приговором коренным народам Мексики».[19] Таким образом, связь, установленная между тяжелым положением коренных общин Мексики и неолиберализмом (названным Маркосом «Четвертой мировой войной, в которой глобализация действовала как «тоталитарное распространение логики финансовых рынков на все стороны жизни»[20]), стала постоянной темой сапатистской пропаганды. Высокоэффективное использование лидерами САНО средств массовой информации и Интернета превратило их дело в одну из объединяющих идей зарождающегося глобального движения. В действительности, кампания в Чьяпасе была лишь  одним из многих проявления борьбы на Юге, благодаря которой постепенно оформилось сознание всемирного сопротивления неолиберализму. Нигерийский активист Кен Саро-Вива, казненный нигерийским военным режимом в ноябре 1995 года за проводившуюся им кампанию по защите народа огони от разорения в результате деятельности «Шелл», стал еще одним символом сопротивления коренных народов тирании глобального капитализма.[21]

3.      Распространению нового движения также способствовало формирование того, что стало называться «мировым правительством», которое было не простым расширением формальных институтов межправительственного сотрудничества, наподобие ООН, «большой восьмерки» и ЕС, а включало в себя также транснациональную публичную сферу, возникновение которой началось в результате стремительной экспансии неправительственных организаций. Распространение неправительственных организаций способствовало возникновению новых объединений активистов, которые первоначально занимались исправлением каких-либо конкретных проявлений несправедливости, - например, международных гуманитарных активистских движений во Франции  и  «Нет потогонкам!»,[22] выступавшего против эксплуатации рабочих «третьего мира», в североамериканских университетских городках.

4.      Факт существования долга «третьего мира» стал еще одной точкой сближения. Проведение движениями кампаний, наподобие Юбилея 2000, привело к намного более широкому привлечению на свою сторону церквей и других организаций, обычно не отличавшихся воинственностью. Оглядываясь в прошлое, можно сказать, что крупные выступления за списание долга во время саммитов «большой восьмерки» в Бирмингеме в 1998 году и в Кельне в 1999 году были первыми шагами более впечатляющих противостояний в Сиэтле и Генуе.[23]

5.      Еще одним важным событием стал восточноазиатский финансовый и экономический кризис 1997-1998 годов, послуживший доказательством опасности дерегулированной мировой экономики, где огромные потоки спекулятивного капитала могли неожиданно создавать или разрушать целые страны.

6.      Наконец, масштабное сопротивление неолиберализму было оказано в одной из стран самой «большой семерки» - во Франции. Массовые забастовки в государственном секторе в ноябре - декабре 1995 года вызвали крах программы «реформ» свободного рынка, предложенной консервативной коалицией, и способствовали широкому сдвигу влево, который привел к власти в июне 1997 года правительство «множественных левых» под руководством Лионеля Жоспена. Жоспен продолжил (под дымовой завесой из социалистической риторики) приватизацию в еще большем масштабе, чем его правые предшественники. В противовес его правительству новые левые объединились вокруг ежемесячного журнала Le Monde diplomatique и движения против международных финансовых спекуляций АТТАК.[24]

Глобальную ориентацию этих новых левых можно продемонстрировать различными способоми – появлением крестьянского лидера Жозе Бове как символа сопротивления генетически измененным организмам и другим угрозам здоровым методам ведения сельского хозяйства, той ролью, которую сыграли  Le Monde diplomatique и АТТАК Всемирных социальных форумах, прошедших в Порту-Алегри  (Бразилия), и распространением АТТАК по всему миру (к началу 2002 года организация имела отделения в сорока странах мира).[25]

Таким образом,  проникающая во все поры жизни человека всесторонняя власть глобальных рынка и капитала, подчиняющая  его как работника и потребителя, гражданина и личность не могла не вызвать к жизни столь же всесторонней, столь же массовой и решительной альтернативы. Альтерглобализм, новый социальный феномен, возникший на рубеже веков, выступает как общественная реакция на социальные последствия глобализации, развертывающейся на данном этапе в неолиберальной форме.  Альтерглобализм признает,  что на рубеже веков мир развивается в условиях растущей интеграции технологий, экономик и культур; этот процесс, действительно, объективен. Но  категорически не согласен с тем, что единственно возможной экономической, политической и духовной формой этого процесса интеграции является нынешнее всевластие "глобальных игроков".

1.2.           Становление и развитие альтерглобалистского движения.

В большинстве случаев об альтерглобалистах говорят как о новом социальном феномене. Ни по идеологии, ни по составу участников это социальное движение не представляет собой ничего нового в сравнении с тем, что уже существует в мировом социальном пространстве на протяжении десяти и более лет. В действительности, движение альтерглобалистов

выросло не на пустом месте: так, и практики, и теоретики (Кристоф Агитон[26], Эммануил Валлерстайн[27] и др.) отмечают, что и по генезису, и по принципам, и по масштабам это движение напоминает волну "новых левых" 1968 года. Не смотря на это, движение имеет и качественно новые черты. Так, в прошлом «движения коренного обновления» предполагали наличие единой позитивной идеологии, гегемонии одного класса, единой объединяющей во всемирном масштабе организации, единого руководства (сугубо централизованного или демократического), четко очерченных границ. В разной мере это относилось ко всем трем Интернационалам, к международному коммунистическому (и троцкистскому) и социал-демократическому движению второй половины XX в.; в несколько иной форме - к наднациональным освободительным движениям третьего мира.

Альтерглобалистскому же движению, напротив, свойственны принципиальная размытость границ, «девертикализация» и децентрализация, отсутствие руководящих органов, иерархии, обязательности, унификации. Место пирамиды (или конуса) занимает сеть: множество разнотипных движений, созданных на различных «основаниях» и не связанных никакой дисциплиной - ни идеологической, ни политической, ни организационной. Единственное, что их объединяет постоянно – это неприятие нынешнего положения вещей, принципы примата действия и внутренней демократии, а также Интернет; спорадически – акции протеста; изредка – Форумы.

Среди основных черт сетевой организации как одного из принципов альтерглобализма можно выделить следующие: неиерархичность, децентрализация, преимущественно горизонтальная или функциональная кооперация участников; гибкость, подвижность, изменчивость форм и конфигураций; легкость и быстрота создания и распада структур; открытость сети для «входа» и «выхода»; общедоступность ресурсов (прежде всего информационных) сети; равноправие участников сети независимо от их роли, масштаба, ресурсов; не только некоммерческий, но и антирыночный характер деятельности; вторичность форм и структур по отношению к содержанию деятельности; уникальность сетей. Такое сочетание и контраст преемственности и отрицания прямо и тесно связаны с двумя коренными отличиями альтерглобалистского движения от «альтернативоносцев» XIX и XX вв. Одно из них – принципиальное отношение к Государству, бывшему для абсолютного большинства антисистемных сил прошлого сначала главным орудием, средством построения «нового мира», а затем реальной целью их борьбы и существования (исключением из этой нормы были (и остаются) анархисты). В самом деле, именно завоевания и действия централизованной политической власти (или участие в ней) всегда были для носителей альтернативы (инвариантности) развития магистральным путем действия, главное целью их существования. У коммунистов, революционных националистов и антиимпериалистов обладание государственной властью, по сути, заменяло программные цели, у социал-демократов – оправдывало постоянную ревизию или отказ от них. Напротив, объявленной или стратегической целью альтерглобалистского движения (но пока не самоцелью) является «завоевание общества», завоевание гегемонии в этом обществе.

Альтерглобалистское движение является достаточно разнообразным по своему внутреннему составу. Рогожина Н.[28] к числу наиболее известных традиционных структур относит, во-первых, разнообразные общественные союзы и неправительственные организации. Среди них:

профсоюзы (в том числе, далекие от поддержки социалистических идей; в Сиэтле это были организации, входящие в АФТ-КПП);

экологические, женские, молодёжные, детские организации;

гуманитарные организации и неправительственные организации, оказывающие помощь развивающимся странам, в том числе - в вопросах борьбы с нищетой, голодом, болезнями и т.п.;

научные, образовательные и т.п. организации, организации, занятые проблемой здоровья и мн. др.

Во-вторых, наряду с ними альтерглобалистское движение поддерживают и традиционные левые политические организации очень широкого спектра. Среди наиболее активных - некоторые коммунистические партии (Партия коммунистического обновления Италии), а так же троцкистские и анархистские организации. Ряд из них весьма влиятелен среди левых Латинской Америки и Западной Европы (их депутаты входят в парламенты Бразилии, Аргентины, Франции и др. стран) и очень активно работают в различных НПО и социальных движениях, в том числе профсоюзах, АТТАК, движениях безработных, женских организациях. В Европе ряд радикальных левых организовали блок "За Европу без капитализма, войн и дискриминации"[29].  В-третьих, в мире активно формируются так называемые "новые социальные движения" и собственно альтерглобалистские организации. Они очень разнообразны по составу, целям, структуре и принципам организации.

Нельзя оставить без внимания и тот факт, что в альтерглобалистских акциях принимают участие, как группы, которые принципиально против насилия (пацифисты, евангелисты), так и те, которые не мыслят своей деятельности без актов насилия (национал-сепаратисты, леворадикальные группы). И очевидно, для сохранения единства альтерглобалистского движения необходим радикальный плюрализм. Он в альтерглобализме является одним из его отличительных признаков. Однако основное в том, что ставка на радикальный плюрализм делается сознательно, он является как бы одним из программных положений движения.

Говоря о развитии движения, можно выделить следующие этапы:

1997 год. Символическое рождение.

Критические статьи в Le Monde diplomatique[30] в 1997 г. означали выход на мировую идеологическую сцену субкомманданте Маркоса – лидера крестьянского восстания сапатистов (Zapatistas) в мексиканском штате Чьяпас. Восстание началось в 1994 г., на следующий день после подписания договора по НАФТА, означавшего резкое изменение ситуации в Мексике. Сапатисты смогли выдержать натиск правительственных войск и создать на территории штата, а также нескольких прилегающих территориях систему крестьянского самоуправления. Отличительной особенностью восстания стали тесные международные связи крестьянского движения как с левыми организациями Центральной и Латинской Америки, так и с левыми европейскими организациями. Летом 1996 г. в Лакадонском лесу (резиденции Маркоса) прошла первая международная встреча представителей левых организаций, договорившихся о координации своих действий. По подсчетам самих участников, в ней участвовало более 3 тыс. активистов из 42 стран. На встрече создается сеть INAC - Intercontinental Network of Alternative Communication (испанская аббревиатура - RICA)[31], ставшая впоследствии основой для формирования многочисленных организаций поддержки сапатистского движения. Появление в 1997 г. в европейской прессе программного документа «Четвертая мировая война уже началась»[32] вывело сапатистское движение в лидеры символической борьбы с «планетарной властью корпораций». Маркоc провозгласил начало неолиберализмом четвертой мировой войны - войны за передел мира, вызванной распадом СССР. Основные положения статьи сводились к представлению неолиберализма как идеологии, угрожающей существованию мира и призывам к созданию очагов сопротивления неолиберализму из людей, «выброшенных современностью»: женщин, детей, стариков, молодежи, туземцев, экологов, гомосексуалистов, ВИЧ-инфицированных, рабочих и «всех тех, кто не вписывается в новый мировой порядок»[33]. Идеи Маркоса принесли ему множество поклонников во всех странах мира, в том числе среди людей, инкорпорированных современным обществом, а множество общественных, преимущественно левых организаций, провозгласили борьбу с неолиберализмом своей целью. Символическое рождение альтерглобализма состоялось.

Первая крупная альтерглобалистская акция, как считается, прошла в 1999 г. в Сиэтле, США[34]. Но между 1997 и 1999 гг., преимущественно в Европе, произошли события, подготовившие создание действительно глобальной сети противников неолиберальной глобализации.

PGA - People's Global Action[35] - сетевая организация нового типа, сыгравшая роль «спускового крючка», для того, что впоследствии получить от журналистов название «альтерглобалистского движения», организует в течение 1998–1999 гг. серию акций протеста против ВТО в Женеве и Бирмингеме. 18 июня 1998 г. одновременно в 40 странах мира проходит организованный PGA «Всемирный карнавал против капитализма»[36]. Акция доказывает высокую степень эффективности сетевой координации политических действий организаций, входящих в PGA.

Никаких формальных процедур приема, рекомендаций и проверки состоятельности организаций не проводилось. В организации могло состоять 20 или 150 виртуальных организаций, но для общего списка в 500 - 700 организаций из 50-70 стран мира это представлялось совершенно неважным. В работе первой конференции PGA принимали участие и первые российские организации, в частности, «Хранители радуги» (радикальные экологи) и «Студенческий революционный комитет» (студенческие профсоюзы)[37]. Через механизмы почтовой рассылки проходила и организация непосредственно альтерглобалистских акций: желающие принять участие в проведении крупной акции сообщали о своем желании, опорные центры движения в городах проведения акции формировали маршруты участников к месту проведения, сообщали приблизительные места размещения, количество продуктов и снаряжения. Используя такие механизмы, организаторам удалось в десятки раз сократить затраты на проведение мероприятий, переложив транспортные расходы на плечи локальных организаций, используя труд общественных активистов, и используя для размещения прибывающих местные квоты, а также доступные нежилые помещения из муниципальных фондов.

1999 год. Сиэтл. Протестное рождение.

В феврале 1919 г. в Сиэтле прошла пятидневная забастовка, в которой приняло участие около 60 тыс. промышленных рабочих, протестовавших против американского вмешательства в дела Советской России. Через 80 лет, в ноябре - декабре 1999 г., в Сиэтле[38] прошла 50 тыс. альтерглобалистская демонстрация против открытия в городе сессии ВТО и навязывания ведущими западными странами своих правил всему остальному миру.

Всемирная торговая организация, созданная на основе ГАТТ в 1995[39] г., практически сразу после своего рождения стала объектом постоянных нападок со стороны альтерглобалистских организаций.

Основными вопросами раунда ВТО в Сиэтле были дальнейшая либерализация мирового рынка товаров и услуг (в том числе переговоры по ВСТУ Всеобщему соглашению о торговле услугами) и институализация инвестиционного процесса по линии Север-Юг - между развитыми и развивающимися странами (в том числе путем продолжения переговоров по МСУ - Многостороннему соглашению по инвестициям). Замысел администрации Б. Клинтона перед проведением раунда ВТО заключался в обеспечении режима наибольшего благоприятствования американской экономики путем достижения окончательной договоренности с ЕС по поводу дотирования сельскохозяйственной продукции, открытия дороги свободному передвижению капиталов в странах третьего мира, созданию комиссии по регулированию трудового законодательства. Отдельным вопросом было снятие ограничений на продажу ГМП — генетически модифицированных продуктов. Совокупная цена вопросов была крайне велика, принятие полного пакета предложений в Сиэтле фактически означало торжество неолиберальной модели глобальной экономики под патронажем США.

Проведение очередного раунда переговоров ВТО с Сиэтле совпало с системным кризисом в американском профсоюзном движении. Активное встраивание руководства американских профсоюзов, и, прежде всего, Американской федерации труда - Конгресса производственных профсоюзов (АФТ-КПП)[40] в систему государственной власти США, торжество концепции «делового юнионизма» привело к утрате авторитета профсоюзных лидеров в рабочей среде и резкому снижению как уровня социальных гарантий, так и общего количества членов в ведущих профсоюзах. После 1994 г. новая команда лидеров АФТ-КПП во главе с Д. Суини предприняла ряд мер, которые привели к увеличению численности АФТ-КПП и повышению значимости профсоюзов в американской политике.

Возможность организовать акции протеста фактически стала для АФТ-КПП той возможностью, позволяя одновременно блокировать принятие нежелательных решений, провести кампанию по развитию общественных связей и придать гласности соглашения и механизмы ВТО, к тому времени во многом остававшиеся на периферии общественного внимания. Цели ВТО в Сиэтле автоматически становились объектом критики со стороны европейских фермеров, которые лишались своих доходов, и со стороны стран третьего мира, которым угрожало не только принятие ВСТУ, но и новая политика регулирования трудового законодательства.

Главными организаторами «битвы за Сиэтл» выступили АФТ-КПП и две коалиции – «Народ за справедливую торговлю / Сеть оппозиции ВТО» (НЗСТ) и «Сообщество прямых действий» (СПД)[41]. АФТ-КПП вместе с НЗСТ и другими НСД инициировали проведение массовой демонстрации с требованием – «Нет - новому раунду переговоров ВТО!». В рамках НЗСТ действовала большая группа сторонников сопротивления ВТО. Она установила сотрудничество со многими местными и национальными профсоюзами США и организовала множество «teach-ins» в Сиэтле по проблемам антинародной деятельности ВТО. «Teach-ins» в Сиэтле позволили переломить общественное мнение в пользу альтерглобалистов прямо перед началом раунда. Кроме того, в Сиэтл съехались представители общественных организаций из 55 стран мира, среди которых выделялась делегация Европейского фермерского союза во главе с Жозе Бове[42].

30 ноября 1999 г., в первый день акции, демонстранты смогли заблокировать улицы и сорвать открытие сессии ВТО, не пропустив ни генерального секретаря ООН, ни государственного секретаря США. АФТ-КПП во главе с Д. Суини организовала сидячую забастовку, к демонстрации присоединились прихожане методистской церкви. Вокруг отеля «Шератон» начались стычки демонстрантов с полицией, применившей водометы, пластиковые пули и слезоточивый газ. К следующему дню в городе было введено чрезвычайное положение, сессия была открыта, однако продолжавшиеся столкновения привели к внутреннему разброду среди ее участников. Несколько сот участников демонстраций было арестовано, что переключило внимание прессы с «неистовых коммунистов» на жестокость действий полиции. Необходимость координации действий и работы со СМИ в недружественной обстановке Сиэтла вызвала к жизни крупнейший альтерглобалистский проект – сеть независимых информационных агентство Индимедиа, которые в течение 2000 г. были созданы более чем в 50 странах, в том числе в России. Результатом Сиэтла стал срыв раунда ВТО, на котором не было принято ни одного крупного соглашения, и появление новой политической силы – альтерглобалистов. Одновременно появился и миф об альтерглобалистах как хулиганах, бесчинствующих на улицах, громящих витрины и дерущихся с полицией.[43]

После «битвы в Сиэтле» похожие сцены наблюдались в Гетеборге и Давосе, в Вашингтоне и Праге, в Квебеке и в Ницце, в Генуе и Брюсселе. Полицейские службы разных государств, вроде бы готовые к акциям протеста, раз за разом проигрывали очередные «битвы», в основном благодаря тактике уличной борьбы, применяемой альтерглобалистами с редкой изобретательностью. В Генуе акции альтерглобалистов совершенно затмевают темы встречи, особенно после первой смерти во время проведения альтерглобалистских акций - от полицейской пули погибает сын местного профсоюзного активиста Аньели[44], а движение получает своего мученика.

«Свобода воображения» образца 1999-2002 гг. выражалась в тактике мелких групп, разделении демонстрантов на «цветные колонны» по степени миролюбия, использовании подручных средств — от хоккейных клюшек до масок для подводного плавания, тактике «карнавального сопротивления». В ходе одной из акций альтерглобалисты даже «изобрели» средневековую катапульту, с помощью которой к полиции возвращались брошенные газовые гранаты. Военные аналитики назвали такую тактику «swarming», «роение». Ее главной особенностью является отсутствие единого центра управления, по которому можно было нанести удар. В отличие от партизанской тактики, с которой часто сравнивают уличную тактику альтерглобалистов, основной целью тактики альтерглобалистов является «принуждение к диалогу», выход на переговорный процесс с противостоящей стороной, а не насильственный захват власти.

С другой стороны, эффективной блокады мероприятий крупных международных структур, как это произошло в Сиэтле, более не было. Мероприятия проходили, решения принимались, в речах участников стали появляться фразы вроде «социально ответственной глобализации» (В.В. Путин в Генуе)[45], стали происходить встречи участников официальных мероприятий с участниками акций протеста (В. Гавел в Праге), лидеров альтер глобалистского движения специально приглашают на мероприятие ВТО в Мексике. Параллельно организаторы крупнейших встреч на уровне «восьмерки», Всемирного экономического форума, Всемирной торговой организации стали выбирать места, наименее доступные для проникновения демонстрантов.

Именно в это время на первый план в масс-медиа и в планировании альтерглобалистcких мероприятий выходит вопрос о применении насилия. Здесь отдельно существует вопрос о тактике анархистских групп из Black Block[46], признающих и использующих насилие, и вопрос о тактике полицейских провокаций, снятых одной из телекомпаний во время генуэзских событий. Заметим лишь, что выяснение того, «кто первый начал», не способно дать ключ к пониманию движения альтерглобалистов. Очевидно, что тактика ненасильственного сопротивления, широко применяемая зелеными, отнюдь не предполагает в качестве ответной меры физическое убийство зеленых, как произошло в эпизоде с кораблем «Rainbow Warrior»[47], взорванном французскими спецслужбами. Так же и блокирование улицы сидящими людьми не предполагает автоматического применения против них слезоточивого газа и пластиковых пуль. Хулиганские действия создали альтерглобалистскому движению соответствующую репутацию, и вряд ли организаторы акций заранее настраивались на использование насилия и погромы, в ином случае последние были бы на порядок более масштабными.

Более того, начиная с Праги, организаторы акций уделяли особое внимание недопущению провокаций и погромов. Не имея возможности не допустить такие акции вообще, организаторы постарались заранее разделить участников на колонны разного цвета, для которых заранее определялась разная тактика поведения. При такой стратегии потенциальные участники могли сами определить степень столкновения с полицией, на которую они готовы были пойти. 

В этот период резко расширяется организационный спектр альтерглобалистского движения. Во Франции появляется организация АТТАК (в переводе с французского - Действие за налог Тоббина в помощь гражданам), быстро расширяющая свою численность и влияние внутри Франции (более 35 тыс. активистов в 2002 г.)[48] и связи в других странах, в том числе в России. На сегодня АТТАК, по сути, стала одним из центров интеллектуальной активности движения, пытаясь преобразовать требования альтерглобалистского движения в политические формулы ЕС и других наднациональных структур. Каллиникос А[49] приводит следующие данные об организациях возникших после событий в Сиэтле и позиционирующих себя как альтерглобалистские: в Великобритании из первоначально экоанархистской организации «Reclaim the Streets», которая «прославилась» захватом делового центра Лондона, выделяются организации «Globalize Resistance» и «Drop the Debts». В США развитие получает студенческая организация «Direct Action Network», вначале выступавшая против продажи в кампусах свитеров с университетской символикой, сшитых компаниями, использующими детский труд в странах третьего мира («sweat shops»). В Италии складывается движение «Tute Blanche», «Белые халаты», сыгравшее важную роль во время проведения генуэзского саммита восьмерки. Оформляются и радикальные организации («Ya Basta»), в альтерглобалистское движение включаются крупные профсоюзные объединения, как международные - Международная Конфедерация Свободных Профсоюзов (МКСП), так и национальные - например, CUT (Единый центр трудящихся Бразилии, один из организаторов Всемирного социального форума в Порто-Алегре), COSATU (Конгресс профсоюзов Южной Африки) или KCTU (Конфедерация профсоюзов Южной Кореи). Новые времена - новые флаги, и крупные организации, вошедшие в альтерглобалистское движение, стали нуждаться в выработке позитивной программы альтерглобализма, коренном изменении имиджа движения. Логичным шагом на таком пути стало проведение в 2001 г. в бразильском городе Порто-Алегре «анти-Давоса»  Всемирного Социального Форума.

2001 г. Порто-Алегре. Социальное рождение.

Пожалуй, в связи с альтерглобалистским движением одним из наиболее часто задаваемых вопросов стал: «вы против глобализации, а за что вы?». Одним из ответов является новая форма международного взаимодействия между противниками неолиберальной глобализации, именно социальный форум.

В 1990 г. в Сан-Пауло произошло объединение левых партий Латинской Америки в так называемый «Форум Сан-Пауло»[50]. При этом в Форум, благодаря его гибкой структуре, вошли партии всего левого спектра - от умеренных (Социалистическая партия в Аргентине) до радикальных (Фронт национального освобождения Сальвадора, компартия Кубы). Целью участников Форума стали поиски альтернатив неолиберальному пути развития экономики и перехода к социализму в Латинской Америке. В 1999-2003 гг. партии Форума стали правящими в Чили, Венесуэле, Аргентине, Бразилии, ведущими оппозиционными партиями в Мексике, Уругвае и т.д. В Бразилии левые организации стали определять политику многих муниципальных образований, в том числе и в Порто-Алегре, где, в частности, была реализована система общественного самоуправления и общественного контроля над распределением муниципального бюджета. Город стал идеальным местом для проведения собрания противников неолиберальной модели мирового развития, форум - идеальной организационной моделью такого собрания. Прозванный журналистами «анти-Давосом», Порто-Алегре в одночасье приобрел мировую известность, став центром «альтерглобалистского туризма», подобно тому, как Чьяпас стал центром «туризма революционного» [51]. Если в Первом Социальном Форуме, который прошел в Порто-Алегре в феврале 2001 г., приняло участие менее тысячи человек, которые не сумели даже выработать совместное заявление, то Второй Социальный Форум, состоявшийся там же год спустя, начался с марша, в котором участвовало более 30 тыс. человек, и привел к появлению итоговой хартии, где были зафиксированы общие требования его участников. В Третьем Социальном Форуме, который прошел в январе 2003 г., приняло участие уже более 100 тыс. человек, среди которых были лидеры нескольких государств. Порто-Алегре уже нельзя было отнести к «зеркальным» мероприятиям, характерным для альтерглобалистского движения предыдущих лет, несмотря на сознательное совмещение дат проведения Порто-Алегре и Всемирного Экономического Форума в Нью-Йорке, и даже педалирование противопоставлений двух форумов.

Ключевым событием для истории общественных движений и прежде всего альтерглобалистского движения, можно считать Второй ВСФ, который прошел в феврале 2002 г. там же, в Порто-Алегре. Форум собрал 60 тыс. участников, представлявших около 5 тыс. организаций из 123 стран мира. Следует отметить проведение специальной парламентской сессии, в которой участвовало более 500 парламентариев из различных стран. ВСФ показал приемлемую форму паритетного взаимодействия между движениями («новыми» и «старыми»), политическими партиями и различными организациями (от профсоюзов до защитников животных). Второй ВСФ оказался в состоянии выработать Хартию принципов социального форума, а также принять единую декларацию. Тогда же сам термин «социальный форум» приобретает международный вес. Две главные особенности ВСФ - колоссальная представительность, а, следовательно, своеобразная легитимность, а также максимальная децентрализованность.

В ноябре 2002 г. во Флоренции проходит Первый Европейский Социальный Форум (ЕСФ), который также собирает порядка 50 тыс. участников, в том числе весьма представительную делегацию из России и Белоруссии. Форум заканчивается грандиозной (более 1 млн участников) антивоенной демонстрацией.

Январь 2003 г. проходит Третий ВСФ, опять в Порто-Алегре, более 100 тыс. участников. ВСФ получает окончательное международное признание. Интерес к ВСФ больше, чем интерес к проходившему Всемирному экономическому форуму в Нью-Йорке. Проведение последующих мероприятий - ВСФ в Индии (Бомбей) и Европейского социального форума в Париже обозначила тенденции к увеличению количества участников самого форума и снижению «уличной» активности.

Получает распространения практика проведения локальных (национальных и городских) социальных форумов. Она находит даже некоторое отражение в России. В феврале 2003 г. состоялся Московский форум социальных инициатив, в июне - Сибирский Социальный Форум. В 2004 г. происходит дальнейшая «локализация» форумов - проходит Социальный Форум Черноземья, вновь Сибирский Социальный Форум, в 2005 г. в Москве.

Таким образом, новая форма взаимодействия партий, движений, организаций находит все больше признания и начинает активно воздействовать на повседневную политическую и социальную практику. Те политические силы, которые проигнорируют новые тенденции, обречены навсегда остаться консерваторами или сателлитами действующих государств, которые, что признают многие исследователи, вскоре потеряют свою идентичность.

Порто-Алегре стал респектабельным мероприятием с приглашением идеологов альтерглобалистского мира, в частности, лингвиста и публициста Ноама Чомски. Чомски зафиксировал и политическую формулу водораздела глобализации: «На одной стороне - власть, на другой - население. Мы - за глобализацию в интересах населения всего мира; они - за особую форму глобализации в интересах предпринимателей»[52]. «Мировая закулиса» признает свое поражение - темой Давоса 2003 г. становится «Строительство доверия» («Building Trust») - тема, совершенно не характерная для Давоса прежних лет. В это же время в программных документах крупнейших ТНК появляются понятия «социальная ответственность», «социально ответственные инвестиции». Организаторы мероприятия публикуют результаты опроса, в котором приняло участие 36 тыс. человек из 47 стран: «Из всех категорий только руководители неправительственных организаций (НПО) заслуживают доверия в глазах большинства граждан (56%); за ними идут руководители ООН и духовные лидеры (41 и 42%)»[53].

Сразу после Порто-Алегре с открытым письмом к лидерам держав обращается Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан. Лидеры мировой экономики, по словам Аннана, должны конкретными делами доказать, что их оппоненты ошибаются, утверждая, будто нищета и деградация стран Востока и Юга - результат глобализации. Конкретные дела сводятся к увеличению финансирования программы помощи развивающимся странам до 0,7% ВВП стран «большой восьмерки», что должно привести к снижению нищеты вдвое к 2015 г. в странах Востока и Юга[54]. Альтерглобализм вырос как альтернатива неолиберальной глобализации. Это движение на практике обрело следующие черты, становящиеся неписанными, но соблюдаемыми на практике, принципами:

•      интернационализм движения; оно с самого начала возникает как прежде всего международное и по кругу участников, и по целям деятельности, и по характеру действий (международные действия против глобального истэблишмента; международные социальные форумы и т.п.);

•      движение началось и продолжается как межгосударственное и этим особенно ценно, ибо представляет собой не националистически-государственническую (и в этом смысле тяготеющую к прошлому), а всемирную, постглобалистскую альтернативу, ориентированную на будущее;

•    самоорганизация и самоуправление как механизмы жизнедеятельности движения, проявляющейся в формах сетевой демократии, консенсусной демократии, демократии участия и др.

Удивительно, но факт: участвующие в акциях крайне аморфные, многообразные, принципиально непохожие друг на друга структуры оказались способны не просто к взаимодействию, но и мощным, устойчиво воспроизводимым совместным действиям, по масштабам с очевидностью превосходящим все оппозиционные движения последних двадцати лет. Причиной этого может быть только одно: эти акции – ответ  на реальные вызовы времени, они нашли отклик в умах и сердцах миллионов, а это происходит только тогда, когда движения выражают реальные интересы и потребности широких слоёв населения, когда их цели, формы, методы действий адекватны интересам тех, кто приезжает и приходит, рискуя жизнью, чтобы принять участие в этих действиях.

Можно сделать вывод о том, что отличительная специфика этого движения состоит в генезисе качественно нового, массового, интернационального и относительно устойчивого общественного феномена.

Заключение.

Можно утверждать (и это обосновывается в сотнях материалов многих видных ученых планеты, таких как Э.Валлерстайн[55], С.Амин[56] и др.), что ныне мир столкнулся не просто с новым этапом интернационализации экономической и общественной жизни, угрожающей суверенитету наций, государств, но и особой, характерной для "позднего" капитализма (Э. Мандел)[57], социальной формой этого процесса. Мир столкнулся не просто с глобализацией, но с глобальной гегемонией корпоративного капитала. Это именно гегемония – целостная, тотальная власть капитала как единой экономической, социальной, политической и духовной силы; это власть именно капитала, персонифицированного, прежде всего узким кругом глобальных игроков (ТНК и т. д.), сращенных с истэблишментом "большой семерки", и это власть капитала, охватывающая весь мир.

Альтерглобализм возник в первую очередь как попытка осознать и осмыслить процесс глобализации не с позиции бизнес-элиты, мировых транснациональных институтов, а с точки зрения простых людей, далеких от принятия глобальных политических и экономических решений. Движение не отрицает глобализацию как объективный процесс, но ставит целью прогрессивное преобразование современных форм этого процесса, переход к такой его форме, которая учитывала бы интересы большинства социальных групп и слоев, в том числе стран третьего мира, была бы основана на справедливых, гуманных началах. Основной лозунг движения – “Другой мир возможен”[58].

Суммируя, можно выделить следующие формы деятельности альтерглобалистского движения:

во-первых, это протестные массовые акции (от Сиэтла до Генуи, Барселоны и далее); во-вторых, постоянная  деятельность организаций, которые прямо ассоциируют себя с альтерглобалистиским движением (в частности, организаций, подписавших Социальную хартию Всемирного социального форума (ВСФ) 2002 г.);[59] в-третьих, социальные форумы, в частности, ВСФ 2001 и 2002 гг. в Порту-Алегри. Поэтому нельзя оставить без внимания латиноамериканский альтерглобализм, являющийся родоначальником социальных форумов, выступающий в качестве совокупности общественных движений и организаций, социальных сил и части правящих групп, активно выступающих против неолиберальной формы глобализации и выдвигающих альтернативные ей проекты региональной интеграции.

II.                 Латиноамериканский альтерглобализм.

2.1. Континент как экономическая, политическая и культурная периферия.

Мощное сопротивление и борьба вспыхнули в Латинской Америке после победы промышленного капитализма в регионе. После периода национального развития и «народных» режимов вооруженные силы организовали сопротивление против глобализированной капиталистической экономики, подавляющей всякого рода  общественные движения. Неолиберальный период, последовавший за этим, на политическом уровне характеризовался как «управляемая демократия»[60].

Таким образом, современные общественные движения стали весьма заметными: не только из-за того, что представляют собой мощную оппозицию проекту Зоны свободной торговли, но и благодаря многочисленным движениям: есть движения крестьян, аборигенов, рабочих, «среднего класса», женщин и религиозных деятелей. Их сближение наблюдалось в 1990-е годы. Это стало возможным, в частности, благодаря новым информационным технологиям и стремлению к истинной демократии. Но этим тенденциям были брошены новые вызовы: взаимоотношения с властями, потребность в антисистемной конвергенции, криминализация общественных движений и милитаризация континента.

Начало альтерглобалистскому движению в странах Латинской Америке положили массовые протесты, вызванные созданием Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) и выдвижением проекта Зоны свободной торговли для Америк (АЛКА)[61] в 1994 г.

Латинская Америка, породившая первый Всемирный социальный форум  в Порту-Алегри, где противоречия неолиберальной глобализации особенно остры, стала символом сближения общественных движений,   символом социального рождения антиглобалистского движения, именно поэтому важно рассмотреть регион, в котором развивались эти тенденции, для выявления общих закономерностей и основных тенденций развития данного социального феномена

Латиноамериканский континент часто воспринимается как единое географическое и экономическое образование. Особенно это прослеживается в политике США и международных финансовых организаций. Однако национальные особенности региона весьма существенны, и общественная борьба принимает различные формы в разных странах, в зависимости от  уровня индустриализации, численности местного населения.

Эпоха национального развития основывалась на замещении импорта местной продукцией, которая была сконцентрирована на внутреннем рынке. Экономическая комиссия Латинской Америки (ЭКЛА)[62] проводила эту политику на региональном уровне до тех пор, пока эта модель не выявила собственную несостоятельность, что произошло довольно скоро из-за издержек на технологии. В общем, произошло то же, что и в остальной части «Юга» (бандунгская модель - принципы мирного существования, принятые в конце 1950-х годов в Бандуге (Индонезия) организацией неприсоединившихся государств)[63]. Появление военных диктатур создавало политические и социальные условия перехода от экономики, основанной на внутреннем рынке, к экономике, поставленной в зависимость экономическим империализмом.  Иностранные инвестиции существенно возрастали, объединяя монополистическую структуру национальных экономик.

С провалом модели национального развития левые силы во многих странах потерпели политический крах, и вступи в эпоху внутренних разногласий.

Это привело к кризису в Бразилии, Аргентине, Колумбии и к началу милитаризации политической системы. Военные диктатуры способствовали отказу от модели национального развития, подавили социалистические реформы Пиночета[64] в Чили открыли национальные экономики международному рынку. Общественные и политические движения жестко подавлялись. В Центральной Америке и Карибском бассейне экспортно-ориентированные аграрные экономические структуры, контролируемые диктатурами при содействии США, породили вооруженные общественные движения, которые пришли к власти на Кубе, Никарагуа и Гаити. Только Куба сопротивлялась включению в экономическую систему, управляемую США, но это стоило ей эмбарго[65].

Масштабные демонстрации, социальное и политическое давление привели к тому, что вооруженные силы отказались от активной позиции, породив тем самым надежду на социальную справедливость и возможность политического участия. Результаты не оправдали ожиданий: безнаказанность прежних лидеров, коррупция, а также концентрация политической и экономической власти в руках элиты вскрыли невозможность преобразования «сверху». Кроме того, средства массовой информации оставались под контролем крупных экономических группировок, а международные финансовые учреждения не оставляли места для маневра национальным политикам. Внешний долг рос взрывообразно в прямом смысле этого слова. Все это никак не благоприятствовало зарождению истинной представительной демократии.

Неолиберализм быстро распространялся, чему особенно способствовала активность международных финансовых организаций (МВФ, Мировой банк). Они ставили свои условия предоставления кредита, требовавшие жесткой кредитно-денежной политики, сокращения функций государства посредством приватизации, сокращения расходов и регулярных отчислений по обслуживанию внешнего долга. Все эти меры соответствовали всемирной политики накопления капитала. Это позволило триаде (США, Европа, Япония) укрепить свое положение в центре мировой экономики и свести положение Латинской Америки к традиционно - переферийному.   Местные компрадорские экономические власти не считали проблематичным влиться в неолиберальную политику.

Как сказал Эмир Садер: «Ни одна модель не была столь распространенной на континенте и не имела столь жалкие результаты в истории Латинской Америки»[66].

Социальные последствия этого консервативного перехода были катастрофическими: рост нищеты и неравенства, разрушение общественного сектора, упадок малого бизнеса, появление системы временной занятости и развитие теневой экономики. Как писала Марта Харнекер[67] - пострадали не только малоимущие, но и обедневший средний класс, мелкие и средние производители сельскохозяйственной продукции, члены кооперативов, безработные, государственные служащие, женщины и даже низшие слои армии и полиции – в общем, те, кого Хелио Голлардо[68]  называет «социальными людьми». Ноам Хомский[69] по этому поводу приводит следующий пример, когда после подписания Североамериканского соглашения о свободе торговли и начала претворения его в жизнь, произошел обвал мексиканской экономики, в газете «Wall Street Journal» была опубликована статья, в которой говорилось, что Мексика превратилась в экономическое чудо. Она имеет «образцовую репутацию» и является примером, которому должны следовать другие страны. Причина успеха в том, что Мексика соблюдает все предписания МВФ – то есть делает то, что ей велят США, поскольку они решают, какие указания МВФ должен дать Мексике, но наряду с этим существует одно «но». Народ Мексики нищает. С 1994 года покупательная способность упала на 40 процентов. Увеличивается доля бедных в структуре населения, она растет быстрыми темпами.

Экономическое чудо, как говорят мексиканцы, уничтожило «поколение прогресса»[70], большинство граждан Мексики стало жить беднее, чем их родители!

В то время как модель национального развития несколько усилило рабочий класс, и, таким образом, привела к подчинению труда капиталу, неолиберальная эра нашла много других способов извлечения прибыли (внешний долг, процентные ставки, развитие финансового капитализма, благоприятные условия для иностранных инвесторов, укрытие от налогов и т.д.)

Это существенно отразилось на общественных движениях. После преследований военными режимами они были еще более ослаблены неолиберальной экономической ориентацией. Фактически, классовая борьба стала фоном, на котором профсоюзы заняли оборонительные позиции с краткосрочными требованиями. С другой стороны, появлялись все новые и новые требования: на образование, здравоохранение, социальное обеспечение, жилье, питание, культурное самоопределение.

Кроме того, общественные движения представляли собой оппозицию неолиберальной политике: приватизации, распространения системы временной занятости, низким заработным платам, закрытию ряда предприятий. Однако невозможно рассматривать эти движения вне глобального контекста капиталистической системы, которая всегда неизбежно приводит к подавлению одними социальными классами других.

2.2.           Борьба с неолиберальной программой. 

В Мексике с 1994 года движение сапатистов представляет собой сильную оппозицию НАФТА. Проект распространения этого союза на все страны континента послужил причиной борьбы, вылившейся в протестные акции. Угроза интеграции континента североамериканской экономике породила еще большее сопротивление и ускорила процесс создания крупномасштабного союза, объединяющего движения Латинской Америки, США и Канады.

Самой захватывающей была борьба против приватизации общественного сектора. В Боливии, в Кочабамбе – против приватизации водоснабжения, в Парагвае, Эквадоре и Боливии – электроэнергетики, в Венесуэле – общественного транспорта, в Чили – социального обеспечения[71] и т.д.

Такие акции объединяли людей разных классов, однако, без создания постоянного движения. Как говорит Александр Бузгалин[72], там, где кризис особенно актуален, развиваются «новые» формы экономической организации. Просыпается новое мироощущении в различных социальных группах – крестьянских движениях, новых торговых объединениях, женских ассоциациях. Появляются новые методы реакции на неолиберальную политику: гражданские забастовки, захват общественных мест, блокирование дорог, демонстрации.

Вот некоторые из «новых» форм экономической организации, возникшие в латинской Америке:

Движения крестьян. Есть много примеров крестьянской борьбы на банановых плантациях Панамы против американских ТНК, в Парагвае – за право получения и предоставления кредитов[73] и т.п. наравне с «движениями местных жителей»[74], сельские движения являются одними из самых динамично развивающихся на континенте за последние несколько лет. Неолиберальная политика фактически порождает аграрную «контрреформу» и новую концентрацию земли. Но коммерческая и финансовая буржуазия, воодушевленная неолиберализмом, частично инвестирует свои средства в сельское хозяйство, подталкивая его тем самым к капиталистической системе, в частности по средствам экспорта. Вследствие этого малоземельные крестьяне вытесняются, т.к. они не могут противостоять крупному капитализму в условиях недоступности кредитов и снижения цен, вызванного открытием рынков.

Самым значительным крестьянским движением Латинской Америки является Движение безземельных крестьян Бразилии (MST)[75]. Это объясняется сразу несколькими факторами: численностью (оно объединяет 400000 семей)[76]; проводимой политикой, посредствам которой единоличное стремление обладать землей заменяется глобальным видением общества и, соответственно, его проблем и противоречий; творческим потенциалом, воинственностью и упорством, продемонстрированным членами движения при отстаивании своих позиций (путем захвата земель и официальных зданий, маршей протеста, распространившихся по всей стране)

MST ведет активную борьбу и оказывает существенное социальное и политическое влияние. Несмотря на то, что оно не является политической партией, оно обладает определенной социально-политической значимостью. Основная задача движения – получение земли согласно принципу социальной справедливости и равенства в доступности земли: у каждого человека есть право самостоятельно удовлетворять свои потребности. Но эта задача лишь часть проекта создания принципиально иного общества, более эгалитарного, единого, демократичного и заботящегося об экологии. Именно такое общество стремиться создать  MST в своей ежедневной деятельности путем общественных поселений (assentamentos)[77].

Внутренняя организация движения соответствует принципам «демократии участия»[78]. Таким образом, MST имеет принципиально новую направленность как реакцию на централизм, бюрократизацию и авангардизм. Что касается экономических аспектов деятельности, то производство построено в соответствии с кооперативными принципами. Поскольку это направлено на высокую производительность, движение обеспечивает «экологическое развитие»[79] благодаря альтернативным технологиям удобрения  почвы и сохранения местных культур, а также из-за отказа от использования пестицидов, нарушающих экосистему. В рамках движения значительно усовершенствована система здравоохранения благодаря применению натуральных лекарственных препаратов (фототерапия), производимых в поселениях MST, что делает крестьян независимыми от фармацевтических ТНК. Точно так же образование соответствует принципам свободной педагогики, обеспечивая коллективное обучение, в процессе которого особое внимание уделяется политическим аспектам и пробуждается критический подход к современному неолиберальному мироустройству.

Движение коренного населения. Появление движения коренного населения на континенте – один из самых поразительных феноменов общественной истории Латинской Америки последних лет. Со времен колониальной эпохи и по сей день местные народы испытывают притеснение, эксплуатацию и дискриминацию.

Как это ни парадоксально, глобализация, являющаяся роковой для этих маргинальных слоев населения, с другой стороны, создает условия, которые способствуют проявлению этих людей, как «акторов» совершенно новой эпохи. Ускорение процессов глобализации приносит с собой семена культурного (местного и регионального) утверждения.

Справедливо то, что движения коренных народов очень хрупки и не лишены фундаментальности, расистских и реакционных тенденций              , встечающихся сегодня повсюду. Но деятельность этих движений – сапатистов в Мексике, конайе в Эквадоре[80] - действительно имеет и культурную, и социальную направленность, будучи, безусловно, очень политической. Их требования касаются как признания прав человека коренных народов, так и истинной демократизации страны, критики модели неолиберального развития. Их чувство национальной самобытности достаточно сильно, чтобы не стать чем-то неизменным, достаточно открыто, чтобы не отстраниться от окружающего мира. А их восстания лишь укрепляют связи с иными местными, национальными и международными организациями. Они стремятся сконцентрировать внимание на демократизации политической системы и государства в его взаимоотношениях с общественными «акторами»; стремятся  стоять на позиции одобрения самобытности путем возрождения традиций, вплоть до восстановления древних обрядов.

Нео-сапатисты[81] утверждают, что легитимность их деятельности основана на попытке преодолеть авторитаризм, авангардизм, догматизм и милитаризм. С сильным чувством своей неповторимости местные повстанцы являются революционерами и демократами, призывающими к объединению всех видов сопротивления – социального, культурного и политического – в борьбе против вездесущности рынка, порождающего неравенство и разрушающего любого рода своеобразие. Вызов, брошенный борьбой коренных народов (мапуто в Чили и Аргентине, майя в Центральной Америке, аймары и кечуа в Андах, кунас на Панаме)[82] заключается в том, что совместить принципы разнообразия и равенства. Движения требуют автономии без раскола и интеграции без ассимиляции. Индийский организации отвечают на разрушительное «однообразие» глобализации и на интеграцию национальных властей, так называемых «индианизмом"[83], в основе которого лежит уважение УК национальной самобытности. Лидер сапатистов, Анна Мария, говорит: «Быть признанным равными, но не похожими друг на друга…равными, потому что непохожими»[84].

Бузгалин А.В.[85] выделяет следующие факторы, угрожающие борьбе коренных народов: прежде всего, репрессии и попытки подавить или поглотить ее, институционализация и нейтрализация, а также риск этнической напряженности в рамках самих движений, утрата самобытности и авторитарный              регресс.

Как известно, на фоне этих противоречивых проблем автономии и отношений с властями институциональные и конституциональные реформы, идущие полным ходом в Мексике, Гватемале, Венесуэле, Боливии и т.п. могут быть весьма эффективными: они могут либо приспособиться к неолиберальной модели, либо начать соответствовать демократической логике эмансипации и сопротивления этому порядку.

Движение рабочих. Профсоюзы существуют в Латинской Америке уже долгое время. Борьба, которую они вели в Аргентине, Мексике, Бразилии, Чили, Перу, Колумбии и Венесуэле, развивалась вместе с процессами индустриализации. Они часто были связаны с народными политическими партиями, социальными демократами. И когда эти партии приходили к власти, они теряли свою свободу действий. Североамериканские профсоюзы АФТ-КПП (Американская федерация труда и Конгресс производственных профсоюзов США)[86] играли важную, но весьма неоднозначную роль: очень часто это были лишь «социальная» рука Государственного департамента США.

Начиная с 1970-х годов процесс демократизации столкнулся с развитием нового типа профсоюзов, которые были более независимыми и радикальными, менее бюрократическими и применяющими более демократические методы. Новые синдикаты трудящихся в Бразилии – прототип возобновления профсоюзной деятельности. На самом дел, эта бразильская федерация была одним из основоположников Всемирного социального форума, наряду с движением безземельных крестьян. В Аргентине, союз меньшинств, СТА[87], также развивался подобным образом.

В течение неолиберального периода профсоюзы вновь активизировались, несмотря на серию неудач. Социальные конфликты вспыхнули повсюду- в промышленности (Фольксваген в Мексике), в шахтах в Боливии, в строительстве в портах Перу и Чили, а также среди служащих общественного сектора, не говоря уже о демонстрациях, прежде всего в Аргентине и Уругвае.[88]это способствовало тому, что прежние профсоюзы стали более открытыми для новых подходов, а в некоторых случаях начали принимать участие в объединении за иную глобализацию.

Однако движения рабочих остаются слабыми во многих секторах, особенно в Мексике, Центральной Америке и Карибском бассейне. В других регионах движения являются очень разрозненными и пребывают в тяжелом кризисе. В Колумбии они подавляются армией (165 убийств в год).[89] Таким образом, борьба в этом секторе чрезвычайно важна и трудна, даже если рабочий класс как таковой является меньшинством рабочих континента.

Средний класс. Протест распространился и на средний класс, который стал «шатким» вследствие проведения неолиберальной политики. Но это практически не привело к созданию действительно организованного движения. Протестовали в основном мелкие вкладчики, женщины, домохозяйки и безработные. Некоторые движения стали не просто одноразовой реакцией, а серьезной оппозицией неолиберализму.

Именно так было с Бразильской ассоциацией предпринимателей за гражданство, цель которой – объединить предпринимателей для «становления гражданства, демократии и защиты социальной справедливости и этики».[90]борющаяся с политическими предубеждениями, связанными с предпринимателями и желающая создать союз с организациями, представляющими общественные интересы и левые партии, эта профессиональная ассоциация дает понять о существовании совершенно нового рода предпринимателей – воинственных и прогрессивных, противников неолиберальной глобализации и борющихся за распределение богатства и уважение общественных прав.

Женские движения. Женские движения находятся в центре социального протеста против неолиберализма, который сотрясает латиноамериканские страны. Всемирная женская демонстрация в Гондурасе объединила около 80 организаций.[91]

В Гватемале деятельность феминистских движений привела к принятию закона о насилии против женщин, а Совет женщин майя особенно активен. В Аргентине очень известны матери площади де Майо[92]: их деятельность становится все более и более крупномасштабной. Как и везде, феминистские движения зародились в среднем классе, но доминирующая культура не способствовала их развитию в Латинской Америке. Новый виток развития – участие женщин в общественных акциях протеста или в иных объединениях. Их деятельность в подлинных движениях – сравнительно недавняя тенденция. Основная направленность женщин сместилась от радикального феминизма на социальный радикализм.

Экологические движения. Институциональные основы экологических движений в Латинской Америке развиты довольно слабо. Экологические партии встречаются крайне редко, а те, что существуют, обычно маргинальны.  Но широкомасштабное загрязнение, усиливающаяся деградация качества жизни в городской местности, нерегулируемая эксплуатация природных ресурсов и целый ряд экологических катастроф – все это сделало экологические проблемы одним из важнейших предметов обеспокоенности общественных движений и НПО.

Политические движения. Недоверие политическим партиям широко распространено на континенте. Например, в Чили 800 000молодых людей не зарегистрировались как избиратели.[93]  В Колумбии более 50%[94] избирателей бойкотируют выборы.

Развиваются новые политические образования (как в Венесуэле), зачастую весьма эфемерные, как в Эквадоре, с националистическими военными участниками. Как сказала Марта Арнеккер[95], правые могут обойтись без политических партий, но левые не могут, поскольку им необходимы организации, способные к продвижению проектов.

Некоторые движения оформились в партии. Так произошло с сандинистами в Никарагуа, лавалас на Гаити, Партией рабочих в Бразилии и с Фронтом Фарбундо Марти в Сальвадоре.

Кроме того, необходимо упомянуть деятельность движений, связанных с государственным аппаратом. Многие работники общественного сектора выступали против приватизации как в Коста-Рике, где подготовленный законопроект был отложен для рассмотрения, так и в Аргентине, Перу, Мексике, Боливии и Венесуэле. Более того, в политической сфере наметились тенденции партисипативного управления (начавшись в Порту-Алегре в Бразилии, они распространились в Мексике и Боливии). В Колумбии появились вооруженные партизаны. Кроме того, Соединенные Штаты посредствам «Плана Колумбии»[96] установили присутствия в регионе и под предлогом борьбы с наркоторговлей устранили партизан и начали повторную милитаризацию континента, начиная с Колумбии – удобной геостратегической  базы для этой цели, что усилило оппозиционные движения на континенте.

Религиозные движения. В эпоху неолиберализма движения левых христиан и «Церкви для бедных»[97], которые играли важную роль во многих странах, прошли через суровые духовные репрессии. В Центральной Америке, Эквадоре, Бразилии и Мексике они играли ведущую роль среди общественных движений. Защита местных народов и их социальной организации получила большую поддержку епископа в Мексике, Эквадоре и Бразилии. Однако растущая сила консервативных движений в рамках католической церкви сегодня затмевает их деятельность. Основные сообщества сократились, в основном из-за недостатка пространства, оставленного им католической церковью. И все же, будучи маргинальными, они не прекратили существовать.

Подводя итог, можно сказать что ведущими акторами латиноамериканского альтерглобализма выступают не неправительственные организации (НПО), как в Европе и Северной Америке, а массовые социальные движения: крестьянские, индейские, профсоюзные, женские, движения безземельных крестьян, рабочих, безработных, религиозные и др. При тесном взаимодействии с ними формируются НПО.

2.3. Основные тенденции и современное состояние латиноамериканского альтерглобализма.

Латиноамериканский альтерглобализ - это совокупность общественных движений и организаций, социальных сил и части правящих групп, активно выступающих против неолиберальной формы глобализации и выдвигающих альтернативные ей проекты региональной интеграции.

Можно назвать следующие особенности эволюции движения:

Первое – формирование и деятельность оппозиции НАФТА (1990 – 1998 гг.), в которой главную роль играли мексиканские крестьянско-индейские объединения, особенно сапатисты, и профсоюзы.

Второй – консолидация оппозиции АЛКА (1998 – 2001 гг.). Основной коллизией внутри движения стало противостояние организаций, выступавших за и против участия в переговорах по АЛКА. Разрешением этой коллизии стало формирование главной многопрофильной организации латиноамериканского альтерглобализма – Континентального социального альянса. В настоящее время он объединяет около 45 миллионов человек из примерно 300 организаций и движений 35 стран Западного полушария.[98] Учитывая, что мировой альтерглобализм, по оценкам[99], представлен более чем 120 группами и организациями и охватывает порядка 70 млн. человек, делается вывод, что латиноамериканская оппозиция неолиберализму является самой массовой в мире, а Континентальный социальный альянс – крупнейшей организацией мирового альтерглобализма.

Данный этап характеризуется двумя значительными достижениями. Во-первых, в официальную повестку переговорного процесса АЛКА были включены такие темы, как социальная ответственность ТНК и национальных предприятий и выработка формулировки «демократической статьи», обеспечивающей преемственность институтов правового государства. Во-вторых, в середине 2001 г. было выполнено одно из главных требований латиноамериканских альтерглобалистов, поддержанное правительствами Канады и Аргентины, – обнародован предварительный вариант соглашения об АЛКА. До этого момента оно разрабатывалось за закрытыми дверями, к нему имели доступ только правительственные круги и некоторые НПО с согласия правительств своих стран. Оба достижения во многом обусловлены успешной консолидацией оппозиции АЛКА и ее организационным оформлением, определившим единую стратегию сопротивления. Обнародование проекта дало возможность перейти к его предметной критике. Однако, вопросы защиты интересов трудящихся, развития социальной сферы и экологическая проблематика остались за рамками официального переговорного процесса.

Третий – интенсификация деятельности (2002-2003 гг.). С конца 2001 г. происходит резкий количественный рост акций и мероприятий, посвященных проблематике латиноамериканского альтерглобализма: региональных социальных форумов, семинаров, конференций, манифестаций, других акций протеста, международных встреч, общественных консультаций – всего от 40 до 70[100] ежегодно, причем большинство проходит на национальном уровне. Индикатором качественного роста является создание регионального координационного центра протестной деятельности – Континентальной кампании. В ее рамках намечалось развертывание сети национальных общественных организаций, которые бы регулярно проводили в своих странах выступления против АЛКА и неолиберальной политики в целом.

В качестве четвертого этапа можно выделить последний год переговоров по АЛКА – 2004 г., когда резко возросло число акций протеста. Рост политической активности масс стал одним из факторов изменения позиции ряда правительств не в пользу договора, что привело к срыву первоначального проекта и переориентации переговорной стратегии на двусторонние и многосторонние переговоры о зонах свободной торговли (ЗСТ). Программой - минимум протестного движения стало требование открытости и гласности переговоров по ЗСТ, а программой - максимум – выход из переговоров. Выступления проходили на организационной основе Континентальной кампании. Срыв первоначального проекта АЛКА – крупнейший на сегодня результат деятельности альтерглобализма в регионе.

Несостоятельность прогнозов того, что после достижения ближайшей цели движение пойдет на убыль и, в конечном счете, сойдет на нет, на лицо. Политическая практика свидетельствует о том, что движение не свелось к протесту против АЛКА, но затрагивает более широкий круг проблем, связанных с неолиберальной глобализацией и возможными путями преодоления ее негативных социально-экономических последствий. Заключение между США и Колумбией, Перу, Панамой, странами Центральной Америки и Доминиканской Республикой договоров о ЗСТ, характеризуемых оппонентами как облегченный вариант АЛКА, поставило перед альтерглобалистами новые задачи, потребовало изменения форм противодействия и выдвижения новых альтернатив. На первый план в период «пост-АЛКА» выходят протесты против договоров о ЗСТ в ходе процедуры их парламентской ратификации, а также поддержка альтернативных проектов региональной интеграции – Южноамериканского сообщества наций (ЮСН) и АЛБА.[101]

Нельзя оставить без внимания о возникновении в Латинской Америке нового политического феномена – правительственного альтерглобализма. Он получил выражение в политике ряда правительств и лидеров, прежде всего У. Чавеса (Венесуэла), Ф. Кастро (Куба), Э. Моралеса (Боливия). Между правительственным и общественным альтерглобализмом установилось взаимодействие: государственные деятели участвуют в социальных форумах и поддерживают ряд общественных инициатив; с другой стороны, государственные проекты, в первую очередь АЛБА, пользуются широкой поддержкой общественных организаций.

Договорная база АЛБА, представленная двусторонними соглашениями между Венесуэлой и Кубой (2004-2007 гг.) и многосторонними с участием Боливии и Никарагуа (2006,2007 гг.) выступает в политическом плане как проект по созданию конфедерации латиноамериканских государств. Анализ договоров АЛБА с учетом внешнеполитического курса Венесуэлы позволяет заключить, что в международном сотрудничестве и региональной интеграции боливарианский режим видит себя не над, а в ряду тех государств, которые готовы к сотрудничеству. В то же время, говорить об осуществимости политической составляющей АЛБА еще рано. В настоящее время речь идет о формировании экономических предпосылок политического союза.

В экономическом плане проект АЛБА намечает создание в регионе единого производственного комплекса на основе госсектора. Фундаментом интеграции должно стать объединение государственных нефтяных и газовых компаний в единую компанию «Петроамерика»[102]. Осуществимость проекта зависит в первую очередь от социально-политической ориентации государств, на участие которых он рассчитан. Фактически АЛБА экстраполирует на весь регион опыт венесуэльской государственной нефтяной компании PDVSA[103] после 2002 г. В национализации и государственном распределении так называемой природной ренты авторы проекта видят средство достижения социальных целей. Готовность к этому большинства стран региона остается под вопросом.

Для Венесуэлы, благодаря ее статусу одного из основателей и лидеров ОПЕК, нефть стала фундаментом международной политики и ее латиноамериканского вектора в частности. В этом же прослеживается и  уязвимость внешнеполитического курса, связанную с колебаниями мировых цен на нефть. Правительство У. Чавеса осознает эту опасность и работает над ее минимизацией путем диверсификации национальной и по возможности латиноамериканской экономики. Практиковавшуюся на протяжении многих десятилетий стратегию диверсификации национальных экономик на базе импортзамещения предлагается заменить стратегией межнациональной диверсификации, основанной на взаимодополняющем развитии.

Социальное и культурное направления являются специфичными и особо важными для проекта АЛБА. Осуществляемые боливарианским режимом, как в самой Венесуэле, так и в других странах программы в области занятости, здравоохранения, образования и культуры направлены на развитие того, что в современной экономической теории называется «человеческим капиталом».

АЛБА представляет собой попытку поднять движение к латиноамериканскому единству на качественно новый уровень. Преобразования в политической, экономической и социально-культурной сферах мыслятся как единое целое. Комплексный характер проекта позволяет расценивать его как принципиально новый.

Рассматривая проект АЛБА в геополитическом плане, можно выделить егорадикальную оппозиционность проекту АЛКА как в первоначальном, так и в модифицированном виде. АЛКА предполагает крайне асимметричное взаимодействие экономик двух Америк, свободу действий ТНК без адекватных гарантий для более слабых участников. АЛБА рассчитана на страны, более близкие по уровню и типу развития, и предполагает углубление интеграции на равноправной основе. Стратегическая цель проекта – создание широкой сети многонациональных корпораций, призванных обеспечить устойчивое развитие региона. Вместе с тем, проект АЛКА в определенной степени продолжает реализовываться в форме двусторонних соглашений о ЗСТ.

Такие договоры с США уже заключили Мексика, Колумбия, Перу, Чили, страны Центральной Америки, охватывающие, 40,9 % населения и 50,9% ВВП региона[104]. Геополитический масштаб АЛБА к середине 2007 г., измеренный в данных показателях, составляет 17,7% населения и 8,3% ВВП[105]. Таким образом, пока рано говорить о поражении или победе АЛКА или АЛБА. Можно говорить скорее об определенном динамическом равновесии, когда те или иные страны региона начинают тяготеть к одной из противоположных интеграционистских тенденций или, наоборот, отталкиваться от нее. Особенно неустойчивым равновесие стало в 2006 г., когда в большинстве стран региона (включая США) прошли президентские и/или парламентские выборы. Результаты выборов очень сильно влияют на развитие соотношения АЛБА и АЛКА. Разрешения коллизии можно ожидать в 2009-2010 г. после завершения электорального цикла в Латинской Америке.

Заключение.

Латиноамериканский альтерглобализм – органическая часть мирового движения, возникшего как реакция на социально-экономические последствия неолиберальной глобализации. Вместе с тем латиноамериканский вариант альтерглобализма имеет особенности, обусловленные тем, что неолиберальные реформы, приобретшие впоследствии глобальный масштаб, были осуществлены раньше всего именно в Латинской Америке. Латиноамериканский отряд мирового альтерглобализма – наиболее массовый, организованный и зрелый. Составляющие его основу общественные движения: крестьянские, индейские, профсоюзные, студенческие, феминистские и другие – действуют практически в каждой из стран региона, что предполагает определенную координацию действий на общерегиональном уровне. Высокая степень взаимодействия определяет тип ведущих организаций, которые можно определить как многопрофильные. В свою очередь это детерминирует мобильность, слаженность и оперативность протестной деятельности.

В Латинской Америке альтерглобализм выступает в двух формах: 1) общественный альтерглобализм (собственно альтерглобализм): социальные движения и организации. Данный сегмент альтерглобализма представляет собой протестно настроенную часть гражданского общества стран Латинской Америки. 2) правительственный, отстаивающий в той или иной степени интересы широких масс, организованная часть которых составляет общественное крыло движения, и близкий последнему в идейно-политическом отношении. Наиболее активным представителем правительственного альтерглобализма выступает боливарианский режим Венесуэлы. Оба эти сегмента движения взаимосвязаны: первый обеспечивает второму социально-политическую поддержку, в частности электоральную базу; второй может дать первому конструктивную перспективу. Такая попытка осуществляется в рамках проекта АЛБА, предполагающего глубокие преобразования в экономической, политической, социальной, культурной сферах. Проект АЛБА представляет собой первую попытку выдвижения целостной и системной программы действий альтерглобалистского характера и направленности. В этом качестве АЛБА потенциально может послужить отправным пунктом конструктивной конкретизации представлений как латиноамериканского, так и мирового альтерглобализма. Начало практической реализации проекта, положенное Венесуэлой и Кубой в 2004 г., открыло общественному альтерглобализму новую перспективу. Однако, несмотря на первые шаги, АЛБА еще во многом носит декларативный характер.

Глубокие исторические корни альтерглобалистского движения в регионе и наличие в нем как протестных, так и конструктивных моментов обусловливают его долгосрочные перспективы. Вместе с тем, борьба за альтернативный путь интеграции и развития будет долгой, и каков будет ее результат, покажет время.

III.              Альтернативные теории мироустройства.

3.1. Ненасилие в политике – альтерглобализм как поиск путей мирного соразвития.

Когда закончилась холодная война, ведущие государства впали в состояние беспечной эйфории. Казалось, что конфликтам и войнам положен конец, и Земля получит, наконец, передышку. Но внутренние войны и конфликты внутри государств начали расти как снежный ком, количественно и качественно. Поток насилия не иссякал, но приобретал более жестокие и бесчеловечные формы.

Войны, которые вело человечество и продолжает вести до сих пор, являются самой жестокой и крайней формой проявления насилия. Человечество вступило в полосу глобальных опасностей, стало заложником созданных им же самим колоссальных средств разрушения, которые способны трансформировать единичное насилие, частное зло, т.е. насилие и зло, посильное отдельным частным индивидам, во всеобщую непоправимую катастрофу.

Насилие и террор – это инструменты слабых и недальновидных правителей, организаций, государств и т.д. Те, кто выбирает насилие и террор как форму взаимодействия должен приготовиться к тому, что его оппонент ответит тем же, не говоря уже о том, что любое насилие ведет к резкому ухудшению политической и социальной динамики. Если в обществе развивается культура насилия, то методы террора становятся единственно эффективными в глазах общественного мнения, в бытовом и повседневном сознании, в СМИ, и поп-науке, выполняющих заказ пропаганды насилия.

Трагедия 11 сентября 2001 г. послужила оправданием международных репрессивных мер США. Военная акция против Афганистана формально была ответной оборонительной мерой на наступательные действия Талибана. Однако ученые задаются вопросом, а не было ли 11 сентября ответом на стратегию США и положений из документов американского Министерства обороны о безраздельном господстве на земле, на море и в воздухе для продвижения политических и экономических интересов Вашингтона?[106]

Востребованность  концепции  ненасилия именно сейчас объясняется накатом насилия и жестокости в форме терроризма, новых бесконтактных форм ведения войны (войны шестого поколения), сопровождающиеся массовым уничтожением гражданского населения, угроза применения ОМУ (оружия, предназначенного для массового уничтожения людей).

Концепция ненасилия в политике   признает   необходимость,   целесообразность   и оправданность отказа от использования  насилия,  силы  вообще  при  решении каких бы то ни было политических и  социальных  проблем,  ставит  в  основу политической деятельности принципы гуманизма и требования  общечеловеческой морали и нравственности.

Современные концепции ненасилия (Л. Толстой, М.Ганди, Й. Галтунг) содержат не только идейные теоретические конструкции, но и практический опыт ненасильственной борьбы. Эти концепции органически увязаны с борьбой за справедливость и,  по мнению своих приверженцев, являются наиболее действенным и эффективным средством в решении многих социальных конфликтов. Ненасилие в современной трактовке предполагает не пассивное созерцание или подчинение злу, а активное сопротивление несправедливости без применения ответного насилия. Если насилие является разрушительной силой, порождающей и умножающей зло, то ненасилие есть позитивное выражение силы, которая устраняет саму причину конфликта и создает условия для последующего сотрудничества.

Реакция людей на насилие и несправедливость возможно в трех формах: пассивности, ответном насилии, активном ненасилии. Пассивность рассматривалась М. Ганди[107] как подчинение злу, уподобление человека рабу.

Пассивность противостоит активному ненасилию и должна быть, безусловно, отвергнута. Ненасилие учит преодолевать страх. Те, кто прибегают к ответному насилию, их позиция выше пассивности. Когда мы используем ответное насилие, мы тем самым, позволяем своему противнику (агрессору или врагу) также прибегать по отношению к нам к силе. Следовательно, делая так, мы отрицаем свои собственные принципы (уважение к человеку) и цели (стремление к большей справедливости и миру). Прежде, чем осилить другого, мы разрушаем в себе свою человечность. Злые средства, даже если они используются во имя благих целей, разрушают нашу человечность.

   Л.  Н.  Толстой[108]  создал  оригинальное  религиозно-нравственное   учение,

получившее название толстовства. Ненасилие в точном смысле слова как  отказ от насилия означает, что человек не берется быть судьей другим  людям,  ибо это прерогатива Бога. В данном случае речь идет  не  о  том,  чтобы  вообще отказываться от оценки (суда) других людей, а о том, чтобы не оценивать (не судить) людей как людей, чтобы не покушаться на  их  свободу,  нравственное достоинство само их право самим определять свою жизнь.  Тем  самым  человек относится к другим как к братьям. Брат не судит брата. Это делает отец.

   Придя  к  выводу  о  ненасилии  как  истине  любви,  Толстой   со   всей

решительностью ополчается на государственное насилие. Как бы  ни  оценивать анархизм Толстого, ему нельзя  отказать  в  последовательности.  Ненасилие, продуманное до конца, не  только  предполагает  отрицание  государственного насилия, но делает это в первую очередь, поскольку здесь идет речь о чем-то большем, чем факты насилия, - о праве на насилие.

   Толстой видел разницу между различными проявлениями насилия -  например, между насилием разбойника  с  большой  дороги  и  насилием  государственных деятелей (царей, президентов, генералов и т. д.). Оправдать нельзя  никакое насилие. Но если насилие разбойника хоть как-то можно  понять,  то  насилие государственного деятеля понять нельзя, не говоря уже об его  оправдании  - оно  много  хуже,  т.  к.  претендует  на  узаконивание,  в  том  числе   и нравственное. Разбойник с большой дороги, как  правило,  понимает,  что  он делает что-то недостойное, он не выставляет своего «душегубства»[109] напоказ,  не мобилизует разум для его оправдания. Разбойник на троне гордится  насилием, изображая его как благо, требование разума. И этим он отвратителен вдвойне.

   Толстой считал, что насилие можно оправдать лишь в рамках каннибальского сознания. Но его нельзя обосновать в рамках сознания, признающего, что  все люди являются братьями. Ненасилие является ответом на конфликтную ситуацию, при которой одни люди  считают  злом  то,  что  другие  считают  добром,  и наоборот. И ответ этот состоит в том, что человеку не  следует  вести  себя так, будто он знает, что является злом, а что нет.

   В представлении Л. Толстого, зло имеет своего рода цепную  реакцию:  раз

возникнув,  оно  порождает   ответные   действия,   которые   даже   будучи

оправданными,  как  правило,  не  удерживаются  в  рамках   справедливости,

порождают новое зло, причем еще в больших  масштабах,  чем  прежде.  И  так происходит до бесконечности - до всеобщей катастрофы. Поэтому  единственным средством  остановить  этот  разрушительный  процесс   является   решимость воздержаться от возмездия за причиненное зло, в том числе, и  от  права  на самооборону. Но  главное  не  в  самом  этом  отказе  от  мести,  а  в  том просветленном чувстве, которое движет нравственно совершенным человеком – в чувстве любви ко всем людям без исключения.

   В учении Толстого своеобразно переплетаются евангелические  христианские идеи с традиционным подходом восточных религий.

Ганди же  выводит ненасилие из чисто религиозной или нравственной  сферы,  лишь  опосредовано влиявшей на политические  процессы,  и  переводит  его  в  плоскость  самой политики. У Ганди ненасилие выступает уже не как отказ  от  борьбы,  а  как одна из форм борьбы, причем, быть может,  как  самое  эффективное  средство борьбы с насилием. Для Ганди  конечной  целью  является  усовершенствование мира, преобразование  его  посредством  любви  и  глубочайшего  уважения  к человеку.

Новрежский ученый Й. Галтунг[110] ввел понятие структурного или косвенного насилия и призвал различать «негативный мир», то есть собственно отсутствие войны и прямых форм насилия и «позитивный мир», то есть состояние, в котором отсутствуют проявления как прямого, так и косвенного насилия и устанавливается состояние мира, в котором присутствует справедливость.

Согласно Галтунгу, источники насилия следует искать в концепции основных потребностей человека. Он перечисляет четыре группы потребностей: выживание, благосостояние, свобода и идентичность. Полное удовлетворение основных потребностей составляет фундамент «позитивного мира», нарушение хотя бы одной ведет к появлению основных видовых форм насилия (антиподов базовых потребностей): Холокост, скрытый холокост, ГУЛАГ, духовная гибель. Галтунг также выделяет четыре формы насилия, связанных с соответствующими четырьмя формами лишений: насилие, нищета, репрессии, отчуждение. К учению о прямом и структурном насилие он добавил концепцию «культурного насилия»[111]. Галтунг отмечал, что культура выполняет роль легитимации насилия. При этом легитимация ведется посредством религии и идеологии. Религия и идеология делятся на так называемую жесткую и мягкую формы, жесткие формы религии и идеологии ориентированы на целевую составляющую, мягкие формы связаны с сопереживанием и симпатией.

Согласно Галтунгу, природа конфликта представляет собой триединство собственно противоречия, поведения (действия) и восприятия (осознание противоречия). Конфликт может стать средством мифополитики, результатом манипуляций со стороны элитных группировок («мифодельцы»[112]), провокации со стороны внешних по отношению к непосредственным участникам, сил. Разжигание конфликтов становится способом обеспечения геостратегических и политических интересов региональных и внерегиональных игроков. Любой конфликт проходит свою индивидуальную траекторию развития, если имеется противоречие, то оно всегда разрешается тем или иным способом. Сначала созревают внутренние предпосылки и условия конфликта, а затем он начинает испытывать внешние импульсы влияния. Борьба должна вестись с насильственными формами разрешения конфликта, принимающих форму вооруженных столкновений.

Миротворчество по Галтунгу – это ограничение насилия (лечение) и его предупреждение(профилактика болезни)[113].  Конфликт понимается Галтунгом прежде всего как внутреннее противоречие, когда одна сторона стремится к аналогичной цели или когда одна сторона разрывается между двумя несовместимыми целями. В первом случае простой конфликт называется «диспутом», во втором – «дилеммой». Разрешение потенциальной энергии, заключенной в конфликте, может привести либо к силовому разрушению (насилие) – уничтожение другой стороны или самоуничтожение, либо к конструктивному действию и мирному разрешению конфликтного противостояния. Врожденное противоречие более точно формулируется как «состояние несовместимости целей в системе достижения цели» и конфликт представляется как триада «восприятие/оценка + поведение + противоречие/содержание»[114]. Поэтому успешным разрешение конфликта может быть лишь в том случае, когда миротворец работает со всеми тремя аспектами конфликта. Только тогда возможно принятие конструктивного решения. Галтунг полагает, что «конфликт предвосхищает появление системы, стремящейся к каким-либо целям, а такие системы и порождают жизнь»[115].  Упомянутые системы (то есть системы с целевыми установками или «формации») включают в себя как элементы гармонии, так и дисгармонии, проявляя себя как в сотрудничестве, так и в конфликтном противостоянии. Конструкция Галтунга в корне противоречит традиционному предмету исследований в политологии, каким является государства и борьба за власть. Конфликты, в понимании Галтунга, неразрывно связаны с психологической и физической природой человека. Поэтому, чтобы познать природу конфликта, необходимо обратиться к человеческим ассоциациям в реальной жизни, откуда и возникают конфликты как на уровне сознания, так и подсознания. Тогда можно провести классификацию такого сложного явления как конфликт, включающий структурный конфликт, недовольство, неудовлетворенность и как первичные, так и более сложные стороны конфликтного противостояния в форме диспута и дилеммы. От аналитика и эксперта по конфликтам требуется не только описание эволюции конфликтного противостояния и определение его сторон и действующих лиц, но также понимание целей, их несовместимости и противоречий.

Резкой критике Галтунг подвергает миф о миролюбии демократий в своей книге «Мир мирными средствами»[116]. В ней  полностью отрицая тезис о мирных демократиях, он предлагает девять теорем: 1) чем больше индивидуалистична и конкурентоспособна культура, тем вероятнее, что страна демократична и тем вероятнее, что она поведет себя воинственно при благоприятных условиях; 2) чем больше у страны опыта нанесения травм другим и чем более она при этом демократична, тем она более воинственна; 3) чем выше позиция страны в мировой иерархической пирамиде, тем больше вероятность, что она демократична и воинственна; 4) чем выше изоморфичность между внутренней и мировой социальной структурой и чем демократичнее государство, тем оно воинственнее; 5) чем демократичнее государство тем больше разделение властей в процессе принятия решений, а чем больше разделение властей, тем менее воинственна страна; 6) чем демократичнее страна, тем больше прав человека соблюдается, а чем больше прав человека соблюдается, тем больше обязательств налагается; 7) чем демократичнее государство, тем выше внутренняя конкуренция за власть, а чем выше внутренняя конкуренция за власть, тем больше искушение получить поддержку за счет агрессии вовне; 8) чем демократичнее государство, тем больше требуется запаса прочности внутреннего мира для внешней активности, вне зависимости от того носит ли она воинственный или мирный характер; 9) чем демократичнее страна, тем более убеждены в своей правоте лидеры/народ, а чем больше они уверены в своей правоте, тем более воинственна страна. Как подчеркивает в этих девяти теоремах Галлтунг, существует вероятная взаимосвязь между демократией как формой ведения внутренней политики и воинственностью как способом проведения внешней политики.

Говоря непосредственно об альтерглобалистах, хотелось бы повторить, что движение является достаточно разнообразным по своему внутреннему составу, в акциях принимают участие, как группы, которые принципиально против насилия, так и те, которые не мыслят своей деятельности без актов насилия (национал-сепаратисты, леворадикальные группы). В результате чего внутри движения ведутся активные дискуссии непосредственно о применении, и является ли нанесение ущерба собственности насилием, допустимо ли это в рамках гражданского неповиновения. Существует три основных точки зрения на данный вопрос. Активные сторонники прямых действий допускаю и поощряют нанесение ущерба собственности транснациональных корпораций и государства практически во всех случаях. Сторонники «радикального ненасилия»[117] допускают нанесение ущерба собственности в случае, если это может предотвратить больший (с точки зрения активистов) ущерб (например, уничтожение железнодорожных путей с последующим оповещением при попытках транспортировать экологически опасные грузы). Традиционные сторонники ненасилия (гандисты) не считают возможным нанесение какого-либо ущерба чужой собственности. Среди большинства участников альтерглобалистского движения наблюдается следующее отношение к проблеме насилия: 1) пассивное сопротивление, т.е. невыполнение некоторых обязательных в государстве действий (например: неуплата налогов, голодовки, забастовки различных форм и т.д.) и 2) активное сопротивление в форме гражданского неповиновения (блокады транспортных путей и зданий, т.н. street party, т.е. ненасильственный продолжительный захват улиц городов и др.).

Организационно проблема применения насилия получило свое отражение в практике цветных колонн (впервые использована в Праге в 2000 году во время протестов против саммита Мирового Банка)[118]. Вся масса протестующих разделялась на три колонны в соответствии с предпочтениями участников.

В розовой колонне шли сторонники ненасилия, в желтой – сторонники гражданского неповиновения и, наконец, в синей – активисты допускающие использование насилия. В некоторой степени это позволяло дифференцировать тактику протеста, избегать столкновений внутри протестующих, а также рассчитывать на «адекватную» реакцию полиции.

Суммируя, становится очевидным, что для сохранения единства альтерглобалистского движения необходим радикальный плюрализм. Он, в свою очередь, в альтерглобализме является одним из его отличительных признаков и ставка на него делается сознательно, он является как бы одним из программных положений движения.

3.2. Альтерглобализм как ответ человечества на экологический кризис.

Безудержное  развитие  техногенного  типа  мировой   экономики   привело   к возникновению глобальных экологических проблем, каждая из  которых  способна привести к деградации человеческой цивилизации.  Среди  этих  проблем  можно выделить  опустынивание, обезлесенье, сырьевую, парниковый эффект, и т.д. Эти  проблемы  взаимосвязаны  между  собой  и  эта  взаимосвязь  приводит  к возникновению или обострению  других.  Осознание  катастрофичности  сложившегося  типа    экономического  развития, конечности   природных   ресурсов   и   взаимозависимости   всех    эколого- экономических процессов на нашей планете привело к возникновению экологического направления альтерглобализма, воспринимающему глобализацию как ответ человечества на экологический кризис. Конечно, нельзя отрицать, что XX век принес человечеству немало благ, связанных с бурным развитием научно - технического прогресса, но и нельзя забывать, что  в тоже время  жизнь  на  Земле была поставлена   на  грань экологической катастрофы. Рост населения, интенсификация добычи и  выбросов, загрязняющих Землю, приводят к коренным изменениям в  природе  и  отражаются на самом  существовании  человека.  Часть  из  таких  изменений  чрезвычайно сильна  и  настолько  широко  распространена,   что   возникают   глобальные экологические проблемы. Имеются серьезные проблемы  загрязнения  (атмосферы, вод, почв), кислотных дождей, радиационного поражения  территории,  а  также утраты отдельных видов растений и живых организмов,  оскудения  биоресурсов, обезлесения и опустынивания территорий. «Проблемы возникают в результате такого взаимодействия  природы  и  человека, при котором  антропогенная  нагрузка  на  территорию  (ее  определяют  через техногенную  нагрузку  и  плотность   населения)   превышает   экологические возможности этой территории,  обусловленные  главным  образом  ее  природно - ресурсным   потенциалом   и   общей   устойчивостью   природных   ландшафтов (комплексов, геосистем) к антропогенным воздействиям»[119].

Экономический и экологический  подходы  к  оценке  результатов  человеческой деятельности на  планете  прямо  противоположны:  экономисты  оценивают  эти результаты  с  точки  зрения  увеличения  объемов   производства   и   роста потребления, а экологи -  с  точки  зрения  ущерба,  нанесенного  природе  и здоровью человека. Между  тем  для  адекватной  оценки  степени  воздействия человека на природу должны использоваться  совокупные  эколого-экономические показатели.

Для  многих  поколений  людей  прогрессивное  общественное  развитие  прочно ассоциировалось с экономическим ростом.  Но,  развивая  промышленность  ради удовлетворения собственных  потребностей,  человечество  неизбежно  нарушает естественное равновесие в  природной  среде.  Это  может  в  конечном  итоге привести его к самоуничтожению, ведь зависимость человечества от природы  не уменьшается,  а,  наоборот,  год  от  года  возрастает.  Но  противодействие прогрессу  производства  столь  же  губительно   для   человеческого   рода: производство и потребление в смысле воспроизводства человека  совпадают,  их неразрывная связь закреплена в  экономических  категориях  «производительное потребление»[120] и «потребительное производство»[121]. Выходом  из  этого  замкнутого круга  может  стать  пересмотр  стратегии  экономического  роста  в   пользу стратегии устойчивого развития и создание новой прогрессивной технологии.

«Под  рациональной  организацией  природопользования  (устойчивым   развитием системы   «общество-природа»)   следует   понимать   систему   деятельности, обеспечивающую  эффективное,  экономичное  использование  и  воспроизводство природных  ресурсов   (сырья   и   энергии),   а   также   наиболее   полную технологическую схему переработки отходов производства  с  учетом  интересов развивающегося хозяйства и сохранения здоровья людей»[122].

Если проанализировать экономическую статистику большинства  развитых  стран, то она практически всегда свидетельствует о росте производства  и  повышении благосостояния населения. Несмотря на кризисно депрессивный характер 80-х  и начала 90-х годов,  общемировой  показатель  производства  товаров  и  услуг увеличился на 20%[123]. Развитие экономики сопровождалось  расширением  торговли, созданием миллионов новых рабочих мест. В настоящее  время  производимый  на планете валовый продукт увеличился по сравнению с серединой XX века почти  в 5 раз[124]. Мировое сельское хозяйство развивалось  рекордными  темпами.  Высокий уровень  спроса  на  продукты  питания,  обусловленный  ростом   численности населения  и  повышением  его   благосостояния,   способствовал   увеличению производства зерна в мире в 2,6 раза[125] по сравнению с серединой века. Ни  одно поколение людей не видело ничего подобного. Экономисты были  оптимистичны  в отношении прогнозов на будущее. Экологи, напротив, били тревогу, доказывая  обратное.  По  их  мнению,  рост экономического развития  компенсировался  в  сторону  отрицательных  величин ухудшением среды обитания человека и стремительной деградацией его самого. Еще  сравнительно  недавно  медицина  четко  проводила  грань  между   двумя состояниями человека - здоровьем и  болезнью.  Сейчас  в  медицинской  науке появился новый термин —  «третье  состояние»[126],  который  относится  к  людям, пребывающим на грани между болезнью и здоровьем.  В  третьем  состоянии,  по данным социологов, пребывают до  60%[127] жителей  планеты.  «Наше  здоровье,  - справедливо отмечает российский ученый В. П. Рачков, - стало  намного  более хрупким, у человека нет больше той же сопротивляемости к боли, к  усталости, к лишениям, что было в предыдущие периоды развития человечества. Человек  не имеет такой же, что и раньше, терпимости по  отношению  к  отсутствию  пищи, изменениям  температуры  и  т.д.  У  него  понизилась   сопротивляемость   к внутренним и внешним агрессиям, он более чувствителен к инфекциям,  страдает значительным снижением способностей чувствовать, осязать,  обонять,  видеть, слышать. Его одолевает бессонница, тоска, клаустрофобия.  Короче  говоря,  у нас больше шансов выжить, мы живем дольше, но жизнь сегодня стала беднее,  и мы не имеем той жизненной силы, что наши  предки.  Мы  вынуждены  бесконечно компенсировать  новые  недостатки  искусственными  средствами,  и   так   до бесконечности»[128]. По некоторым оценкам, в настоящее время  около  50%[129]  молодых матерей не в состоянии выкормить  своих  детей  грудным  молоком.  Из  этого факта напрашивается страшный вывод о возможности  полной  потери  природного качества  женщины  выкармливать  ребенка  грудью  и,  может  быть,  даже   о гибельных для  человека  последствиях.  Итак,  homo  sapiens,  проживший  на планете  без  существенных  физических  изменений  40-50  тысяч  лет,   стал стремительно видоизменяться  и  терять  свои  былые  природно-функциональные качества.

Различные результаты приведенных  оценок  во  многом  объясняются  тем,  что экономические  показатели  несовершенны:  они  не  учитывают  того   ущерба, который наносится окружающей среде производственной деятельностью человека. Главный   показатель   экономики   ВНП   (Валовой   национальный   продукт), определяемый как совокупность товаров и услуг,  произведенных  обществом  за год, не  учитывает  истощение  природных  ресурсов  всей  планеты.  Так,  ни экономика Германии, ни экономика США не учитывают возможные  последствия  (и стоимостные показатели,  соответственно)  уничтожения  лесов  Амазонии,  где действуют компании этих стран.

Недооценка ущерба, наносимого природной среде, создает  иллюзию  процветания развитых стран. Более того, принятая сейчас на западе  система  национальных счетов, может не только преувеличить темпы  экономического  развития,  но  и свидетельствовать о  подъеме  экономики,  хотя,  в  действительности,  имеет место ее спад. Например, упомянутое выше  увеличение  производства  зерна  в 2,6 раза произошло в период с 1950 по 1984 г[130]. С  тех  пор  не  зафиксировано существенного  роста  урожайности,  хотя   численность   населения   планеты продолжает расти.  Это  значит,  что  производство  зерна  на душу  населения сократилось почти на 7%[131].

В  настоящее  время  предпринимаются  попытки   увязать   ущерб,   наносимый природной среде, и показатели экономического  развития.  В  качестве  такого обобщающего показателя  был  выбран  индекс  Дали –

Кобба[132]  или,  как  его  еще называют,  индекс  устойчивого  экономического   благосостояния.   При   его расчетах делаются поправки на издержки экологического  характера,  связанные с нерациональным природопользованием.

Расчеты  показали,  что  в  США  -  самой  богатой  стране  мира  -   индекс

устойчивого экономического благосостояния непрерывно уменьшается с  середины 70-х годов.

Альберт Гор, бывший вице-президент и бывший кандидат в президенты Соединенных Штатов Америки, демократ, эколог,  главный борец с глобальным потеплением и лауреат Нобелевской премии мира, в своей работе «Неудобная правда. Глобальное потепление. Как остановить планетарную катастрофу"»[133] рассказывает об экологии и угрозе, вызванной глобальным потеплением.

Автор книги многие годы ведет кампанию по предотвращению негативного воздействия человека на окружающую среду, и его деятельность является поистине образцовой. Так Альберт Гор запустил кампанию стоимостью 300 миллионов долларов, цель которой - привлечь внимание правительства и общественности к проблеме изменения климата[134]. Трехлетняя кампания "Альянс за сохранение климата" официально начнет свою деятельность. Частично расходы кампании будет оплачивать сам Гор из средств, которые он получил после выпуска книги "Неудобная правда". Кроме того, для оплаты расходов кампании Гор собирается использовать полученную им в 2007 году Нобелевскую премию мира. Альберт Гор объявил, что он и его коллеги уже обучили две тысячи человек, которые будут представлять его кампанию не только в США, но также и в других странах. Курс обучения прошли добровольцы из Индии, а в скором времени Гор намерен начать обучать людей в Китае[135].

Альберт Гор призывают глав государств и правительств использовать "пакеты мер по стимулированию экономики" не только для противостояния глобальному кризису, но и для начала долгосрочной "зеленой революции"[136]

О поддержке инициативы Гора уже объявили несколько политических и общественных деятелей. Сам Гор подчеркивает, что его кампания призвана объединить представителей всех партий в борьбе за сохранение климата[137].

Он так же заявляет, что пришло время для новой эры - эры "зеленой экономики". Альберт Гор считает, что в ходе противостояния глобальному кризису необходимо решать срочные экономические и социальные проблемы и одновременно увеличивать инвестиции в возобновляемые источники энергии, а также расширять помощь на развитие аграрного сектора в бедных государствах.

Гор предупредил, что выделение триллионов долларов на поддержку инфраструктур, основанных на углероде, и на субсидии для развития ископаемых видов топлива может привести к новому кризису. По его мнению, отказ от субсидий на ископаемые виды топлива в размере 300 млрд долларов ежегодно приведет к сокращению выбросов парниковых газов на целых 6% и будет содействовать росту ВВП[138].

Альберт Гор призывает активизировать переговоры по выработке всеобъемлющего соглашения по изменению климата. Он  уверен, что к этим усилиям необходимо привлечь внимание на самом высоком уровне.

Он так же  предупреждает, что «человечество сидит на тикающей бомбе. Если подавляющее большинство ученых правы, то у нас есть всего 10 лет, чтобы избежать крупнейшей катастрофы с самыми сильными наводнениями, засухами и эпидемиями из всех что мы пережили.

Люди в погоне за обогащением и бесконечным промышленным ростом совсем забыли, насколько хрупка наша планета. Точнее хрупки те условия, к которым мы все так привыкли. Совершенно бесконтрольное сжигание органического топлива и постоянный рост промышленности, основанной на нем, могут привести к тому, что планета Земля превратится  из райского места для проживания в место для выживания в экстремальных условиях»[139].

В последние годы появились и  так  называемые  экстремистские  экономические концепции. Неспособность добиться радикального изменения в отношениях  между экономикой и окружающей средой привела к  появлению  концепции  –  экотопии[140].

Основные  направления  этой  концепции  –  возврат  к  природе, простые технологии, отказ от НТП который разрушает окружающую  среду.   В  различных видах    экотопии         много     внимания     уделяется     нравственному совершенствованию, духовным, нравственным аспектам. Эти  концепции  лежат  в основе программ партий «зеленых» во многих станах.  С   точки  зрения  типов экономического развития экотопии во многом связаны с концепцией  устойчивого развития. Существует более  60  определений  устойчивого  развития  наиболее распространено определение, данное в докладе комиссии Брундтланд:

«Устойчивое развитие – это такое развитие, которое удовлетворяет  потребности настоящего времени, но не ставит  под  угрозу способность будущих  поколений удовлетворять свои собственные потребности»[141].

Можно  выделить  4-ре  критерия   устойчивого   развития     на   длительную

перспективу. Данный подход основывается на классификации природных  ресурсов и динамике их воспроизводства.

- Количество возобновимых природных  ресурсов  (земля,  лес)  должно  по

крайней мере не уменьшаться в течение времени.

-   Максимально возможное   замедление   темпов   исчерпывания    запасов

невозобновимых природных ресурсов (полезных  ископаемых)  с  перспективой  в будущем их замены на другие не лимитированные виды ресурсов. (Замена  нефти, газа  на альтернативные источники энергии – солнце, ветер).

-  Возможность  минимизации  отходов  на  основе   внедрения   малоотходных, ресурсосберегающих технологий. Загрязнение окружающей среды (как  суммарное, так и по видам) не должно превышать его современный уровень.

Эти четыре критерия должны  быть  учтены  в  процессе  разработки  концепции устойчивого  развития. Их  учет  позволит  сохранить  окружающую  среду  для следующих поколений и не ухудшит экологические условия проживания.

Логика развития жизни на Земле определяет деятельность человека как  главный фактор, причем биосфера может существовать  без  человека,  но   человек  не может существовать без биосферы. Сохранить гармонию  человека  и  природы  – основная задача, которая  стоит  перед  настоящим  поколением.  Это  требует изменения   многих   ранее   сложившихся   представлений    о    соизмерении человеческих   ценностях.  

Подводя итог, хотелось бы вновь обратиться к словам Альберта Гора: «Иногда кажется, что наш климатический кризис протекает медленно, но на самом деле он происходит очень быстро, став воистину планетарной опасностью. И для победы над этой угрозой мы сначала должны признать факт ее существования.

Почему наши лидеры, как нам кажется, не слышат такие громкие предупреждения об опасности? Они сопротивляются правде, потому что в момент признания окажутся перед своим моральным долгом - действовать. Просто гораздо удобнее игнорировать предупреждения об опасности? Возможно, но неудобная правда не исчезает только потому, что она не замечена»[142].

Заключение.

Во второй половине ХХ века человечество столкнулось с рядом проблем глобального масштаба, охватывающих сферу взаимодействия человека и окружающей его среды, отношений между социальными общностями, государствами. 

Эти проблемы объединяют следующие характеристики:

    • планетарный, общемировой характер;

    • необходимость неотложных совместных действий всех государств

по их преодолению.

    Наличие глобальных экологических проблем заставляет говорить об экологическом кризисе. Между тем сам факт существования последнего не является бесспорным. Дело в том, что официальное признание экологического кризиса ведет за собой необходимость ответа на вопрос, кто в большей степени в этом виноват, и, следовательно, должен одним из первых ликвидировать последствия, что означает существенные финансовые затраты.

Универсального подхода к решению глобальных экологических проблем еще не выработано, и есть серьезные основания полагать, что вряд ли он существует. С другой стороны, очевидно, что ни административно-командные методы, ни рыночные отношения не в состоянии предложить действенного механизма решения экологических проблем.

Резюмируя выше сказанное о политике ненасилия, нужно сказать, что внутри альтерглобалистского движения существует твердая позиция неприятия войны и терроризма – «Противостояние войне - в самом сердце нашего движения»[143]. Но в тоже время нет единого мнения о применении насилия самим движения во время протестных акций, что вызвано составом движения, включающего в себя как пацифистов, так и леворадикальные группы. Поэтому для сохранения единства движения делается акцент на  радикальном плюрализме.

В заключении хотелось бы обратиться к  словам Йохана Галтунга: «…Суть может быть кратко выражена одним словом – мир. Это сказал Будда 2500 лет тому назад. Он проповедовал два простых правила – сострадание внутри человека и упорядоченную, приемлемую жизнь вокруг. Оба правила основываются на общем принципе, гласящем, что надо думать, прежде всего, об общих интересах и пользе, а потом уже о собственных. Этот принцип распространяется на любые общественные группы, классы, нации, государства»[144].