Творчество Александра Блока

     7. Блок и кризис  русского символизма(1912-1917гг.) 

     К концу 1911г. взгляды  Блока Вновь  существенно  изменяются. Ощущение начавшегося общественного подъема возрождает  - отныне не покидающую поэта – уверенность в близости неслыханных перемен: «Были в России «кровь, топор и красный петух» (….), а потом опять будут (…). Есть  Россия, которая, вырвавшись из одной революции, жадно смотрит глаза другой,  может быть, более страшной».

     1 декабря 1912г. , работая над   драмой. «Роза и Крест»,  Блок  записывает: «Нет, в  теперешнем  моем состоянии (….) я не  умею и не  имею права говорить больше,  чем  о человеческом. Моя тема – совсем не «Крест и Роза»- этим я не овладею, а судьба  человеческая». Уже позднее,  в 1916г.  Блок  напишет о поэтике «Розы и Креста»:

     «Одним  из  главных  моих «вдохновений»  была честность, т.е.  желание не провраться мистически. Так чтобы все можно было  объяснить психологически,  «просто». События идут как в жизни,  и если они приобретают иной  смысл , символический, значит, я сумел углубиться в них.»

     Из  этого можно  сделать вывод, что  Блок снова отходит от  мистических  символов и склонен оценивать действительность с  точки зрения  реализма.

     «Человеческое»  господствует и в  «Розе и Кресте», и в поэмах «Соловьиный сад», и  «Возмездие», и в  грандиозной  «трилогии лирики», под знаком  которой  Блок стремится осмыслить  и оформить  все  свое поэтическое наследие в трехтомном «Собрании стихотворений».

     «Трилогия лирики» Блока, как он назвал свое  «Собрание стихотворений »- это,  конечно, не просто собрание  наиболее, с  авторской позиции, значимых стихов, создающих картину его пути. Нет, это  единое   

     произведение,  где творческий   путь  осмыслен как история  лирического «я», а в ней  постоянно  подчеркивается «схожесть» с «обычной» историей «совершенного человека», современного мира, России, наконец, человечества.

     С одной стороны лирический герой, и «ты»в «трилогии»Блока живут «как все»т.е. в их неповторимо личном  отражено социально, национально и исторически характерное для жизни всех  блоковских современников. С другой стороны, история «я» и «ты» характерна истории мира в целом а не каких-то отдельных  его частей. Блок, осмысливая все  свое поэтическое творчество  как  единый символический текст и воплощая это  осмысление в  «лирической трилогии», выступает , и как художник, наиболее полно  воплотивший задачи,  которые  лишь теоретически ставил  перед собой «реалистический символизм» (Вяч.Иванов). Никто из символистов  не смог создать  в своей  лирики такого грандиозного «мира о пути».

     Ставил  ли подобные  задачи символизм в  целом? В критике и теоретических  работах, особенно  1900-1910-х годов – безусловно да (Особенно Вяч. Иванов). Однако  позиция Блока – художника совершенно особая. Не говоря уже  о символистической   лирике, насквозь  пронзенной  романтической  идеей неповторимости «я» , даже  проза и драма символизма  существенно отличаются и  общей «картиной мира», и своим строением от зрелого творчества Блока. Основные из  этих  различий можно легко проследить.

     Символизм  давал одну  из двух интерпретаций  «земли» и «человека». Это, с одной  стороны, типично  романтическое  осмысление  «земного» как антитезы «небесного», идеального мира. Эта линия реализуется либо  как полное игнорирование  «суетливых» дел мирских(«Стихи о Прекрасной Даие»,  первые  сборники  стихов Вяч. Иванова), либо  как изображение всего земного зла и  пороков (И.Анненский, Ф.Сологуб, ранний Брюсов). В таких произведениях роль «земного» резко ограничена, четко и однозначно предопределена, чего совсем нет у Блока 1910-х годов.

     Вторая  концепция земного являла собой  оправдание не  только земли, но-особенно  у «петербургских  мистиков» и земного зла.

     «Петербургские  мистики» принимали зло не как  таковое, а как стадию становления мира, однако , как уже было  замечено, отношение к ним Блока еще в начале  века  было  сложным. В целом в данном  случае, позиция Блока   и «Петербургских мистиков» совпадает. Но есть и различия.

     Прежде  всего  «сюжет»  «трилогии» сам  поэт определил как путь лирического  героя от  изначальной  гармонии, «мгновений  слишком яркого света»  - через «болотистый лес»   земной  действительности с ее  «отчаянием, проклятьями, возмездием », но и, с «земной красотой»с «первыми  восторгами книги Бытия»- к рождению  человека «общественного», художника, мужественно глядящего в лицо миру: Т.е. роль « земного» в трилогии двойная. Во-первых, «земное», «человеческое»- этап становления «я», связанный  с утратой  изначальной гармонии и  « низвержением» лирического «я»(и «героини») блоковской  лирики на землю. Здесь «земное» - сегодняшняя действительность , во всем ее «зле» - но и красоте, силе . Так воспринимал  земной  мир Блок. «Нечаянной Радости» , «Снежной маски». Это восприятие  близкое «Петербургским мистикам»,  дополняется описанием измени  «Высокому»:

     Был я беден,  слаб и мал.

     Но  Величий неких  тайна

     Мне  до времени открылась,

     Я Высокое познал

     Недостойный раб, сокровищ

     Мне  врученных, не храня

     …………………………….

     Я пошел во вражий стан

     …………………………..

     Ослепительные очи 

     Привлекли меня в  туман.

     - так изображает «путь на землю» Блок 1912г. Герой, идущий этим путем,- «падший ангел», отступник Прекрасного .

     Но  трилогия знает и  другое, собственно блоковском, «земное», иное «человеческое» связанное с воплощением  идеала в  любви  и природе («Арфы и скрипки»), искусстве («Итальянские  стихи»), в жизни  Родины  («Родина»), в полнокровном разливе страстей («Кармен»), наконец, в героине «боя» за  будущее («На поле Куликовом», «Ямбы»).

     У Блока 1910-х г. Воплощение  Прекрасного в мире  и есть «Человеческое» и «Человек» в трилогии  поэтому – не символы «» чего –то  иного, не знаки, а, напротив , глубинное, «тайное» значение  таких образов», как «я», «мы», то, что сквозит за  буднями повседневности: не земная «маска», а сущность. А у символистов во всех  случаях собственно  человеческое в образах фактически почти не подчеркнуто, или же оказывается внешней оболочкой, сквозь которую  сквозит подлинная, “небесная”  сущность изображаемого. То есть любой  лирический герой символистских произведений является  либо   сошедшим  в мир божеством (“Стихи о Прекрасной Даме, “Райская мать” Вяч. Иванова, Богородица Сологуба и т.д.),  либо падшим, дьявольским образом (“ты- иная, немая, безликая” Блока, “Лжехристос” Белого и т.д.).

     Блок 1910 –х годов создает  собственный  “миф о человеке”, миф- о человеческой  истории”. Человеку  здесь отводится  особая, несоизмеримая  с философией  Вл.Соловьева и других  символистов, роль. Этот “миф” был осмыслен в  образах фольклора (“царевич”, спасающий, “царевну”),  Ветхого Завета (путь к Земле Обетованной), Евангелия (поэтическая синонимичность образов лирического “я”, Человека и Христа), средневековой  рыцарской литературы(“рыцарь”) и в образах “маленького человека”, в героической традиции  романтизма XIX и начала XXв.  “Падший ангел” – Человек,  который  когда – то “небо знал”, но “пал” на  землю, - оказывается  в страшном мире  земного зла, хаоса. Познав земные “восторги” и падения ,  подойдя к краю “унижения, “обнищания” и  гибели, герой “лирической трилогии”должны стать мужественным активным  участником “мифа об  Истории”.

     Именно  Человек – участник  героического “вечного боя” за  Россию – “Новую Америку”, “рыцарь”, освобождающий  “пленную царевну” (“Душу мира”,  “тоскующую в  объятиях  Хаоса”,- земного зла). Человек – это тот, кто  должен  победить “страшный  мир”, принести в жизнь новую Радость -  не “счастье”, “уединенного создания”,  пережитого когда-то “в раю”, а “творческий восторг”, “Новой жизни” – жизни всеобщей.

     Сочетание  конкретно- исторического и  мифологического  пластов  повествования, их  объединенность “мифом о человеке”, “ мифом  об  истории” еще заметнее в драме  “Роза и Крест” и поэме “Возмездие”. Работая над  “Розой и Крестом”, Блок, как  показывают его  собственные письма, дневники и  записные книжки и подтверждает скрупулезное исследование В.М. Жирмунского, детально изучал быт описываемой эпохи, ее социальные отношения; стремился  он и к   углубленно психологическим  характеристикам героев. Блок постоянно соотносит социальные  коллизии  эпохи.

     Кризиса феодализма и  крестьянских войн с  современностью. Как вечные  рассматривает  Блок и  характеры персонажей. Таким  образом, для  пьесы оказывается необходимым воспроизведение разных сторон действительности.

     На  этом фоне развертывается “миф”. Все  персонажи характеризуются относительно  главного критерия – человечности. Входят  неудачливость, страдание  и одновременно высокое  мужество, спокойная   жертвенность, готовность к гибели.

     Близкую  концепцию  человеческого и структуру  образов  находим и в “полной  революционных предчувствий” поэме  “Возмездие”.Здесь еще больше конкретно-исторического, бытового, автобиографически точного. Первая  глава в особенности строится так, что  позволяет  истолковать  характеры героев как реалистические – определенные  эпохой и  историей: повествование о “дворянской  семье” , живущей “под  петербургским небом”.

     Но  такое  истолкование будет и правильным, и неполным. По Блоку, чем меньше “музыки” в ходе истории, тем больше “среды”, “быта”, “нравов”. Чем громче звучит мазурка исторического “возмездия”, тем эфемернее быт. “Сын” гибнет,  уйдя  из мира “уютов” и так и не увидел Нового.

     А сын  Сына (о котором Блок пишет  во вступлении к неоконченной поэме) вообще  дан вне “быта”: дитя дворянина и польской  крестьянки, он живет, заброшенный в “широких, польских клеверных полей”, слушая музыку Природы. Ему-то, может быть, и сужденно совершить подвиг Возмездия за искалеченные, “страшным миром” судьбы людей.

     Такое  понимание Человеческого, резко  отличаясь от концепций Вл.Соловьева  и тем более от символистского “соловьевства”, во многом  ведет  к  известным нам  традициями –  демократическому утверждению исконной  ценности человека,  дополненному  героическими чертами русской  культуры начало XX в. – ее  верой в мощь и силу Человека. Как мы видим,  Блок  вновь пытается объединить  принципы символизма и реализма, как в 1907 году. Но в то же время, теперь главную роль для Блока играют исторические  факторы. Блока 1910-х годов  не покидает  ощущение, что свет, история  и  современность, именно во всей их  конкретности, отображают становление  “мирового мифа” и что вне  знания исторически  конкретного  невозможно проникнуть в тайны бытия. Отсюда – постоянные мысли о роли  конкретных и живых деталей в искусстве: “люблю в “Онегине”, чтоб  сжалось сердце от крепостного права. Люблю деревянный  квадратный чан для собирания дождевой воды на  крыше над аптечкой возле PLAZA de TOROS в Севилье (Муз. Драма “Кармен”). Меня  не развлекают, а мне  помогают мелочи (кресла, уюты, вещи) в чеховских пьесах. (….).

     Очень люблю  психологию –в театре. И вообще чтобы было питательно. “Питательны”, жизненно  важны  для искусства, конечно, не разграничений “самоценные” детали. В итоге если рад критических высказываний Блока  (в статьях дневниках и т.д.) совпадал с  положениями символистской  критики, а творческий метод прозы, поэмы и драмы мог в той или иной  степени, но никогда полностью – сближаться с  символистским (ср. исторические  произведения Мережковского, прозу Белого 1910-х годов, Вяч. Иванова), то лирики, сталь глубоко пронизанной историзмом,  символизм никогда не создавал.

     Ср. “Возмездие”:

     Век девятнадцатый, железный,

     Воистину  жестокий век!

     Тобою в мрак ночной, беззвездный

     Беспечный брошен человек!

     В ночь умозрительных  понятий,

     Матерьялистских  малых дел,

     Бессильных  жалоб и проклятий

     Бескровных  душ и слабых тел!

     Крайняя точка  расхождения Блока с  символизмом – вопрос о  способах

     воздействия искусства на  жизнь. Полностью отказавшись от утопий “жизнестроения”, Блок , поэт  революционно  активной эпохи, не оставил мыслей  о высокой миссии искусства. Однако теперь  он  видит эту миссию, во-первых, в  познавании глубинных основ жизни и  главное -путей  истории. “При всей нашей слабости и безмолвии, подкрадывание двенадцатого года к событиям  отмечается опять-таки дневнике в литературе”. Связь искусства с ощущением подземного хода истории для Блока особенно  важна: