Образ Петербурга в повестях Н.В.Гоголя

Содержание

 

1. Вступление……………………………………………………………..............................3

 

2. Образ Петербурга в повести Н.В.Гоголя «Ночь перед Рождеством..4 - 7

 

3. Образ Петербурга в поэме Н.В.Гоголя «Мёртвые души»………….......8-9

 

4. Заключение…………………………………………………………….............................9-10

 

5. Список литературы…………………………………………………………....................11

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 «Печать Петербурга видна на большей части его произведений…  он Петербургу обязан многими типами созданных им характеров».

                                                                                  В.Г.Белинский

 

1. Вступление.  Из истории рождения  Петербурга.

 

«Град Петров»  до сегодняшних дней поражает наше воображение сказочной быстротой  и планомерностью его создания. На фоне других европейских столиц, выраставших  постепенно и стихийно, этот город  «умышленный», «вымышленный», «вытащенный» (Д.С.Мережковский) из земли.

       Ещё сильнее поражает характер осуществляемого замысла: Петербург представал воплощением дерзкого вызова, брошенного сразу в нескольких направлениях. Город, основанный на только что отвоёванной окраине     страны, город, обречённый на долгое время оставаться пограничным (и потому крайне уязвимым), воплощал открытый вызов врагам России. Опасность подобного размещения столицы не без удивления отмечал Дидро: «Чрезвычайно нецелесообразно помещать сердце на кончике пальцев». Основание Петербурга было своеобразным вызовом прошлому: новая столица создавалась на новом месте, устраивалась по новым принципам… Отметим, наконец, ещё одно: Петербург создавался как вызов стихиям природы. Он строился в месте, мало пригодном для житья огромной массы людей, ценой небывалых усилий и жертв. Основание Петербурга во многом опережало свою эпоху. Оно явилось одним из первых предвестий 20 века, воодушевляемого опасным убеждением, что с человеком, обществом и природой можно сделать всё.

 

2. Образ Петербурга в повести  Н.В.Гоголя «Ночь перед Рождеством»

 

Более семи лет жизни Гоголя связаны с  Петербургом.

Петербург…  И в этот дисциплинированный, высокомерный, холодный город в конце декабря 1828 года с яркой, ласковой, жаркой Украины  влетел 19-летний Николай Гоголь. Этот честолюбивый провинциал, худой, болезненный, с большим носом, явился в Петербург  с лучезарными и самоуверенными мечтами о его мгновенном покорении.

Одним из первых произведений Гоголя, в которых присутствует образ Петербурга, является повесть «Ночь перед Рождеством», вошедшая 
в цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки». В гоголевской повести «Ночь перед Рождеством» рассказывается о том, как Вакула, молодой кузнец из Диканьки, попадает в Петербург. Царская столица увидена глазами Вакулы, 
словно в ад прилетевшего сюда на черте. Петербург представляется нам чем-то невероятным. Вакула просто ошеломлен его сиянием и громыханием. Гоголь показывает Петербург через звуки и свет. Стук копыт, звук колес, дрожь мостов, свист снега, крики извозчиков, полет карет и саней — просто 
невероятное мелькание и суета. В этом сказочном мире Вакуле кажется, что оживают даже дома и смотрят на него со всех сторон. 
Огни, кареты, форейторы – ослепительный блеск ночного Петербурга ошеломляет бедного кузнеца.

 «Боже  мой! Стук, гром, блеск; по обеим  сторонам громоздятся четырёхэтажные  стены; стук копыт коня, звук  колеса отзывались громом и  отдавались с четырёх сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали, снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками; и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш. С изумлением оглядывался кузнец на все стороны»… О необычайно ярком свете, который исходил от фонарей, Вакула говорит: «Боже ты мой, какой свет! У нас днем не бывает так светло». Дворец здесь просто сказочный. Все вещи в нем удивительные: и лестница, и картина, и даже замки. Люди во дворце тоже сказочные: все в атласных платьях или золотых мундирах. Вакула видит 
один блеск и больше ничего. В «Ночи перед Рождеством» Петербург яркий, 
ослепительный, оглушающий и невероятный во всем.

Характерная особенность «Ночи перед Рождеством»  состоит в том, что  верхи, рядом  с фантастикой нарисованы реальные исторические фигуры и факты. Включение  в повесть картин, изображающих Петербург, несомненно, содержит в себе определённое сопоставление их со сценами и  образами народной жизни. Вакулу более всего поразило в Петербурге обилие «панства». «Господ, в крытых сукном шубах, он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать. «Боже мой, сколько тут панства!- подумал

кузнец.- Я  думаю, каждый, кто ни пройдёт по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель! А те, что катаются в таких чудных бричках со стёклами, те, когда не городничие, то верно  комиссары, а может ещё и больше». В первоначальной редакции «Ночи  перед Рождеством» впечатление  Вакулы от Петербурга было выражено несколько острее: «Сколько панов он вокруг увидел в крытых сукном шубах, что не знал, кому шапку снимать. «Боже ты мой! Сколько (чиновничества) панства тут», - подумал кузнец».

Отчуждённость народа от этого панства ещё отчётливее показана при встрече запорожцев с царицей Екатериной и Потёмкиным. Сколько иронии и сарказма чувствуется  в этой картине, нарисованной пером  сатирика ! И снова она подаётся через восприятие кузнеца Вакулы. Комната наполнилась шумными голосами дам и придворных. Они были одеты в атласные платья и шитые золотом кафтаны. Можно было ожидать, что внимание Вакулы на мгновенье сосредоточится на ком-нибудь из этих лиц, и это даст повод писателю нарисовать портрет кого-нибудь из них. Ничего подобного! Ни одно лицо не обратило на себя внимание кузнеца: «Он только видел один блеск и больше ничего». В окружении Екатерины нет ни одного примечательного лица, которое заслуживало бы  быть выделенным из толпы. Внешний блеск, мишура исчерпывает коллективный портрет этой толпы – суетливой, заискивающий и пресмыкающийся перед Потёмкиным.

       Ей противопоставлены запорожцы, горделивые, полные достоинства. Не боятся они признать, что не всё им по душе в столице, - например, что «бараны здешние совсем не то, что у нас в Запорожьи», дескать, мясо, которым кормят запорожцев, хуже того, какое едят они дома. Недаром Потёмкин, услышав эти слова, поморщился, так как запорожцы говорят вовсе не то, чему он их учил. А в следующий момент происходит нечто ещё более дерзкое. «Один из запорожцев, приосанясь, выступил вперёд: «Помилуй, мамо! Зачем губишь верный народ? Чем прогневили?» И вместо слов смирения и покорности, козак вызывающе начинает перечислять заслуги запорожского войска перед русским государством. А сколько дерзновенной отваги и смелости выказывает кузнец Вакула, внезапно размечтавшийся о царских черевичках для своей жены! «Государыня засмеялась. Придворные засмеялись тоже. Потёмкин и хмурился и улыбался вместе. Запорожцы начали толкать под руку кузнеца, думая, не с ума ли он сошёл».  Этот непривычный, чуждый мир враждебен ему.

      Сопоставление картин народной жизни и картин сановного Петербурга в «Ночи перед Рождеством» широко не развёрнуто, и тем не менее оно весьма существенно как выражение общей направленности «Вечеров». Тут мы видим развитие тех идей, которые высказаны от имени Рудого Панька в его «предисловии» к «Вечерам», когда «издатель» повестей сравнивал народный быт с бытом и жизнью знати.

       Так, вероятно, с изумлением и трепетом смотрел на всё происходящее вокруг и Гоголь. Недавно его окружали провинциальная дремота, тишь и

спокойствие, а тут вдруг он попал в водоворот  столичной жизни. Чувство растерянности, испытанное Вакулой, передаёт и гоголевское первое

впечатление от столицы. Совпадает, кстати, и то, что и Гоголь и его герой 

в поисках  службы присмотрелся к чиновникам, мелким, средним и крупным, и к  прочему столичному люду. Потрясение Гоголя было столь сильным, что он долго не мог заставить себя написать домой письмо. Наконец, взялся за перо. И письмо начал признанием: «…Петербург  мне показался вовсе не таким, как я думал… и слухи, которые  распускали другие о нём, также лживы». На каждом углу здесь поражали контрасты. Пышные парадные подъезды особняков  на Английской набережной и заплёванные, мрачные дворы домов на Гороховой  и Екатерининском канале, где Гоголь первоначально поселился. Треугольные  шляпы с плюмажем важно колыхались в каретах, протёртые шинелишки  тащились пешком, раскланиваясь со встречными.

      Спустя четыре месяца Гоголь в состоянии дать отчёт, в чём особенность Петербурга. Оказывается, особенность в том, что нет никакой яркой особенности. «Каждая столица вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на неё печать национальности, на Петербурге же нет никакого характера… Тишина в нём необыкновенная, никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах, всё подавлено, всё погрязло в бездельных ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их».

 

3. Образ Петербурга в поэме Н.В.Гоголя  «Мёртвые души»

      Петербуржцы оказались такими же обывателями, что и нежинцы. Только ещё заметнее в столице мелочность и своекорыстие, всеобщая обезличенность, дух чинопочитания. Горькое разочарование Гоголя отзовётся позднее в иронически - витиеватой  фразе   «Повести о капитане Копейкине» («Мёртвые души»): «… очутился вдруг в столице, которой подобной, так сказать, нет в мире!» Именно в этом городе, в Петербурге, Гоголь задумал свой главный труд – «Мёртвые души». Нет здесь ни ведьм, ни колдунов, ни чертей; нет чудесных превращений и немыслимых перелётов, подобных перелёту кузнеца Вакулы из Диканьки в Петербург и обратно. Самый невероятный Петербург Гоголь изобразил в «Мертвых 
душах». Это абсолютно нереальный дьявольский город. Здесь мосты, словно 
черти, висят в воздухе, не касаясь земли. Шторы и гардины кусаются. Это, как говорит почтмейстер, сказочная Шехерезада. Этот Петербург словно центр земли: здесь как будто собрались все страны мира. Ковры почтмейстер называет Персией, а не персидскими. В приемной Копейкин боится 
толкнуть локтем Америку или Индию: почтмейстер, правда, говорит, что это вазы, но ведь сроду ни в Америке, ни в Индии ваз фарфоровых не делали. Обедает же капитан в «Лондоне». Люди здесь тоже разные: и русские, и французы, и англичане. Кругом все утопает в роскоши: зеркала, мрамор, вазы, серебряная посуда, арбуз за сто рублей. Кругом какое-то дьявольское нагромождение людей и вещей. Да и самого Копейкина почтмейстер сравнивает то с совой, то с пуделем, то с чертом. Даже швейцар здесь похож на моржа. От всего этого создается впечатление, что Петербург — это дьявольский город, в котором «начальник» — полноправный правитель, хотя и существует «высшее начальство». У него в приемной сидят не только бедные люди, вроде Копейкина, но и «эполеты» и «аксельбанты».

Петербург «Мертвых душ» — это странный призрак настоящего города, это именно тот город на костях, про который написал Набоков. В нем 
вещи такие же живые, как и люди. Петербург - необыкновенный город. С одной стороны, это холодный, мрачный каменный город, но с другой — это центр культуры. Петербург часто затопляла Нева, словно смывая с него 
изображение застойно-косного провинциального быта: в «Повести о капитане Копейкине» перед читателем возникает целостный образ Петербурга, и образ этот так же, как в гоголевских повестях о столице, пронизан подспудным мифологическим смыслом. В косноязычном рассказе почтмейстера несколько раз мелькают ассоциации, сближающие Петербург с библейским Вавилоном, погрязшим в грехах и обречённым на гибель. Темы забвения заповедей, грядущего возмездия звучат с нарастающей определённостью и вполне уместны в рассказанной истории. Ведь повествует она о том, как преступное равнодушие столицы превратило защитника родины в атамана разбойничьей шайки. Символом этой государственной власти выступает Петербург – чинный, важный, утопающий в роскоши. Этот город, в котором совершенно немыслимо жить бедному человеку. Петербург-  неприветливый, жестокий город, бесконечно чуждый маленькому человеку. Воплощением произвола  и несправедливости является не только губернская власть, но и столичная бюрократия, само правительство. Чего же стоит это бездушное правительство, если оно не может оказать помощи защитнику отечества! Петербург – средоточие безобразий господствующего уклада жизни.

4. Заключение

 

  Краски Петербурга в «Мёртвых душах» у Гоголя по преимуществу серы, однотонны, изредка мелькнёт на фоне  общего тусклого цвета какое-нибудь яркое пятно. Цвет пепельно-серый, иногда палевый (когда робкое северное солнце коснётся потёкших стен домов), он не радует Гоголя, гасит в нём радостный дух, дух сына юга, привыкшего к буйству и разнообразию малороссийской палитры.

Совсем обратное видим мы в повести «Ночь перед  Рождеством»: оргия красок, их яркость  и разнообразие.

Гоголевский Петербург – это и Щукин  рынок, где Чартков покупает злосчастный портрет, и Васильевский остров, и Ревельский трактир, где приютился капитан Копейкин, и Дворцовая набережная, где стоит дом министра, к которому  Копейкин обращается за прошением, и перевоз на Неве, и огород на Выборгской стороне, которым владеет Агафья Тихоновна («Женитьба»), и купеческие палаты, и кабинет делового человека, и лакейская, и сени театра, и приёмная «значительного лица», и Калинкин мост, и пятнадцатая линия Васильевского острова, и Коломна.

…Невзрачный дом под номером 17 по Малой Морской. Но причастность к жизни великого поэта возвышает этот скромный фасад, хорошо сохранившийся с тех далёких  лет до наших дней, возвышает его  над другими, значительно более  пышными и богатыми, старинными особняками.