Автор работы: Пользователь скрыл имя, 28 Января 2010 в 14:02, Не определен
Курсовая работа
Почему же Господь разрешает дьяволу испытать человека: Иова, Ивана, Фауста? Ответ на этот вопрос мы находим в романе «Братья Карамазовы»:
«Слышал я потом слова насмешников: как это мог Господь отдать любимого из святых своих на потеху Диаволу… и для чего: «вот что, дескать, может вытерпеть святой мой ради меня!». «Но в том и великое, что тут тайна, – что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе» (Достоевский: 404).
Иов служит не только Господу, но «послужит и всему созданию его в роды и в роды и во веки веков, ибо к тому и предназначен был».
Поединок между Богом и дьяволом происходит в душе человека и человек решает его. В этом прямое соответствие «частного» человека с целым миром, а личной жизни с судьбой мироздания. «А надо всем-то правда Божья, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!» (Достоевский: 405).
Испытание Фауста Мефистофелем также должно подтвердить либо достоинство человека, либо его ничтожество. Фауст оказывается таким образом ответчиком за все человечество. После того, как Фауст прошел весь жизненный путь, дается окончательное решение спора между силами добра и зла.
Мефистофель хочет унести душу его в ад, но тут вмешиваются божественные силы, «грешных прощая, прах оживляя» (Гёте: 602). Бесы робеют, пятятся от рассыпающихся роз.
Мефистоф
Ангелы поднимаются к небу, унося бессмертную душу Фауста. Фауст оправдан, и в его лице оправдано все человечество. В финале трагедии Фауста встречает отец ангелоподобный Pater Seraphicus. Этот образ упоминается и в романе Достоевского. Иван, акончив излагать Алеше свою поэму, посылает его к старцу: «Ну, иди теперь к твоему Pater Seraphicus»(Достоевский: 317).
В образах старца Зосимы и Алеши Достоевский изображает христианство как подлинную религию любви. «Не в православии ли одном, – отмечал Достоевский в «Дневнике писателя» за 1873г – сохранился божественный лик Христа во всей чистоте. И, может быть, главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтоб сократить у себя этот божественный образ Христа во всей чистоте, а когда придет время, – явить этот образ миру, потерявшему пути свои!»
Творчество Достоевского, замечает Н. А. Бердяев, «полно особых откровений о природе русского человека, о русской душе <…> Достоевский раскрыл полярность русского духа как глубочайшую его особенность. Как отличается в этом русский дух от монизма духа германского!» (Бердяев:232)
«Западный человек почвеннее, он более верен традициям и более подчинен нормам. Широк русский человек. Достоевский раскрыл жуткую, огненно-страстную русскую стихию<…> Достоевский открыл, что русский человек всегда нуждается в пощаде и сам щадит. В строе западной жизни есть беспощадность, связанная с подчиненностью человека дисциплине и норме. И русский человек человечнее западного человека. С тем, что раскрыл Достоевский о природе русского человека, связаны величайшие возможности и величайшие опасности. И русскую идею видел Достоевский во «всечеловечности» русского человека. Даже преступление не уничтожает у него человека» (Бердяев: 230).
Н. О. Лосский продолжает эту идею о европейском характере, укладывающемся в рамки традиции и о широте души русской: «У западных европейцев многие черты характера выработаны уже с детства под влиянием воспитания и воздействия общественных нравов. Русский человек в своем искании абсолютного и бесконечного обыкновенно не удовлетворяется надолго никакими определенными выработанными формами жизни» (Лосский:395).
С. Н. Булгаков также, указывая на сходство мировых, вненациональных черт образов Фауста и Ивана Карамазова, отмечает и национальные: «Непосредственное впечатление говорит вполне определенно, что Фауст, оставаясь мировым образом, есть в то же время немец с ног до головы <…> так же несомненно, что Иван Карамазов есть вполне русский человек, с которым каждый из нас не может не чувствовать кровного родства. Говоря определеннее, Иван есть русский интеллигент, с головы до ног, с его пристрастием к мировым вопросам, с его склонностью к затяжным разговорам с постоянным самоанализом, с его больной, измученной совестью». (Булгаков: 42) И сам Иван Карамазов рассуждает: «Русские мальчики, едва лишь знакомятся, тотчас начинают говорить о вековечных вопросах <…> есть ли Бог, есть ли бессмертие, а утратив веру в Бога, толкуют «о переделке всего человечества по новому штату» <…> И множество, множество самых оригинальных русских мальчиков только и делают, что о вековечных вопросах говорят у нас в наше время» (Достоевский: 333).
В работе Льва Шестова «Достоевский и Ницше» немало интересных наблюдений о русском и немецком характерах. Упоминая в своих рассуждениях Гёте он пишет: «Гр. Толстой недаром в "Что такое искусство" отвергнул Гете! И в самом деле, чего нужно Фаусту? Он прожил длинную, честную, трудовую жизнь, пользуется уважением и почетом народа, к нему отовсюду стекаются ученики, которым он может внушать идеи добра и передавать те, хотя и ограниченные, но полезные познания, которые ему удалось приобрести долгими годами упорных занятий. Кажется, радоваться бы ему на свою старость, а он недоволен, заводит дела с дьяволом и продает врагу человеческого рода свою душу за Маргариту. Что это такое? Ведь, говоря простым языком, это значит: седина в бороду, а бес в ребро. Меня удивляет только, что гр. Толстой не вспомнил по поводу "Фауста" эту удивительную русскую поговорку. Его любимые собеседники, "умные мужики", наверное бы так рассудили» (Шестов:50).
Фауст был так увлечен поисками своего прекрасного мгновенья, что на своем пути загубил жизнь Маргариты, убил ее брата. Притом герой не испытывал тяжких мук совести, даже не осознавал всей глубины своей вины. В отличие от него, русский Иван Карамазов, по сути дела не виновный в убийстве отца, чувствует бремя своей вины.
Иван Карамазов является настоящим русским именно в том, что он всецело занят этической проблемой. «Поразительно равнодушие этого сильного философского ума ко всем остальным проблемам философии, например, теории познания. И, наоборот, Фауст, выступающий с гносеологической проблемой, является настоящим немцем, с их удивительной философией мысли» (Булгаков: 43).
Иван стремится «исцелить» себя Алешей. Фауст же отворачивается от божественного света и желает любоваться его отражением на земле.
Вот солнце показалось! Я не смею
Подня
<…>
Нас может уничтожить это пламя.
И вот мы опускаем взор с боязнью
К земле, туманной в девственном наряде,
Где краски смягчены…
Нет, солнце, ты милей, когда ты – сзади.
И яркой радуге окрестность рада
«Достоевский не созерцает божественный покой красоты <…> он видит до самого конца, до последней глубины ее огненное, вихревое движение. Отсюда – вечное беспокойство» (Бердяев: 215).
Дмитрий Карамазов: «Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей» (Достоевский: 179)
Фауст стремится уйти от своих сомнений и забыться в юбщественной деятельности на пользу людей:
Так именно, вседневно, ежегодно,
Тру
Пус
Нар
Уви
Тог
О, как прекрасно ты, повремени!
Воп
И не сотрутся никогда они!»
Творческие и созидательные возможности Фауста направлены и на преобразование природы, и на создание совершенного государства, то есть наиболее благоприятных условий для жизни человека.
Для Достоевского выше всех царств и миров – душа человека. «Весь Иван Карамазов есть мучительный вопрос о человеке, о границах, поставленных человеку» (Бердяев: 221) Лучше ад для человеческой личности, чем бесчеловеческое блаженство.
«Необычная форма русского романа была выражением нового содержания, которого еще не знала европейская литература. Как писал Стефан Цвейг, у героев Диккенса «цель всех стремлений – миловидный коттедж на лоне природы с веселой толпой детей»; у героев Бальзака – «замок с титулом пэра и миллионами». Люди в Европе «хотят быть счастливыми, довольными, богатыми, могущественными». Кто из героев Достоевского стремится к этому?.. Они нигде не хотят остановиться, даже в счастье. Они всегда стремятся дальше» (Лосский: 169).
Заключение
Сравнительная характеристика Ивана Карамазова и Фауста Гёте показала, в образах героев обнаруживается множество общих моментов. В первую очередь важна отсылка к образу ветхозаветного Иова. Этот момент указывает не только на сходство характеров героев, но и на симметричность их судеб, на их общее предназначение, их миссию перед Богом и всем человечеством. Кроме того, в характерах героев много общих черт. Во-первых, увлечение наукой. Во-вторых, чувство тоски, неудовлетворенность. Третья черта, отмеченная нами – это отрицание Бога, атеизм героев, а также их гордость, нежелание отступиться от своих идей. Из этого следует и следующий момент. И Фауст, и Иван Карамазов причисляют себя к высшим существам человеческой расы, их идеал – сверхчеловек, которому все дозволенно. Помимо всего прочего, оба героя любят жизнь, проходят испытание чувственной любовью, но не испытывают удовлетворения в жизни и, наконец, общаются с потусторонними силами. И если считать, что Черт Ивана и Мефистофель Фауста являются их «вторыми половинами», то и у этих «вторых половин» много общего.
Сами произведения «Братья Карамазовы» и «Фауст» связанны общими идеями, философскими вопросами. Например, вопросом о смысле существования человека на земле, о борьбе добра и зла за душу человека. Можно предположить, что «Фауст» Гёте стал источником глубоких философских идей. Поэтому важно воспринимать роман «Братья Карамазовы» в его внутренней взаимосвязи с другим произведением.
Но сравнительная характеристика героев выявляет и различные черты героев. Прежде всего, таковыми являются национальные. Главное, что отличает Ивана – это его глубокое чувство вины, его нравственность, «широта» его души. Многие представители философской мысли замечали, что западные люди, в том числе и немцы, отличаются от русских ограниченностью своего мировосприятия, что связанно с их подчинением нормам и традициям.