3. «Я искал в этой женщине счастья…»

(Сергей  Есенин и Айседора  Дункан)

Знаменитая американская балерина приехала в Россию летом 1921 года.   Пригласили её для создания в Москве школы танца для детей из народа. Айседору сопровождала её ученица, приёмная дочь Ирма и камеристка Жанна. В 1924 году танцовщица была ещё в расцвете славы, но злые языки утверждали, что интерес к «босоножке» угас. Приглашение в Россию Айседора приняла как подарок судьбы. Она была вдохновлена идеей русской революции, и искренне верила что революция «сделает людей гармоничными – через музыку Бетховена и греческие стили» [6, C. 8].

  На  одном из приёмов, организованных в её честь, Айседора Дункан познакомилась с Сергеем Есениным. «В первом часу ночи приехала Дункан,- вспоминал Мариенгоф, - Красный; мягкими складками льющийся хитон, красные, с отблеском меди, волосы; большое тело, ступающее легко и мягко. Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький, нежный рот ему улыбался. Изадора легла на диван, а Есенин у её ног. Она окунула руку в его кудри и сказала: «Solotaia golova!». Потом, поцеловала его в губы: “Angel!”…  Поцеловала ещё раз и сказала : “Tschort”.  В четвёртом часу утра Изадора и Есенин уехали» - это одна из версий их знакомства. [6, С. 28]

   Есенин переезжает в особняк на Пречистенке. С этого времени особняк Дункан становится главным прибежищем поэтов-имажинистов. Позже, Айседора скажет, что три года проведённые в России, не смотря на все невзгоды, были счастливейшими в её жизни…

  «Роман  был ураганный и столь же  короткий, как идеалистический коммунизм Дункан».[13, С. 152] До встречи с поэтом Айседора пережила трагедию. Двое её маленьких детей погибли в автомобильной катастрофе. Это была её незаживающая рана… И Айседора отдавала Есенину не только женские, но и материнские чувства. Она говорила, что Есенин напоминает ей умершего сына.

  Именно материнской ласки ему не хватало, и он искал её во всех встреченных женщинах. Не случайно, все они были старше его. Разница в возрасте с Дункан была самой значительной – 18 лет. Есенину – 26, Айседоре – 43. Есенин звал её Изадора на ирландский манер, как называла она сама себя.

  Танцы  Айседоры сводили Есенина с  ума. Особенно с шарфом. Без  конца он просил её танцевать  для своих друзей. «Замечательно  она с шарфом танцует!» - говорил  Есенин поэту Георгию Иванову.

  12 апреля 1922 года в Париже умерла мать Айседоры Дункан. Танцовщица решила уехать из России на время. К этому её вынудило безнадёжное финансовое положение школы. Советское правительство перестало субсидировать школу. Нечем было платить за отопление. Айседора решается отправиться в турне по Европе с группой лучших учениц. Она приглашает Есенина и хочет подарить ему весь мир: Англию, Германию, Америку, Францию, Италию. Айседора надеется, что участие первого поэта России, как она везде будет аттестовывать Есенина, привлечёт к её гастролям внимание мировой прессы.

  Чтобы ускорить оформление  документов, они решили зарегистрировать  свой брак. Это произошло в  Москве 2 мая 1922 года. 10 мая они вылетели в Берлин. Новость о том, что Есенин и Айседора Дункан сочетались законным браком, переданная прессой на весь мир, ошеломила многих. Все выступления встречи знаменитой пары широко освещались в газетах, обрастали слухами.

  Но  Есенин оказался плохим туристом. Его совершенно не интересовали  достопримечательности европейских  городов. Есенин проехал по  всей Европе и Америке будто слепой, ничего не желая знать и видеть.   Но что интересовало жадно – это судьбы соотечественников, оказавшихся после революции на чужом берегу – без родины.

  Есенина  захотел увидеть живший тогда в Берлине Горький. Он просит Алексея Толстого: «Зовите меня на Есенина. Интересует меня этот поэт». Встреча произошла в пансионе Фишера, где Толстые снимали меблированные комнаты. Есенин приехал с Айседорой. Она танцевала в тесной комнате и, закончив танец, опустилась на колени перед Есениным. И, может быть, именно в этот момент родились строки: «Что ты смотришь синими брызгами?..»

  Есенин  и Дункан возвратились в Россию  в 1923 году в августе (поездка  заняла 15 месяцев), а осенью разошлись.  Брак с Айседорой распался. Сделав  несколько безуспешных попыток вернуть Есенина, Дункан уехала из России.

  После  смерти Есенина, Айседора прожила  всего два года. Её смерть в  Ницце в 1927  году очень похожа  на самоубийство – она погибла  задушенная собственным шарфом, конец которого ветром, на ходу  попал в колесо. Юрий Анненков назвал её смерть таинственной предопределённостью.

  Поэт  Георгий Иванов при известии  о гибели Айседоры записал  в дневнике: «Да. Бывают странными  пророками поэты иногда… Как  не согласиться – бывают…»

  И  разве не пророчество – эти стихи, написанные Есениным в Берлине 1923 году:

«…В роковом размахе

этих  рук роковая беда…»

Есенин  и Айседора, любовь и разрыв –  и почти одновременная смерть.

«Не гляди на её запястья

И с  плечей её льющийся шёлк.

Я искал  в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашёл…»

[«Пой  же, пой на проклятой гитаре»1922. 11,С.130] 

Результатом знакомства Есенина с А. Дункан и  их путешествия по Европе стал цикл «Москва кабацкая».  Можно взять  из него любое стихотворение, например «Сыпь, гармоника. Скука… скука…». В  нём сразу ощущается резкая смена интонаций, словаря, самого стиля обращения к женщине (не говоря уже о создаваемом женском образе), всей структуры и мелодии стиха:

Сыпь, гармоника… Скука… Скука…

Гармонист пальцы льёт волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Пей со мной.

Излюбили  тебя, измызгали –

Невтерпёж.

Что ж ты смотришь так синими брызгами?

Иль в морду хошь?

Как будто  перед нами строки другого поэта. Дергающийся ритм, речитативный язык, вульгарная лексика, озлобленный цинизм – всё это ничем не напоминает той нежности, поэтичности, временами даже сказочности, которые звучали в его прежних стихах о любви. Здесь любовь попрана, низведена до плотского чувства, женщина обезображена, сам герой деморализован, и его прерываемая буйством тоска лишь в самом конце сменяется ноткой жалостливого раскаяния. («Дорогая, я плачу, прости… прости…»).

  Едва  ли, однако, все содержащиеся в  стихотворении выпады, вся потрясающая  его эскапада грубости и цинизма  должны приниматься в своём  прямом и единственном смысле. Невольно напрашивается мысль об известной нарочитости, демонстративности изображаемой поэтом картины (и употребляемой им лексики), о том, что он как бы выставляет на показ всю мерзость кабацкого омута, в которую он погрузился и который его ничуть не радует, не утешает, а наоборот – тяготит. Недаром в самом первом стихотворении цикла («Да! Теперь решено, без возврата…») это пристанище названо «логовом жутким», во втором («Снова пьют здесь, дерутся и плачут…») оно «чадит мертвячиной», а о развесёлых её обитателях сказано: «Бесшабашность им гнилью дана».

   В этом логове, как показывает  поэт и в других стихотворениях, нет места человеческой радости,  нет и надежды на счастье.  Любовь здесь не праздник сердца, она приносит человеку гибель, она губит его, словно чума:

Не  гляди на её запястья

И с плечей её льющийся шёлк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашёл. 

Я не знал, что любовь – зараза,

Я не знал, что любовь – чума.

Подошла и прищуренным глазом

Хулигана  свела с ума.

[«Пой  же, пой. На проклятой гитаре»1922. 11,С.130]

 Так  бы и потонуло это всё в  пьяном угаре, в дикой музыке  грубых страстей и жестоких  оскорблений, если бы не прорывы  у чистой душевности, не пронзительные  нотки раскаяния, которые слышаться  почти в каждом из звеньев  «кабацкого» цикла.

Пора  расстаться с озорной

И непокорною отвагой.

Уж  сердце напилось иной,

Кровь отрезвляющею брагой.

[«Пускай  ты выпита другим…»1923.11, С. 143]

  Один  из выдающихся современников  поэта, Дмитрий Фурманов, писал:  «”Москва кабацкая” веет ужасом, но пафос тут неподдельный и лиризм».[9, С.34]

 О  каком пафосе и лиризме здесь  идёт речь? О трагическом пафосе  переживаний, связанных с ощущением  кривизны и порочности избранного  пути, с погружением в омут, из  которого вырваться не так-то  легко. Это трагическое чувство  в сочетании с природной задушевностью, с исповедальной откровенностью, с неоценимым богатством таящихся в сердце «снов золотых» и рождает ни с чем не сравнимый, чисто есенинский лиризм.

4. Августа Леонидовна Миклашевская

Даже на минуту невозможно себе представить, что в лирике Сергея Есенина отсутствуют такие её шедевры, как «Заметался пожар голубой…», «Ты такая ж простая, как все…» «Пускай ты выпита другим…», «Дорогая, сядем рядом…», «Мне грустно на тебя смотреть…», «Ты прохладой меня не мучай…», «Вечер чёрные брови насупил…». Между тем, этих знаменитых и любимейших в народе стихотворений не было бы, если бы не случилась встреча поэта с ещё одной женщиной – Августой Леонидовной Миклашевской (1891 -1977). Этот любовный роман – наиболее романтический и возвышенный в жизни Есенина. Ни одной возлюбленной он прежде так не поклонялся, ни одна другая не пробудила в его душе особенную творческую струю, которая выплеснулась вдруг неожиданным и для него самого целым поэтическим циклом под общим заглавием «Любовь хулигана», сложившийся у Есенина к концу 1923 года. Исходные мотивы этого цикла – сожаление о растраченных днях, отречение от кабацкого прошлого, очищение через любовь. Он клялся и обещал этой женщине то, что никогда и никому не обещал:

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только  б тонкой касаться руки

И волос твоих цветом в осень. 

Я б навеки пошёл за тобой

Хоть  в свои, хоть в чужие дали…

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

                                               [«Заметался пожар голубой…». 11,С. 141]

Поэт  осуждает то, что было не любовью, а  дурной страстью, похмельным бредом, безоглядной  бессмысленной лихостью. Он призывает  на помощь любовь возвышенную, чистую, которая рождает «слова самых нежных и кротких песен», которая воспитывает человека в преданности и постоянстве. 

Чувство не было мгновенным и спонтанным. Когда  их знакомили при случайной встрече  на Тверской в конце лета 1923-го, Есенин едва взглянул на Августу Леонидовну. Правда, и состояние духа его не соответствовало этому моменту «Он шёл быстро, бледный, сосредоточенный… Сказал: «Иду мыть голову. Вызывают в Кремль». Разглядел и оценил её он чуть позже, встретив в своей бывшей квартире в Богословском переулке, где Мариенгоф проживал теперь с Никритиной. Как и Никритина, Миклашевская была актрисой Московского Камерного театра под руководством Таирова. Театр тогда уехал на длительные зарубежные гастроли, а они остались в Москве: Никритина потому, что Таиров не согласился взять ещё визу и на Мариенгофа , а Миклашевская не пожелала расставаться надолго со своим маленьким ещё сыном от первого (распавшегося) брака. Актрис объединило такое положение, сдружили поиски и репетиции новой театральной работы.

Как развивался этот роман? «В один из вечеров, - вспоминала много лет спустя Августа Леонидовна, - Есенин повёз меня в мастерскую Коненкова. Обратно шли пешком. Долго бродили по Москве. Он был счастлив, что вернулся домой, в Россию. Радовался всему, как ребёнок. Трогал руками дома, деревья… Уверял, что все, даже небо и луна, другие, чем там, у них. Рассказывал, как ему трудно было за границей. И вот, наконец, он всё-таки удрал! Он - в Москве.

   Целый месяц мы встречались  ежедневно. Очень много бродили  по Москве, ездили за город  и там  подолгу гуляли. Была ранняя золотая осень. Под ногами шуршали желтые листья…