Автор работы: Пользователь скрыл имя, 26 Сентября 2010 в 20:15, Не определен
Проблема становления человека как личности в эпоху Средневековья. Святость и героизм
Социальная культура Средневековья. Возникновение рыцарства как господствующего военного сословия
Образ “идеального рыцаря” в средневековой литературе
Святой
может творить чудеса, чего совсем
не дано традиционному герою, если он
не прибегает к внутренне чуждой
ему магии. Однако чудо происходит не
вне и помимо собственных усилий святого.
Сам на чудо святой не способен и все же
он делает его возможным, если его способность
и верность оказываются вровень с тем,
что творит через святого Бог. Когда датский
конунг Гарольд «велел бросить в огонь
большой кусок железа, а затем приказал
клирику во имя католической веры нести
раскаленное железо. Исповедник Христов,
не колеблясь, взял железо и нес его столько
времени, сколько угодно было королю; он
показал всем свою руку, оказавшуюся неповрежденной;
тем самым он доказал, что католическая
вера заслуживает одобрения». Доказательство
клирика при этом базируется на безусловной
верности и доверии Христу. Верность заставляет
исповедника Христова решиться на непомерное
– не колеблясь взять в руку раскаленное
железо. Уверенность в своем Боге приводит
к чуду, рука остается неповрежденной.
Чудо здесь является продолжением героического
по своей природе усилия. Можно это определить
как героизм клирика и того, кому верен
клирик, то есть Христа. Он поддержал и
выручил своего верного дружинника тогда,
когда мера собственных возможностей
того была уже исчерпана. Взять не дрогнувшей
рукой раскаленный металл – по возможностям
клирика, оставить же его руку неповрежденной
– это уже возможность Христа. В первом
случае самоутверждается исповедник Христов,
во втором – сам Христос. Связывает же
их самоутверждение через взаимную верность.
Она размыкает чистое самодовление героического
индивида. Но сам героизм здесь не преодолен.
Точнее же будет сказать, он сливается
до неразличимости со святостью. Святой
и герой совпадают ввиду того, что их подвиги
одновременно могут быть истолкованы
и как святость, и как героизм.
Социальная культура Средневековья.
Возникновение рыцарства как господствующего
военного
сословия.
Социальная культура Средневековья выступает, прежде всего, как политическое господство военного сословия – рыцарства, основанное на сочетании прав на землю с политической властью. Эту сферу культуры отличает иерархическая вертикаль, где социальные отношения сеньора и вассала строились на основе договоров, семейных связей, личной верности, преданности и покровительства, скрепляющих «раздробленное» общество. С образованием централизованных государств формировались сословия, составляющие структуру средневекового общества – духовенство, дворянство и остальные жители, позднее названные «третьим сословием», «народом». Духовенство заботилось о душе человека, дворянство (рыцарство) занималось государственными делами, народ – трудился. Тем самым христианский образец человека трансформировался в сословные идеалы человеческой жизни. Интересной особенностью этого процесса явилось формирование монашества, которое олицетворяло переход от общинного ожидания царства Божия на земле к достижению индивидуального спасения путем аскетического «сораспятия» Христа при жизни, совместной святой жизнедеятельности. Одним из первых орденов Западной церкви является Бенедиктинский (VI век). Он представлял собой объединение монастырей с единым Уставом. Характерной особенностью бенедиктинцев было практическое милосердие, высокая оценка труда, активное участие в экономической жизни общества. Главной целью Доминиканского ордена (XII век) являлась борьба с еретиками (инквизиция). Монахи Францисканского ордена (XIII век) стремились подражать нищенской жизни Христа на земле.
Для
второй сословной группы – дворянства
– характерны иные представления
о человеке и его месте в
мире. Рыцарский идеал человека предполагал
знатность происхождения, храбрость, заботу
о славе, чести, стремление к подвигам,
благородство, верность Богу, своему сеньору,
прекрасной даме, слову, что, впрочем, касалось
только отношений с благородными людьми,
но не с народом. В этих условиях личная
свобода человека не продвинулась дальше
свободы выбора господина. Если в античном
мире гражданин полиса ощущал свое единство
с социальным целым в повседневной жизни,
то средневековая целостность резко отличалась
от полисной своей иерархичностью. Средневековый
человек эту связь с целым ощущал лишь
духовно, через Бога. Тем самым, в средние
века начался переход от рабовладельческого
сообщества равных, свободных граждан
– к феодальной иерархии сеньоров и вассалов,
от этики государственности – к этике
личного служения.
Рыцарь
– человек –
воин…
Вокруг рыцарей, которых одни называют неустрашимыми воинами, преданными вассалами, защитниками слабых, благородными слугами прекрасных дам, галантными кавалерами, а другие – неустойчивыми в бою, нарушающими свое слово, алчными грабителями, жестокими угнетателями, дикими насильниками, кичливыми невеждами, вертелась, в сущности, история европейского средневековья, потому что они в те времена были единственной реальной силой. Силой которая нужна была всем: королям против соседей и непокорных вассалов, крестьян, церкви; церкви – против иноверцев, королей, крестьян, горожан; владыкам помельче – против соседей, короля, крестьян; крестьянам – против рыцарей соседних владык. Горожанам, правда, рыцари были не нужны, но они всегда использовали их военный опыт. Ведь рыцарь – это, прежде всего профессиональный воин. Но не просто воин. Рыцарь, рейтер, шевалье и т.д. на всех языках значит всадник. Но не просто всадник, а всадник в шлеме, панцире, со щитом, копьем и мечом.
Но мало взять в руки оружие – им надо уметь отлично пользоваться. Для этого необходимы бесперестанные утомительные тренировки с самого юного возраста. Недаром мальчиков из рыцарских семей с детства приучали носить доспехи. Известны полные комплекты для 6-8 летних детей.
Дворянское дитя, как только оно подрастало, служило пажем. После выхода из опеки матери ребенок прислуживал своему рыцарю-сеньору, подавая ему во время пира бокал вина, веселивший душу, воду для омовения, а также старательно помогая во время охоты. Для обучения молодого пажа культу верности и чести его обязывали коленопреклонно читать вслух перед дамами. В 14 лет паж становился оруженосцем, и начиналась его активная военная жизнь. Для поступления в славный орден рыцарей паж должен был ждать своего совершеннолетия.
Снаряжение всадника было весьма дорогим: еще в конце X в., когда расчет велся не на деньги, а на скот, комплект вооружения, тогда еще не столь обильного и сложного, вместе с конем стоил 45 коров или 15 кобылиц. А это величина стада или табуна целой деревни. Следовательно. Тяжеловооруженный всадник должен быть богатым человеком, располагающим временем. Крупные владетели могли содержать при дворе лишь очень небольшое число таких воинов. А где взять остальных? Выход нашелся: король обязал мелких землевладельцев работать определенное время на крупного, снабжать его нужным количеством продуктов и ремесленных изделий, а тот должен был быть готов определенное количество дней в году служить королю в качестве тяжеловооруженного всадника.
К XI – XII вв. тяжеловооруженные всадники превратились в касту рыцарей. Доступ в это привилегированное сословие становился все более трудным, основанном уже на родовитости, которая подтверждалась грамотами и гербами.
В эпоху Средневековья высшее достоинство рыцаря проявляется в служении и верности какому-то лицу (королю, сюзерену, сеньору и т.д.). Вассалом (слугой) было быть почетнее, чем господином, где верность проявляется в полной мере. Служение здесь идет от свободы, так как рыцарь сам выбирает своего господина. Верность – это служение от свободы, свободы человеком выбирать себе господина для служения ему. Возможно было служение одному господину (лицу), а возможно служение и двум лицам.
Вассал на верность которого «против всех живущих на свете людей» притязают несколько сеньоров, тем самым, не может соблюдать верность ни одному из них. Отсюда резкий контраст между вассалитетом. Как он изображен в рыцарском эпосе, и вассалитетом, каким его представляет себе начинающее слагаться в эпоху поэм героического цикла феодальное право. Между тем как эпос не знает между сеньором и вассалом никаких формальных обязательств, живописует отношения между ними как основанные на неограниченном доверии, как вполне интимные, почти родственные, – причем для вопроса о границах «верности» не может быть и места, - феодальное право мелочно разбирает казусы, возникающие на почве притязаний сеньоров на «службу» вассалов, старается определить со скурпулезной точностью и с полным бесстрастием меру прав и обязанностей каждой из договаривающихся сторон, проявляя на каждом шагу черты крючкотворства и бездушного формализма. Жуанвиль1 сердечно привязан к доброму королю Людовику IX2, но, пока король не сделал его своим “человеком” за приличное жалованье, нисколько не считает себя обязанным выполнять королевские желания. Уже одно то, что можно было числиться вассалом двух или даже более сеньоров, имело своим следствием значительное ограничение вассальной зависимости; эпос, дающий идеализированную картину отношений прошлой поры, не заключает в себе и намека на такую возможность: в период выработки вассалитета не приходило и в голову, что можно служить кому-нибудь, кроме своего прямого «естественного» сеньора.
Как средневековый космос, средневековое государство имеет центр гравитации, лежащий некоторым образом вне его, - особу короля. Это обнаруживается при всех случаях смены на престоле. Король (конунг), император не является вассалом какого-либо государя. Король – первый рыцарь королевства. Он представлял себя, прежде всего рыцарем, а затем государем, его слава шла преимущественно от рыцарских подвигов.
Вследствии слабости абстрактного мышления средневековая монархия существует только тогда, когда налицо имеется носитель монархической власти; со смертью короля все узы, связующие элементы государства в одно целое, порываются, все обязательства утрачивают силу. Отсюда широко распространенный обычай требовать при каждой перемене на престоле возобновление льготных грамот, хотя они обязательно выдаются «за себя и своих преемников, на вечные времена и для вечного пользования», - вспомним, сколько раз возобновлялась и подтверждалась, каждый раз «окончательно» и «навсегда», Великая хартия вольностей; отсюда обычай, в силу которого каждый монарх требовал по вступлении на престол возобновления оммажей3 от своих вассалов.
Первая ступень ритуальной клятвы (договора) заключаемой между вассалом и сеньором (королем) состоит в соприкосновении рук, так мистическим образом они влияют друг на друга. Вторая – поцелуй, который подчеркивает равноправие сторон. Видимо, здесь не забыта древнеафриканская символика: обмен дыханием и слюной, кровное побратимство. Третья – отдаривание, вместе с даримым переходит частица сущности дарителя.
За
клятву верности сеньору рыцарь получал
землю с работавшими на него крестьянами,
право суда над ними, право сбора и присвоения
налогов, право охоты, право первой ночи
и т.д.
Образ «идеального рыцаря» в средневековой
литературе.
Средневековая литература носит религиозный характер, преобладают произведения, построенные на библейских мифах, посвященные Богу. Жития святых, их пишут на латинском языке. Светская литература выступает не отражением действительности, а воплощением идеальных представлений о человеке, типизацией его жизни. Основная черта – героический эпос, лирика, романы. Поэты создавали поэмы о военных подвигах и делах феодалов. В немецкой эпической поэме «Песнь о Нибелунгах» герой Зигфрид побеждает темные силы, ценой великих жертв свет торжествует над мраком.
Особым явлением была рыцарская литература, воспевающая дух войны, вассального служения, поклонения прекрасной даме. Трубадуры говорили о приключениях, любви, победах, эти произведения использовали разговорный живой язык.
Говоря об образе «идеального рыцаря», можно установить целый ряд нравственно-психологических категорий образующих этот образ. Среди них первое место занимает доблесть. Это качество рыцаря определяется его социальным бытием профессионального воина. Получает в первую очередь этическое оправдание и непосредственно увязывается с идеей нравственного совершенства. Доблесть мотивирует поступки рыцаря, заставляет его искать приключений – «авантюр».
В «Романе о Тристане» доблесть выполняет важную функцию: защищая героя от посягательств других, делает его фактически независимым, свободным от вынужденного подчинения другим, подчеркивает тем самым его избранничество. Идеализация рыцарства происходила, очевидно, не только потому, что оно воплощало в себе высокие нравственные качества, какие ему приписывали романы, но также и потому, что рыцарь воспринимался по сути дела как человек по-настоящему свободный, не занятый подневольным трудом. Однако отношение к рыцарской доблести не было однозначным. В одних случаях она упоминается как качество, безусловно, положительное и даже полезное, в других – доблесть временами граничит с безумием и оттесняется на второй план мудростью.
Доблестный рыцарь, воплощавший в себе идею добра и блага, непременно наделялся в средневековом сознании красотой, которая облагораживает героя, придает визуально-притягательный характер его доблести, в основе которой лежит физическая сила. Вместе с тем грубое проявление физической силы чуждо положительному герою и относится к сфере неэстетического.
Важнейшее качество идеального рыцаря – верность и преданность характеризует человека как нравственную личность и в этом плане имеет самое непосредственное отношение, как и доблесть, к понятию чести.
Верность Тристана и Изольды раскрывается в двух аспектах: как верность рыцаря сеньору, которому он служит, и как преданность влюбленных друг другу. Эти два плана или аспекта выраженные при помощи одного и того же слова, выявляются в сюжете романа как абсолютно не совместимые, порождая и коллизии сюжета, и трагическую расторженность сознания Тристана, короля Марка, особенно в «Романе о Тристане».
Существенной чертой рыцарского идеала является щедрость, подразумевающая определенное отношение к богатству и его накоплению. Рыцарь не стремится стяжать богатства для себя и своих близких. Вместе с тем за свою службу он требует награды, и сам, в свою очередь, должен награждать тех, кто, верно, ему служит.