Великие реформы 1860-1870-х годов: поворотный пункт российской истории?

В том же направлении  приобщения крестьянства к новой  всесословной организации русского общества действовала и такая  важная законодательная мера, как  отмена рекрутской системы комплектования армии. Хотя Устав 1 января 1874 г. предоставлял преимущества по образованию, тем не менее переход к всесословной воинской повинности стоит в ряду принятых в начале 1860-х гг. Великих  реформ. Эта последняя из реформ Александра II состоялась под большим  влиянием международной обстановки, опыта европейских войн, наглядно подтвердивших преимущество современной  системы комплектования армии, способной  к быстрому развертыванию и мобилизации. Велика была и личная роль Александра II, давшего в ноябре 1871 г. согласие на переход к всесословной воинской повинности и не отступившего от своего решения. Во всех остальных сферах государственной  жизни реформаторская деятельность с середины 1860-х гг. продолжалась по инерции, без прежней энергии  и параллельно с «новеллами», корректирующими уже принятые реформы. Несомненно, что реформаторские усилия самого царя-освободителя с середины 1860-х гг. утратили прежнюю энергию  и инициативу. И причин этому было немало. После успешно начатых  реформ, победоносного завершения в 1864 г. полувековой Кавказской войны, подавления Польского восстания 1863-1864 гг. и проведения радикальных аграрных и других преобразований в Царстве  Польском, восстановления Сейма и  конституционного порядка в Финляндии  в 1863 г. царь-освободитель столкнулся с  неожиданными трудностями и глубокими  личными переживаниями. Недовольное  отменой крепостного права, русское  дворянство заявило свои претензии  на политические права; только что открывшиеся  земские собрания, особенно Петербургское, проявили самостоятельность, излишнюю в глазах власти [54]. В апреле 1865 г. в возрасте 21 года неожиданно умер наследник  престола цесаревич Николай Александрович. 4 апреля 1866 г. Д. Каракозов стрелял  в Александра II у ворот Летнего  сада. Известие, что Караказов —  русский потрясло Александра II больше, чем само покушение. Император потерял  вдохновение, которое сопутствовало  ему и поддерживало его в первые, самые светлые и плодотворные 10 лет царствования (много свидетельств этому находим в его письмах  Барятинскому).

Сказывалась и усталость, накопившаяся за годы стремительных  перемен. На Александра II влияли и другие обстоятельства. Трудно было отвергать  целесообразность проверки новых институтов жизнью, прежде чем продолжать ускоренными  темпами дальнейшее реформирование страны. Не последнюю роль играли и  финансовые трудности, которые тормозили  реализацию принятых реформ. Следует, наверное, учитывать и тот факт, что внимание Александра II с середины 1860-х гг. в большей степени, чем  раньше, было сосредоточено на внешнеполитической обстановке, на войнах в Европе, которые  привели к изменению соотношения  сил и перекройке границ, к образованию  новых государств (объединенной Германии и независимой Италии). Происходящие в эти годы международные события  позволили России отказаться от самых  тяжелых условий Парижского мира.

Выстрел Каракозова, потрясший и власть, и общество, был использован теми, кто настаивал  на торможении реформ, и в этом смысле стал вехой в политике власти. Этот выстрел, как выразился один из современников, «явился вдруг на стороне реакции» [55]. Но ни рескрипт Александра II на имя  кн. П.П. Гагарина, ни назначение шефом  жандармов и главным начальником III Отделения собственной его  императорского величества канцелярии графа П.А. Шувалова не означали еще  отказа от принятого в начале царствования курса, не означали неизбежности пересмотра Великих реформ. Скорее можно говорить об утрате Александром II интереса к  внутренним преобразованиям. Какую-то роль сыграли и перемены в его личной жизни. С июля 1866 г., спустя два месяца после серебряной свадьбы, им овладела страсть к юной княжне Екатерине Долгорукой, которая вплоть до трагического конца только усиливалась, часто отвлекая от дел и одновременно обременяя тяжестью двойной жизни [56].

Еще в Редакционных комиссиях, когда в сфере реформаторов-единомышленников возникали споры и противоречия, Н. Милютин говорил: «Ошибки всегда и везде возможны, а главное, обстановка такова, что не всего можно достигнуть разом. То же ожидает и нас, и хорошо, если успеем бросить семя, которое  вырастет в свое время» [57]. Торопясь воспользоваться благоприятной  ситуацией, осуществляя свой титанический труд в предельно сжатые сроки, ценой  невероятного напряжения сил, реформаторы  понимали, что разработанное ими  законодательство потребует дальнейшего  развития. Эта задача, как они  надеялись, будет осуществляться инициативной монархией. Надежды не оправдались. Оппоненты реформаторов, находившиеся у власти, умело пользовались трудностями  реализации реформ и политической ситуацией, чтобы отстаивать свою линию в  правительственной политике.

Принявший наследие Н. Милютина по реализации крестьянской, подготовке и проведению земской  реформ в качестве министра внутренних дел, его непримиримый оппонент П.А. Валуев сразу же повел атаку на либеральный состав мировых посредников  — важнейшее звено крестьянской реформы [58]. Не в силах прямо нарушить «Положения» 19 февраля о несменяемости  и независимости мировых посредников, он начал сокращать число мировых  участков. Не меньшее влияние политика Валуева имела на падение престижа самой должности посредников: из почетной, привлекавшей людей интеллигентных и мыслящих, она превратилась в  заурядную административную функцию. То же явление наблюдалось и при  введении других созданных реформами  институтов — земства, нового суда. С первых же самостоятельных шагов  земских учреждений власть проявила к ним недоверие. «...Само правительство, едва только установив всесословное самоуправление, тут же как будто  спохватилось — не сделало ли оно  неосторожного шага и с самого приступа к исполнению нового законоположения  сочло нужным зорко следить за новыми учреждениями, держать их, так  сказать, в узде», — писал Д.А. Милютин. И уже к концу 1865 г. в  правительственной политике «вместо  постепенного развития и расширения земских учреждений, начались систематические  стеснения и обуздания их» [59].

Еще более важно, что крестьянское дело, которое требовало  особого внимания и развития заложенных в реформе 1861 г. начал, в течение  почти двух десятилетий — до конца 1870-х гг. оказалось на обочине  правительственной политики. Возникавшие  серьезные проблемы не получали решения. Уже в середине 1860-х гг. М.Х. Рейтерн  в своих всеподданнейших докладах обращал внимание на непосильность, разорительность повинностей и  выкупных платежей для освобожденных  крестьян. Но ни сам министр финансов, ни правительство в целом не предпринимали  никаких мер для решения возникавших  в ходе реализации крестьянской реформы  трудностей, для достижения конечной цели реформы — создания самостоятельного мелкого крестьянского хозяйства. Ставился, но не был решен вопрос об общине. После довольно длительного  обсуждения проблем крестьянской земельной  собственности в различных ведомствах Комитет министров возложил на министров  внутренних дел, финансов и юстиции  разработку мер, облегчающих выход  крестьян из общины, т.е. расширение статьи 165 Положений 19 февраля. Журнал Комитета министров был утвержден 9 марта 1874 г., но остался под сукном [60].

Наконец, самым слабым звеном в цепи реформ оказались финансы. Рейтерн был слишком узким  финансистом, чтобы оценить грандиозный  масштаб свершившихся преобразований и место и роль в них финансов. Только после Второй Восточной войны (1877-1878 гг.), крайне осложнившей финансовой положение государства, и в связи  с нарастанием общественно-политического  недовольства в стране, на фоне покушений  террористов Александр II и правительство  осознали необходимость продолжения  Великих реформ. Эта попытку предпринял М.Т. Лорис-Меликов с согласия и  одобрения Александра II. В новейших исследованиях убедительно показано, что программа Лорис-Мсликова была не набором отдельных мер, а определенной «системой», органически связанной  с той, которая проводилась в  первые десятилетия царствования Александра II. Понимание этой преемственности  самим императором выразилось, в  частности, в его признании Лорис-Меликову: «Был у меня один человек, который  пользовался полным моим доверием. То был Я.И. Ростовцев <...>. Ты имеешь настолько же мое доверие и, может  быть, несколько более» [61].

Как и Н.А. Милютин  на рубеже 1850-1860-х гг., Лорис-Меликов  в конце 1870-х считал приоритетной задачу консолидации русского общества вокруг власти, учитывающей интересы населения и опирающейся на поддержку  общественного мнения. Не забывая  усиливать полицию, он доказывал, что  одними полицейскими мерами победить нигилизм нельзя. «Надо было», —  утверждал он, — реформы 60-х годов  не только очистить от позднейших урезок и наслоений циркулярного законодательства, но и дать началам, положенным в основу этих реформ, дальнейшее развитие». Программа  Лорис-Меликова предусматривала целую  систему связанных между собой  преобразований. Прежде всего имелась  в виду губернская реформа: реорганизация  местных административных и общественных учреждений, снимающая антагонизм между  земством и администрацией; преобразование полиции на местах. Значительное место  в программе занимало улучшение  положения крестьян: был отменен  соляной налог, получено согласие императора на снижение выкупных платежей, поставлен  вопрос о «дополнении по указаниям  опыта Положений 19 февраля» (речь шла  об «устройстве льготного кредита  для облегчения крестьянам покупки  земли» и о «правильной организации  переселений»), планировалось также  преобразование податной и паспортной систем. Особое внимание Лорис-Меликов  уделял положению на окраинах империи, полагая, что «связь частей в России еще очень слаба» и поэтому  пытаясь нащупать более гибкую линию, в первую очередь, в Польше, на которую  предполагалось «распространить блага  общественных реформ».

Для реализации этой программы предполагалось создать  Подготовительные комиссии по образцу  Редакционных комиссий 1859-1860 гг., а затем  созвать Общую комиссию при Государственном  совете с участием представителей земств и городского самоуправления. Об этом говорилось в докладе Лорис-Меликова, который в литературе принято  называть «конституцией» (хотя и в  кавычках) и который А.В. Мамонов  считает возвращением (и развитием, скажем от себя) к концепции инициативной монархии Н.А. Милютина. 1 марта 1881 г. Александр II одобрил проект правительственного сообщения о предстоящих реформах, но через несколько часов после  этого погиб. Вместе с ним навсегда погибла и программа развития Великих реформ, хотя отдельные ее звенья, вне связи с ее общими целями и задачами, сформулированными  и поставленными Лорис-Меликовым, все же были реализованы одним  из деятелей Великих реформ — Н.Х. Бунге.

В 1881-1886 гг. на посту  министра финансов Бунге проводил широкие, хотя и умеренные социально-экономические  реформы. В институте крестьянского  землевладения он видел «консервативный  оплот современной цивилизации», гарантию стабильности и социального  спокойствия [62]. Он осуществил намеченное еще Лорис-Меликовым понижение  выкупных платежей, завершил начатую в 1866 г. реформу государственной деревни признанием выкупа крестьянами земли в собственность, создал фабричную инспекцию с целью контроля и регулирования взаимоотношений рабочих и предпринимателей, что было важным шагом в общем движении самодержавной монархии к правовому государству. Бунге начал поэтапную отмену подушной подати — модернизацию налогообложения, которая не была продолжена после его отставки (подоходный налог был введен только в 1917 г. Временным правительством). Он организовал крупнейшие ипотечные банки — Крестьянский и Дворянский, а в своей финансовой политике вступил на путь накопления золотого запаса с целью введения золотого монометаллизма, продолженный его преемником И.А. Вышнеградским и завершенный С.Ю. Витте.

Реформы Бунге продолжали Великие реформы и во многом предвосхищали  инициативы Витте и П.А. Столыпина. Однако в отличие от Великих реформ и программы Лорис-Меликова, они  не охватывали многих сфер внутренней политики и проводились в иной ситуации и в иную эпоху. Социально-экономические  преобразования Бунге, направленные на продолжение и развитие крестьянской реформы, на задержавшуюся модернизацию банковской и налоговой систем, проходили  на фоне контрреформ: народного образования, земства, крестьянского самоуправления (введение института земских начальников), ограничения самостоятельности  местного самоуправления, усиления контроля над ним администрации, попятного  движения от всесословности к сословности  — привилегиям дворянства, консервации  патриархальных норм крестьянской жизни, укреплению общины и обособленности крестьянства. Закон 14 декабря 1893 г. лишал  крестьян права требовать выдела своего участка из общинного землевладения  после внесения всей выкупной суммы, данного им статьей 165 «Положений» 19 февраля 1861 г. Этим закрывалась реальная возможность освобождения крестьян от власти «мира» и утверждения прав частной собственности крестьян на надельную землю. Наряду с консервацией общины, законом 1886 г. «О порядке разрешения семейных разделов» укреплялась  патриархальная власть главы большой  крестьянской семьи. Все эти меры не соответствовали проводимой Бунге  социально-экономической политике, более того, они ставили преграды на пути создания правового государства  и гражданского общества.

К концу XIX — началу XX вв. возможность продолжения реформ, решительно и радикально начатых  отменой крепостного права, была упущена, что поняли и почувствовали  немногие из оставшихся в живых реформаторов. Россия вступала в XX в. — век революций  и потрясений, которых они так  стремились избежать. Уже в первые месяцы революции 1905 г., во время обсуждения Булыгинского проекта, 70-летние старцы, в прошлом видные сановники, обладавшие богатым опытом службы при трех императорах, считая свои карьеры завершенными, давали Великим реформам независимую  и реалистическую оценку. Это были не реформаторы, но свидетели и современники, участники реализации реформ: К.И. Пален, А.А. и П.А. Сабуровы, А.Н. Куломзин. Они  подали записку, объявлявшую «роковым недоразумением» мысль о том, что причиной 1 марта 1881 г. была «освободительная политика царя-преобразователя», критиковали  «длительное за последние 25 лет стремление правительства к ограничению  тех льгот и преимуществ, которые  дарованы были России в эпоху реформ Александра II» [63].

Революция вырвала  у самодержавия Манифест 17 октября, принудила к созданию первого  российского парламента и объединенного  правительства. На волне революционных  событий и в борьбе с ними поднялся последний реформатор самодержавия — П.А. Столыпин. Не ограничиваясь  жестокими полицейскими мерами борьбы с террором, он разработал и начал  реализацию широких масштабных преобразований. На первом месте, как и в 1860-х годах, была аграрная реформа, открывшая крестьянам выход из общины, предполагавшая укрепление крестьянского землевладения в частную собственность и возможность организованных властью переселений. Эти первостепенные преобразования предполагалось сочетать с расширением местного самоуправления, распространением реформ на окраины империи. Однако замыслы его остались нереализованными. Столыпин был убит в Киеве в 1911 г., куда он отправился на торжественное открытие памятника царю-освободителю в связи с полувековым юбилеем отмены крепостного права. Последняя возможность преобразований еще раз оказалась упущенной. Россия вскоре вступила в Первую мировую войну и пережила революцию, которая смела самодержавие и потрясла мир.

Великие реформы, органично  связанные с социально-экономическими и политическими процессами первой половины XIX в., являлись вместе с тем  переломом, поворотным пунктом в  истории России. Не предусматривая и не обеспечивая одномоментного переворота во всех сферах государственной  жизни, они закладывали для этого  переворота фундамент и исключали  возможность реставрации дореформенных  порядков. В результате преобразований «заколебался основной принцип русской  жизни — связь прогресса с  крепостничеством» [64]. Модернизация России продолжалась на новой основе —  освобожденного от крепостного права  труда, развития частной инициативы, зарождения гражданского общества. В  этом контексте 1861 г. — рубеж, точка  отсчета, с которых «начинается  новая история, новая эпоха России», как восприняли тогда же отмену крепостного  права многие современники, а позже  — оценили многие историки. Однако степень, глубина произошедшего  перелома еще далеко не выяснена, и  в этом направлении исследователям еще многое предстоит сделать.