Полемика Ивана IV и Курбского по устройству государства Российского

Полемика Ивана  IV и Курбского по устройству государства Российского. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава I. Личная и творческая биография Ивана Грозного и Андрея Курбского

1.1.Общественно-политическая, социальная и экономическая характеристика политическая и социальная характеристика России в XVI – XVII вв.

      Нет времени в истории России более  противоречивого, чем вторая половина XVI в. Переломный характер российского XVI в. ощущали уже младшие современники той мрачной эпохи. Вряд ли случайно, что почти все авторы первой половины XVII в., писавшие о смутном времени, этом калейдоскопе возводимых и свергаемых с престола царей-самозванцев, начинали свой рассказ о деятельности того царя, который «множество народу от мала до велика при царстве своем погуби и многие грады своя поплени», хотя и был «муж чюдного рассуждения».

      В оценке личности Ивана Грозного вся  русская историография разделилась  на два противоборствующих лагеря - его противников и его сторонников. В дореволюционной историографии, начиная с трудов Н.М. Карамзина, царствование Грозного объявлялось эпохой полного произвола безумного деспота, а советская историография в угоду Сталину, который видел в Грозном образец для себя, объявляла Ивана IV прогрессивным государственным деятелем, созидателем могучего, централизованного государства.

     Иван  IV прозванный за свою жестокость Грозным, был поздним ребенком. Его отцу, великому князю Московскому Василию III, при рождении желанного сына было уже за 50 лет, и он вскоре умер. А следом умерла мать Ивана, литовская княгиня Елена Глинская. Их сын сполна познал жизнь сироты, оказавшегося в эпицентре дворцовых интриг. Став царем, он в полной мере показал себя достойным внуком Ивана III, укрепив положение Руси: завоевал Казанское ханство, Астрахань, сделал Волгу торговым путем, присоединил Сибирь.

     Перед ним стояли серьезные проблемы, требующие неотложного решения. Объединение земель под властью московских князей стало очевидным фактом еще в предшествующие великие княжения: Ивана III (1462—1505) и Василия III (1505—1533). Объединение земель под властью Москвы было в основном завершено, но аппарат управления, соответствующий территориальной структуре, еще не сложился.

     Внешнее окружение страны не было безопасным: крымские татары постоянно осуществляли военные набеги на территорию России, с запада угрозы исходили от Швеции и Польско-Литовского государства, в связи с чем возникла необходимость создания постоянной, мобильной, хорошо вооруженной и обученной армии.

     Решение военной проблемы было тесно связано с рядом других вопросов и, прежде всего, с состоянием государственной казны. Эффективная мобилизация средств в нее могла быть произведена только при изменении местного управления, структура которого сохранялась еще со времен Киевской Руси. В период боярского засилья (в малолетство царя) в стране процветали коррупция, взяточничество, отсутствовала единая система судоустройства и судопроизводства, что порождало неразбериху и содействовало возможности взимания с населения всякого рода поборов. Разбои приняли такой размах, что людям из «дома голову было страшно выклонить», а «по городам и волостям чинились татьбы великие». В государстве складывалась угрожающая ситуация, которая насущно требовала своего разрешения.

     После смерти в 1538 году Елены Глинской в  результате борьбы боярских группировок к власти при малолетнем князе приходили то Бельские, то Шуйские, что расшатывало политическую систему, вызывало недовольство народа. Все ждали сильного царя.

     Но  только антагонизм между соперничавшими родами Шуйских и Бельских и их жестокое взаимоистребление спасли самого Ивана и сохранили в целости его владения. Однако ему в детстве пришлось пережить ужасные испытания. Опьяненные торжеством победы, Шуйские забывали всякую меру. Они расхищали сокровища царя, разыгрывая роль полновластных хозяев. После смерти Василия Васильевича во главе Шуйских стал Иван. Он забывал уважение к государю. «Бывало, в моем присутствии кладет обутые в сапоги ноги на постель моего отца», писал впоследствии Грозный, вспоминая также, что Шуйский раньше ходил в ветхой шубенке, а теперь ест на золоте. «Ясно, что он этого не получил в наследство от своего отца… А мы какой нужды не натерпелись, лишаясь даже пищи и одежды!» Даже привязанностей молодого государя не щадили. Вслед за кормилицей от него удалили в 1543 г. любимца его, Федора Воронцова. Преследуя его, Шуйские ворвались в одно из помещений кремлевского дворца. Они били его по лицу и угрожали лютой смертью. Только благодаря заступничеству митрополита он остался жив, но был сослан в Кострому. Впрочем, даже митрополичья власть была поколеблена. При каждом новом перевороте восторжествовавшая сторона старалась сменить митрополита. В 1539 году на место Даниила Бельские посадили Иоасафа. В 1542 г. Шуйские снова взяли верх; Иван Бельский был сослан на Белоозеро; его участь должен был разделить и митрополит. Положение областей было лучше. Правление Шуйских в особенности отличалось варварством и беспорядками. Наместники Шуйских вели себя везде, по свидетельству летописцев, «как лютые звери». Исключение представлял только Новгород, где были сторонники Шуйских. Города пустели. Кто мог, спасался бегством. Вызванный еще Василием и поселившийся в России итальянский архитектор Фрязини бежал заграницу и как раз в то время, когда должен был заняться устройством укреплений в Себеже. Дерптскому епископу он объяснял свой поступок тем, что бояре делают жизнь в Московской земле совершенно невыносимой. Бельские показали себя более гуманными и разумными правителями. Во время их непродолжительного господства были сделаны некоторые мероприятия, подготовлявшие будущее самоуправление общин. Но как Шуйские, так и Бельские пользовались властью не иначе, как только злоупотребляя ею.

     В то время как государство изнывало под невыносимым гнетом боярской тирании, будущий государь получал  печальный урок от окружавших его. Благодаря деяниям бояр, дух насилия в разных формах овладевал воображением и чувствами юноши, проникал в его плоть и кровь. В атмосфере борьбы за власть созревал будущий деспот — мстительный, чрезвычайно нервный, вспыльчивый и жестокий. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

1.2. Личная и  творческая биография  Ивана IV Грозного Андрея Курбского

     В.О.Ключевский писал об Иване IV: «От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский, московский ум. Но обстоятельства, среди которых протекало детство Ивана, рано испортили этот ум, дали ему неестественное болезненное развитие. Иван рано осиротел. Он с детства видел себя среди чужих людей. В душу его рано и глубоко врезалось и на всю жизнь сохранилось чувство сиротства, брошенности, одиночества, о чем он твердил при всяком случае: «Родственники мои не заботились обо мне». Отсюда его робость, ставшая основной чертой его характера. Как все люди, выросшие среди чужих, без отцовского призора и материнского привета, Иван рано усвоил в себе привычку ходить оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с летами превратилась в глубокое недоверие к людям. В детстве ему часто приходилось испытывать равнодушие и пренебрежение со стороны окружающих. Он сам вспоминал после в письме к князю Курбскому, как его с младшим братом Юрием в детстве стесняли во всем».

     А вот как описывал свое детство  сам Иван в письме к Андрею Курбскому: «Остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами - никто  нам не помогал; оставалась нам надежда только на Бога, и на Пречистую Богородицу, и на всех святых молитвы, и на благословение родителей наших. Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявляли, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца, и воевод перебили! Дворы, и села, и имущества наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча в них палками, а остальное разделили».  «… тогда натерпелись мы лишений и в одежде  и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети».

     В третьей главе сборника соборных решений, который назывался «Стоглав», сохранилось «Рукописание» царя к собору, в котором Иван IV так рассказывает о своем детстве: «Бояре и вельможи, верные моему отцу и любимые им, делали передо мною вид, что желают мне добра, на самом же деле были заняты только тем, что усиливали собственное самовластие. И как омраченные умом, дерзнули поймать и убить братьев моего отца, и когда вспоминаю их насильственную смерть и жестокие мучения, весь обливаюсь слезами и прихожу в покаяние и прошу у них прощения за юность мою и поведение. И после смерти дядьев моих вскоре умерла и мать моя. И отсюда постигла нас горькая скорбь: мне сиротствующему, а царству вдовствующему. И из-за этого бояре наши улучили себе время и сами овладели всем царством, не позволяя никому делать ничего неугодного. И моим грехом, и сиротством, и молодостью были допущены междоусобные беды и зло».

     Так закончилось детство будущего великого тирана, и наступила юность, которая ничуть не противоречила его детству: точнее, юность еще более сильно выявила в характере Ивана жестокость, необузданность всех омерзительных страстей и все иные дурные свойства его характера.

     «С  конца 40-х годов XVI века Иван IV переходит уже к самостоятельному правлению». В те времена люди взрослели куда раньше, чем сейчас. Мужчина становился совершеннолетним в 15 лет. «Через год после совершеннолетия, в 16 лет, Иван Васильевич собрал бояр и сообщил, что хочет жениться». «…Бояре и митрополит, по словам летописи, которая часто изображает их людьми сентиментальными, даже всплакнули от умиления, что государь хоть и молод, а уже сам догадался жениться. Но государь порадовал своих слушателей еще одним сообщением: он желает «наперед своей женитвы поискати прежних своих прародителей чинов». Конкретно же речь шла о том, чтобы принять новый титул».  «…Основанием этого была популярная легендарная повесть «Сказание о князьях Владимирских». В ней рассказывалось, что византийский император Константин Мономах, родной дед киевского князя Владимира Всеволодовича Мономаха, прислал внуку свой царский венец- «шапку Мономаха» и все права на царский титул.» «…Вряд ли 16-летний Иван IV сам был инициатором принятия царского титула. В его окружении важную роль играл митрополит Макарий, один из самых образованных людей России того времени. Поднять авторитет государя при помощи нового титула, должно быть, стремились  и его родственники- Глинские».

     Венчание  на царство происходило 16 января 1547 года. Было сделано все, чтобы придать ему как можно больше блеска и торжественности. При огромном стечении народа, при торжественном звоне колоколов, церковь и трон как бы сочетались во едином этом торжестве: епископы, священники, монахи возносили к Богу молитвы и просили его, чтобы он укрепил нового царя духом справедливости и истины, а бояре в это время осыпали трон дождем золотых монет, что являлось эмблемой изобилия тех благ, которых ему желали. Однако этот наследник греческих и римских императоров не решился осведомить иностранные державы о своих притязаниях.

     В браке Ивану суждено было насладиться  счастьем, не выпадавшим на долю его  предков. Выбор невесты производился по общему правилу. Благородные девицы всего государства, происходившие  из семей служилых людей, были собраны в Москву. Для приема их были отведены огромные палаты с многочисленными комнатами; в каждой из них было по 12 кроватей. К первому браку Василия, по словам Франциска да-Колло, было собрано 500 красавиц, а по свидетельству Герберштейна 1500. Эти цифры, по всей вероятности, показывают только число тех девиц, которые попали в Москву уже после первых выборов в провинциях. Такой порядок существовал и в Византии. Там правителям областей давались по этому поводу подробные инструкции, с указанием роста и других качеств девиц. Когда в серале собирались кандидатки, туда являлся сам государь в сопровождении одного из старейших вельмож. Проходя по покоям, он дарил каждой из красавиц по платку, вышитому золотом, с дорогими камнями. Он набрасывал платки девицам на шею. После того, как выбор был сделан, девицы отпускались с подарками по домам. Так в 1547 г. Иван выбрал себе Анастасию, дочь покойного Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина, происходившего из старого боярского рода. Среди гибели княжеских родов он сумел, однако, сохранить близость к царскому трону и не принимал участия в ожесточенной борьбе за власть в дни детства Ивана. Возможно, что в данном случае выбор невесты был только простой формальностью. Захарьины-Кошкины были баловнями фортуны. Один из братьев Анастасии явился основателем дома Романовых, призванных на царство. Вместе с Шереметевыми, Колычевыми и Кобылиными Захарьины-Кошкины слыли за потомков некоего Андрея Кобылы, прусского выходца, как говорят летописи. Впрочем, едва ли можно оспаривать славянское происхождение Кобылы. Это ясно видно из самой фамилии. Кроме того, известно, что современная германская столица лежит на земле, которую ранее занимали славяне.Анастасия умерла 7 августа 1560года.

Несмотря  на искреннюю привязанность к  Анастасии, через две недели после ее смерти царь объявил, что женится снова. На этот раз, в поисках политического альянса, на сестре польского короля Сигизмунда II Августа принцессе Екатерине Ягеллонке. Но получил твердый и недвусмысленный отказ.

   Царь  женился на княжне с Северного Кавказа Марии Темрюковне Черкасской. Их единственный ребенок, мальчик, прожил всего пять недель, и после этого Иван уже не проявлял к жене никакого интереса. Она была отравлена в 1569 году.

   О третьей жене, Марфе, существует несколько  версий. Первая говорит о том, что она скончалась спустя 18 дней после свадьбы (1571 год), а вторая о том, что Марфа  скончалась через 16 дней, не дожив до официальной свадебной церемонии. В обоих случаях ходили слухи об отравлении.