Культура России второй половины 18 века

Академия художеств, долгом которой, казалось бы, должна была быть защита престижа художника, на самом деле еще более унижала достоинство портретистов. В структуре Академии художеств портретистам отводилось последнее место. Эпитет «портретный» был самым унизительным. Это вовсе не случайное обстоятельство, оно выражает академическое понимание искусства. Академическая эстетика проповедовала, что портрет, как вид искусства, исключительно опирающийся на натуру, долженствующий прежде всего правдиво ее отобразить, не может равняться с религиозной и исторической живописью, требующей от художника полета фантазии и вкуса, облагороженного изучением классики. Уменье работать с натуры расценивалось неизмеримо ниже, чем способность представлять образы никогда не виденные, вызванные исключительно вдохновением художника. Недаром же особенно высоко ценились способность рисовать на память и искусство композиции.

В.Л. Боровиковский. Портрет генерал-майора Фёдора Артемьевича Боровского

Эта официальная точка зрения не могла не иметь и широкого общественного резонанса. Естественно, что она вообще сказывалась на оценке художника-портретиста, даже независимо от размеров личного его дарования. Недаром же величайший скульптор-портретист Ф.И. Шубин с такой бесконечной горестью повторял сказанный кем-то по его адресу эпитет «портретный», как эпитет пренебрежительный и даже оскорбительный.

Вот главные причины, объясняющие, почему так неполны и отрывочны данные о русских портретистах XVIII века. К этому нужно добавить почти полное отсутствие в XVIII веке художественной критики и тем самым отсутствие важнейшего источника сведений и оценок.

Можно сказать, что детские и юношеские годы Владимира Лукича Боровиковского покрыты непроницаемым туманом. Достоверно известно, что В.Л. Боровиковский родился в Миргороде 24 июля 1757 года (по старому стилю) в семье Луки Боровика, который называл себя также и Лукьяном Боровиковским. По одним сведениям, Боровиковские были бедными дворянами, по другим - простыми казаками. Последнему утверждению как будто противоречит то обстоятельство, что художник поступил на военную службу и дослужился до чина поручика. Затем он вышел в отставку, возвратился в Миргород, в дом своего отца. По преданию, Лука Боровиковский занимался живописью и был первый учителем своего сына. У потомков художника сохранялся портрет Дмитрия Туптало, впоследствии митрополита Ростовского, особенно почитаемого на Украине, написанный Лукой Боровиковским. Вероятно, Лука был художником-самоучкой вроде изображенного Гоголем (в повести «Ночь перед Рождеством») кузнеца Вакулы; таких любителей, доходивших до большого мастерства, видимо, много было тогда на Украине, и плоды их творчества быстро и охотно принимались народом.

По словам Горленко, первого биографа Боровиковского, в самом Миргороде в Троицкой церкви был целый иконостас, написанный Боровиковским в 1784 году. Художнику в это время было уже 27 лет. В Киевском музее находится несколько икон, подписанных и датированных художником (1784 и 1787 годы). Однако нельзя предположить, что художник занимался в то время исключительно церковной живописью. Другие работы могли просто не дойти до нас, или же мы не узнаем кисти Боровиковского в его ранних и неподписанных произведениях.

Вскоре в судьбе художника наступила решительная перемена, и кончилась его жизнь на Украине.

Неподалеку от Миргорода находилось сельцо «Обуховка», принадлежавшее Капнистам. Владелец «Обуховки» Василий Петрович Капнист был полковником 7-го миргородского малороссийского казачьего полка и 9-го киевского. Он пал в бою под Гросс-Эгенсдорфом. Известный стихотворец и автор сатирической комедии «Ябеда» Василий Капнист был его сыном. По-видимому В.В. Капнист еще в детстве был знаком с Боровиковским, который был его сверстником. В год путешествия Екатерины II на юг России, путешествия, обставленного Потемкиным со сказочной роскошью, а иногда и с искусным надувательством, Капнист был киевским губернским предводителем дворянства. По маршруту одна из остановок императрицы была намечена в Кременчуге, для чего был отведен дом, специально оборудованный для ее приема. Приготовления к приему лежали на дворянстве, и в них Капнист принимал большое участие. В числе лиц, сопровождавших Екатерину, был Н.А. Львов, архитектор, сочинивший в 1783 году тему для портрета «Екатерина-Законодательница», написанного Левицким. Были ли в свите Екатерины художники - неизвестно.

Для украшения кременчугского дворца, где останавливалась Екатерина, Капнист поручил Боровиковскому написать две аллегорические картины, которые известны только по описаниям. Это типичные для XVIII века аллегории, изображающие Екатерину в образе богини мудрости Минервы, которая объясняет семи мудрецам древней Греции смысл своего «Наказа». В другой картине Екатерина засевает землю, которую пашет Петр I. Следом за Екатериной ее внуки Александр и Константин боронуют землю. Возможно, что Львов обратил внимание Екатерины на художника, и она предложила ему переехать в Петербург. Львов, несомненно, принимал самое близкое участие в судьбе художника: даже первая квартира, где поселился художник, переехав в Петербург, находилась в доме, принадлежавшем Львову. И не только многочисленные портреты семейства Львова, которые писал Боровиковский, указывают на эту близость. Еще больше говорят об этом те архитектурные работы Львова, в которых художник принимал участие.

Год переезда Боровиковского в Петербург может быть установлен только предположительно. В 1787 году Боровиковский разделился со своими братьями, о чем и был составлен акт, подписанный в Кременчуге. Из этого факта можно сделать вывод, что еще в 1787 году художник жил в Кременчуге, но возможно, что он, переселившись в Петербург, ради раздела имущества выезжал в Кременчуг.

Самое раннее произведение Боровиковского, исполненное в Петербурге, помечено 1789 годом. Это «Сон Иакова» (Третьяковская галерея), рисунок карандашом. В целом он очень красив и даже изящен, но рисунок обнаженного тела Иакова обличает еще неуверенную руку. Вполне возможно, что это эскиз для какой-либо церковной росписи, может быть могилевского Иосифовского собора, который строил Львов и иконостас для которого писал Боровиковский. Кроме того, Боровиковский сделал еще рисунки тушью статуй Петра и Павла для того же собора. Год, когда сделаны эти рисунки, неизвестен. Характер их очень знаменателен. В XVIII веке скульптура играла для живописи очень важную роль, воспитывая в живописце понимание формы. Рисунок Боровиковского представляет статую, очень сильно освещенную; особенно хорошо освещена голова, обнаруживающая характер и пластическую красоту формы. Однако вполне возможно, что это не проекты для статуй, а эскизы для росписи гризайлью, то есть одноцветной живописью, которой как раз в этот период занимался художник. Не так часто у художников можно встретить рисунки с таким ясным пониманием скульптурной формы. Для Боровиковского это очень важно и характерно.

Н.А. Львову принадлежало имение Арпачево (Новоторжский уезд, бывш. Тверской губернии). Там находились деревянный дом владельца и каменная церковь, построенная по его проекту. Живопись церкви принадлежала Боровиковскому. Иконы иконостаса были написаны гризайлью на красном фоне. Самый же иконостас представлял собою лес пальм, стволы которых были увиты свитками, также расписанными. Таким образом, в общем получилось нарядное и вместе с тем праздничное сочетание красного, серого и желтого цветов. Эта работа была исполнена Боровиковским до 1791 года, так как в этом году церковь уже была открыта.

И еще в одной серьезной постройке Львова участвовал Боровиковский. В 1795 году по проекту Львова был построен храм Борисоглебского монастыря близ Торжка. Для его иконостаса Боровиковский написал 37 икон.

Таким образом, наличие этих работ устанавливает близость и сотрудничество Боровиковского с Львовым, одним из самых просвещенных и широко образованных людей того века. Капнист и Державин примыкали к тому же кругу. Львов, Капнист и Державин были женаты на родных сестрах. Жену Львова, Марию Алексеевну, урожденную Дьякову, дважды писал Левицкий, также весьма близкий к семейству Львовых. С работами Левицкого Боровиковский мог познакомиться в доме Львова, где, помимо чудесных портретов молодой хозяйки, был и портрет хозяина (1789). Вполне вероятно, что Боровиковский лично познакомился с великим русским портретистом также в доме Львовых. Существуют сведения, что он учился у Левицкого. Однако этот факт никак нельзя считать вполне установленным, так как нет никаких подтверждающих документов, но он вполне вероятен по всем изложенным обстоятельствам и подтверждается близостью ранних работ Боровиковского к стилю и манере Левицкого.

Существуют также сведения о том, что Боровиковский учился у австрийского портретиста И.-Б. Лампи, который жил в Петербурге четыре года, с 1792 по 1796. В 1794 году по представлению Лампи Боровиковский был признан «назначенным», то есть кандидатом в академики. Звание же академика ему было присуждено в 1795 году «за два портрета, написанные с натуры». Когда Лампи уезжал из Петербурга, он передал Боровиковскому свою мастерскую. Эти факты свидетельствуют не только о добром отношении Лампи к Боровиковскому, но также и о том, что Лампи сумел оценить талант молодого портретиста и считал его достойным стать наравне с лучшими художниками.

Непосредственное сравнение работ Боровиковского с работами его предполагаемого учителя говорит о бесспорном преимуществе первых над вторыми. Несомненно, что живопись Лампи более эффектна, чем живопись Боровиковского. Видимо, без всяких усилий Лампи писал огромные парадные портреты. Его модели всегда изображены в изысканных и эффектных позах, одежды широко развеваются, усиливая движения фигур, их цвет наряден и гармоничен, формы лиц четкие, почти граненые. Лица всегда идеализированы и даже обезличены. Иностранному художнику, несомненно, была непонятна психология русского человека и даже не вполне доступно изображение его внешних черт. Но именно подобные портреты и должны были нравиться многим именитым заказчикам, старавшимся походить на иностранцев и презиравшим свое русское происхождение. Рядом с Лампи портреты Боровиковского поражают своей скромностью, сердечностью и ясно выраженными национальными чертами. Он был слишком чувствителен, чтобы стремиться к пышным эффектам, и слишком правдив, чтобы льстить заказчикам. И он, конечно, часто их идеализировал, но это было искренне, вытекало из всего его собственного душевного строя, из его восприятия человека, а не из непричастных искусству побуждений.

Самый ранний портрет Боровиковского - портрет О.К. Филипповой (Русский музей), написанный в 1790 году, то есть за два года до приезда в Россию Лампи. Уже по этому портрету можно судить, насколько значительным художником был в то время Боровиковский.

Портрет Филипповой производит впечатление не вполне законченного, складки белого платья, так же как и руки, едва намечены, более всего закончено лицо, но отчетливый рисунок глаз, носа, рта и подбородка еще очень графичен. Следует отметить пейзажный фон. Потом этот фон станет излюбленным у Боровиковского, особенно в женских портретах.

И даже по этому незаконченному портрету видно, что художник, работая над портретом, попал в свою сферу. В эти ранние годы своей творческой жизни Боровиковский писал портреты небольшого размера на твердом материале, часто на цинковых пластинках, иногда это были настоящие миниатюры, чрезвычайно тонко и детально написанные. Кисть его приобрела значительную уверенность, рисунок стал четким и ясным. Но рисунок этот неразрывно связан с формой и нигде не выступает отдельно. Боровиковский приобретает высокое чувство рисования кистью, которая становится для него орудием и живописи и рисунка.

В конце восьмидесятых или начале девяностых годов написан миниатюрный портрет В.В. Капниста (начало 1790 года, Русский музей). В это время Капнист понес тяжелую потерю: у него умер маленький сын, памяти которого поэт посвятил одну из самых задушевных своих элегий. В его стихах звучит та же светлая грусть, которой овеяно и лицо поэта на портрете Боровиковского. Он стоит, опираясь обеими руками на постамент бюста (вероятно, портрет жены). Грустная полуулыбка как бы призывает зрителя разделить его печаль. Пейзажный фон дополняет этот идиллический образ.

Около 1795 года Боровиковским был написан портрет Екатерины (Третьяковская галерея). Награвированный великолепным резцом Н.И. Уткина, он стал необычайно популярным. Может быть, именно этим образом руководствовался Пушкин, когда ему нужно было изобразить Екатерину такой, какой увидели ее девически-невинные глаза Машеньки Мироновой - «капитанской дочки». Описание Пушкина чрезвычайно точно передает этот портрет, начиная с пейзажа царскосельского парка и кончая образом самой царицы. Более чем в каком-либо ином портрете, здесь пейзаж Боровиковского совершенно совпадает с исторической действительностью. Это не условный фон, а реальная обстановка: «Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Мария Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева». Екатерина бодрящейся походкой старой женщины проходит справа налево, слегка опираясь па трость. Проходя мимо зрителя, Екатерина на мгновение задерживает свой взгляд. Ее губы сложились в привычную улыбку. Такой улыбкой встретила она и Марию Ивановну.

В 1796 году Боровиковский написал большой парадный портрет беглеца Муртазы-Кули-хана (Русский музей), спасавшегося под могущественным покровительством русского правительства от преследований его брата, персидского шаха. Художник увлекся картинной внешностью восточного принца, его бледным, цвета слоновой кости лицом, длинной холеной бородой, нежными кистями рук и великолепным многоцветным костюмом. Но сердце художника едва ли затронул этот экзотический образ.

В самом конце века, на грани девятнадцатого столетия, Боровиковский создает целый ряд портретов, по преимуществу женских и девичьих, в которых окончательно находит самого себя и вместе с тем утверждает в портретной живописи новый тип человека, существующий, а не сочиненный художником, увиденный, открытый только им. В таких изумительных портретах, как портреты В. И. Арсеньевой, М.И. Лопухиной, Скобеевой, Н.А. Нарышкиной, М.А. Орловой-Денисовой, со всей силой обнаруживаются особенности портретного стиля художника. Он применяет немногие композиционные приемы, лишь незначительно их варьируя, явно не придавая большого значения композиционному разнообразию в трактовке фигуры в портрете. Все эти портреты полуфигурны. В постановке фигуры Боровиковский разрабатывает прием, впервые найденный им в портрете Капниста. Почти всегда тело опирается на руки, спокойно сложенные. Иногда это движение очень легко и эластично и руки просто лежат на какой-нибудь опоре. Иногда, как в портрете Лопухиной, этой опорой служит локоть, а кисть руки свисает свободно. Иногда, как в портрете Скобеевой, тело опирается более грузно. Часто это движение повторяется почти буквально. Это значит, что оно не несет в себе никакой психологической нагрузки. Иначе никак нельзя объяснить совершенную одинаковость композиции в портретах Арсеньевой и Скобеевой, психологические характеристики которых диаметрально противоположны. Руки и их положение в том и другом портрете совершенно одинаковы. Короткий рукав поддерживают почти одинаковые запястья, у кисти руки на обоих портретах браслеты из трехрядной жемчужной нити. Левые руки держат совершенно одинакового размера яблоко. Наконец, одинаков покрой платья с широким открытым воротом, обнажающим шею и облегчающим плечи. Разница наблюдается только в незначительных деталях. Обнаженные части тела, особенно руки и шея, написаны с огромным пластическим чувством. Они кажутся скульптурной формой, а не живым человеческим телом, так совершенна их красота, совершенно их положение, столь счастливо найденное художником. Они словно изваяны из мрамора. Как мрамору, им свойственны упругость и прозрачность. И лицам художник придает тот же характер изваяний. Но в лицах уже нет ничего повторяющегося, ничего одинакового. Фигуры, одинаковые по своему сложению и позе, психологически безличные, играют роль своеобразных пьедесталов. Головы, их увенчивающие, несут в себе всю силу характера, всю неповторимую прелесть живого человека. Эта удивительная особенность портретов Боровиковского не сразу бросается в глаза, настолько сильны портретные характеристики лиц. Зритель не сразу замечает это странное обстоятельство, так трудно заметить одинаковость поз, так умеет художник сделать выразительным поворот головы. Боровиковский движением и поворотом головы умеет передать сосредоточенное выражение характера, которое кажется особенно ярким в сопоставлении со спокойной позой тела. Какое подкупающее девичье простодушие и веселость в портрете Арсеньевой и какая строгость, суровость и даже жестокость в энергичном лице Скобеевой (Русский музей), недаром же вариант портрета изображает ее в образе недоступной Дианы (Государственный Исторический музей)! Так изображена она в обаянии своей мужественной красоты с острым полумесяцем в волосах и со стрелой в руке.