Крепостное право

     3.По  искам землевладельцев оно преследовало  незаконные побеги крестьян, нарушавшие  право собственности землевладельцев.

Указ 1607 г.

     Законодательные меры против беглых крестьян завершились  указом 9 марта 1607 г., который впервые  попытался вывести крестьянские побеги из области гражданских правонарушений, преследуемых по частному почину потерпевшего, превратив их в уголовное преступление, в вопрос государственного порядка: розыск и возврат беглых крестьян независимо от исков землевладельцев он возложил на областную администрацию под страхом тяжкой ответственности за неисполнение этой новой для нее обязанности, а за прием беглых, прежде безнаказанный, назначил сверх вознаграждения потерпевшему землевладельцу большой штраф в пользу казны по 10 рублей за каждый двор или за одинокого крестьянина, а подговоривший к побегу сверх денежной пени подвергался еще торговой казни (кнут). Однако и этот указ допустил давность для исков о беглых крестьянах, только удлиненную до 15 лет. Зато он прямо признал личное, а не поземельное прикрепление владельческих крестьян: тем из них, которые за 15 лет до указа записаны в поземельных описях, в писцовых книгах 1592—1593 гг., указано «быть за теми, за кем писаны». Однако указ или не удался, или понят был только в смысле запрещения крестьянских побегов и вывозов, а не как отмена законного выхода крестьян. Крестьянские порядные и после того совершались на прежних условиях; самое допущение 15-летней исковой давности для беглых поддерживало за крестьянскими поземельными договорами характер чисто гражданских отношений. Указ был издан, когда разгоралась Смута, несомненно помешавшая его действию. Он затягивал узел обязательных отношений крестьян к господам, когда колебались все основы государственного порядка, когда тяглые и несвободные классы сбрасывали с плеч свои старые обязательства и еще менее стеснялись новыми.

     Смутное время пронеслось по стране ураганом, который вымел массы крестьянства из центральных областей государства. Почувствовалась острая нужда в рабочих земледельческих руках, которая заставила землевладельцев обратиться к старинному испытанному средству искать новых рук для сельской работы в холопстве. Они начали сажать своих дворовых людей на пашню, давать им ссуду, обзаводить их дворами, хозяйством и земельными наделами. При этом с холопом заключали особый договор, который подобно крестьянскому назывался ссудной записью. Так, среди холопства возник сельский класс, получивший название задворных людей, потому что они селились особыми избами «за двором» землевладельца. Задворный укреплялся особым способом: он давал на себя ссудную запись, не только селясь за барским двором с воли, но и при переходе за барский двор из дворового холопства. Таким образом, задворная запись создавала особый вид холопства, служивший переходом от дворовой службы на крестьянскую пашню.

     Изделье крестьянина было такой же личной работой на господина, как и служба кабального за рост (процент), только последний служил во дворе, а первый работал на двор, «ходил во двор, дворовое дело делал», как писалось в порядных грамотах. Хозяйственная близость вела и к юридическому сближению. Как скоро в праве установилась мысль, что кабальное обязательство простирается не только на действие, но и на лицо кабального, делая его крепостным, эта мысль настойчиво стала пробивать себе путь в сознание землевладельцев и в их отношение к крестьянам. Такое распространительное понимание крестьянских отношений облегчалось и с холопьей стороны: движение крестьянства в сторону холопства встретилось с противоположным движением холопства в сторону крестьянства. После крестьянина-хлебопашца, исполнявшего работу на барский двор, появляется дворовый, становившийся хлебопашцем.⁶

Перепись 1627-1628 гг.

     Смута сдвинула с насиженных мест массы  старожилого тяглого люда, городского и сельского, и расстроила старые земские миры, круговою порукой обеспечивавшие казне податную исправность. Одной из первых забот правительства новой династии (Романовых) было восстановить эти миры.

     На  земском соборе 1619 г. было постановлено переписать и разобрать тяглых обывателей и при этом беглецов возвратить на старые места жительства, а закладчиков  повернуть в тягло. Долго это  дело не удавалось по негодности исполнителей, писцов и дозорщиков. Эта неудача вместе с большим московским пожаром 1626 г., истребившим поземельные описи в столичных приказах, понудила правительство предпринять в 1627—1628 гг. новую общую перепись по более широкому и обдуманному плану. Книги этой переписи имели полицейско-финансовое назначение привести в известность и укрепить на местах податные силы, какими могла располагать казна; с этой целью пользовались ими по отношению к крестьянам и впоследствии, со времени Уложения. Переписью проверялись действовавшие поземельные отношения между крестьянами и владельцами, разрешались столкновения, спорные случаи; но она не вносила в эти отношения новых норм, не устанавливала этих отношений, где их не было, предоставляя это добровольному частному соглашению сторон. Однако «писцовая записка» по месту жительства давала общую основу для таких соглашений, регулировала их и косвенно их вызывала. Бродячий вольный хлебопашец, застигнутый писцом на земле владельца, куда он забрел для временной «крестьянской пристани» и за ним записанный, волей-неволей рядился к нему в крестьяне на условиях добровольного соглашения и вдвойне укреплялся за ним как этой писцовой, так и порядной записью, какую давал на себя.

     Как ни были разнообразны, запутаны и сбивчивы условия крестьянских записей того времени, в них все же можно разглядеть основные нити, из которых сплеталась крестьянская крепость: то была полицейская приписка по месту жительства, ссудная задолженность, действие кабального холопства и добровольное соглашение. Первые два элемента были основными источниками крепостного права, создававшими землевладельцу возможность приобрести крепостную власть над крестьянином; вторые два имели служебное значение, как средства действительного приобретения такой власти. В крестьянских договорах можно, кажется, уловить самый момент перехода от воли к крепости, и этот момент указывает на связь этого перехода с общей переписью 1627 г. Самая ранняя из известных порядных с крепостным обязательством относится к тому самому 1627 г., когда предпринята была эта перепись. Здесь «старые» крестьяне помещика заключают с ним новый договор с условием от него «не сойти и не сбежать, оставаться крепкими ему во крестьянстве». Как у старых крестьян, у них были определенные, установившиеся отношения к помещику; может быть, по старожильству они и без того уже были безвыходными сидельцами на своих участках, не могли рассчитаться по полученным когда-то ссудам; в других порядных крестьяне прямо обязываются своему старому помещику быть крепкими «по-прежнему». Значит, новое крепостное условие было только юридическим закреплением фактически сложившегося положения. Полицейское прикрепление к тяглу или к состоянию по месту жительства поднимало вопрос об укреплении крестьянина за владельцем, на земле которого он записан. Готовых норм для этого не было, и их по сходству хозяйственных отношений стали заимствовать из сторонних образцов, из служилой кабалы или задворной ссудной записи, комбинируя в разных местах различно по добровольному соглашению условия крестьянского тягла и дворовой службы.

     К такому смешению разнородных юридических  отношений вел самый перелом, совершавшийся после Смуты в землевладельческом хозяйстве. Прежде предметом сделки между крестьянином-съемщиком и землевладельцем служила земля под условием выдела доли произведений земли или равноценного ей денежного оброка в пользу землевладельца. Ссуда вовлекала в расчет еще и личный крестьянский труд на землевладельца, барщину, как дополнительную повинность за долг, и даже крестьянское имущество, инвентарь, создававшийся с помощью ссуды. После Смуты условия поземельного учета еще изменились: опустелая земля упала в цене, а крестьянский труд и барская ссуда вздорожали; крестьянин нуждался больше в ссуде, чем в земле; землевладелец искал больше работника, чем арендатора. Этой обоюдной нуждой можно объяснить одну запись 1647 г., когда крестьянская крепость уже упрочилась и из личной превращалась в потомственную: здесь не крестьянин дает обязательство не уходить от помещика, а помещик обязуется не сгонять крестьянина с его старого обстроенного жеребья — иначе вольно ему, крестьянину, от помещика «прочь отойти на все четыре стороны». Та же обоюдная нужда со временем под давлением общей переписи 1627 г. превратила крестьянские порядные из договоров о пользовании господской землей в сделки на обязательный крестьянский труд, а право на труд стало основой власти над личностью, над ее волей; да и самая эта перепись была вызвана потребностью казны перенести податное поземельное обложение с пашни на самого хлебопашца. В новом складе хозяйственных отношений стали мешаться прежние юридические состояния: холопы переходили в крестьянство, и, наоборот, дворовые принимались за крестьянскую пашню, а пашенные крестьяне делали дворовое дело, и из этого смешения вышла крестьянская крепость.⁷

Писцовый  наказ 1646 г.

     После Смуты срок сыска беглых крестьян был возвращен к 5 годам. При таком  коротком сроке беглый легко пропадал для владельца, который не успевал  проведать беглеца, чтобы вчинить  иск о нем. В 1641 г. дворяне просили царя «отставить урочные лета», но вместо того была только удлинена исковая давность для беглых крестьян до десяти лет, для вывозных до пятнадцати. В 1645 г. в ответ на повторенное челобитье дворян правительство подтвердило указ 1641 г. Наконец, в 1646 г., предпринимая новую общую перепись, оно вняло настойчивым ходатайствам дворянства и в писцовом наказе этого года обещало, что «как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет». Это обещание и было исполнено правительством в Уложении 1649 г., которое узаконило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам 1620-х годов и по переписным 1646—1647 гг. «без урочных лет».

     Теперь  бессрочно укреплялось за землевладельцами все крестьянское население их земель и с неотделенными членами крестьянских семейств. Личная крестьянская крепость по договору, по ссудной записи, превращалась в потомственное укрепление по закону, по писцовой или переписной книге; из частного гражданского обязательства рождалась для крестьян новая государственная повинность. Доселе законодательство строило свои нормы, собирая и обобщая отношения, возникавшие из сделок крестьян с землевладельцами. Писцовым наказом 1646 г. оно само давало норму, из которой должны были возникнуть новые отношения хозяйственные и юридические. Уложению 1649 г. предстояло их направить и предусмотреть.

     В первые десятилетия XVII в. когда уже  действовали все экономические  условия неволи владельческих крестьян, не была еще найдена юридическая норма, которая закрепила бы эту фактическую неволю, превратив ее в крепостную зависимость. Крестьянин, рядясь с землевладельцем на его землю со ссудой от него сам отказывался в порядной записи навсегда от права какими-либо способами прекратить принимаемые на себя обязательства. Внесение такого условия в порядную и сообщило ей значение личной крепости.

     Итак, законодательство до середины XVII в. не устанавливало крепостного права. Крестьян государственных и дворцовых  оно прикрепляло к земле или к сельским обществам по полицейско-фискальным соображениям, обеспечивая податную их исправность и тем облегчая действие круговой поруки. Крестьян владельческих оно ни прикрепляло к земле, ни лишало права выхода, т. е. не прикрепляло прямо и безусловно к самим владельцам. Но право выхода и без того уже очень редко действовало в своем первоначальном чистом виде: уже в XVI в. под действием ссуды оно начало принимать формы, более или менее его искажавшие. Законодательство имело в виду только эти формы вырождения крестьянского права, следило за их развитием и против каждой ставило поправку с целью предупредить вред, каким она грозила казне или общественному порядку. Вследствие неоплатной задолженности крестьян при усилении переселенческого движения учащались крестьянские побеги и запутывались иски о беглых: усиливая меры против беглых и их приема, правительство законами об исковой давности старалось ослабить и упорядочить иски и споры из-за беглых. Право вывоза вызывало беспорядки и запутанные тяжбы между землевладельцами: вывоз был стеснен чиновной классификацией отказчиков и согласием владельца, у которого отказывали крестьян. Судебник 1550 года дозволял крестьянину продаваться с пашни в холопство, лишая казну податного плательщика, указы 1602 и 1606 гг. установили вечность крестьянскую, безвыходность тяглого крестьянского состояния. Так крестьянин, числясь по закону вольным со своим устарелым правом выхода, на деле был окружен со всех сторон, не мог уйти ни с отказом, ни без отказа, не мог по своей воле ни переменить владельца посредством вывода, ни даже переменить звания посредством отказа от своей свободы. В таком положении ему оставалось только сдаться, но такое решение крестьянский вопрос получил несколько позднее, с принятием Соборного Уложения 1649 г.⁸

Соборное  Уложение 1649 года

     Мы  определили, что мелкопоместные дворяне  не могли эномическими средствами удержать на своих землях крестьян. По этой причине  они упорно добивались отмены урочных лет и окончательного прикрепления крестьян к земле. Осенью 1948 г. в Москве открылся Земский собор, а в январе 1649 г. комиссия Н.И. Одоевского представила собору новый кодекс законов, получивший наименование Соборного Уложения. Как значилось в царском наказе составители Уложения должны были следовать апостольским правилам и законам «греческих царей» (Византийскому кодексу). Но все же их главная задача состояла в том, чтобы упорядочить законы, изданные в России при новой династии, и вместе с тем удовлетворить требования сословий, выдвинутые в дни мятежа в Москве. В отличие от предыдущих рукописных Судебников Уложение было первым печатным сводом законов. Его издали в количестве 2000 экземпляров (огромный тираж по тем временам) и разослали по городам. Уложение 1649 г. служило основным сводом законов России вплоть до 1830 г. и было главным инструментом установления усиления и сохранения доминирующей политической системы.

     По  ходатайству служилых людей «всех  городов» Земский собор принял закон, по которому землевладельцы получали право искать своих крестьян и возвращать их на свои земли без ограничения срока давности. Основной документацией, удостоверяющей принадлежность крестьян землевладельцу были признаны писцовые книги, составленные в 1626 г. «А отдавать беглых крестьян и бобылей из бегов, – значилось в Уложении 1649г., – по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет».

     За  время после валовой описи  произошла смена поколений. Но это  не имело существенного значения. Дворяне получили возможность вернуть  не только крестьянина, записанного в книги, но и его сыновей и внуков. Возврату подлежала вся семья крестьянина вместе со всем нажитым имуществом. Уложение впервые вводило суровое наказание (вплоть до торговой казни и тюремного заключения сроком на год) за поселение у себя беглых крестьян. Виновный землевладелец должен был платить по 10 р. за каждый год укрывательства чужого крестьянина. (При расчете исходная оценка составляла 4 руб. «за голову» крестьянина и 5 руб. за «глухой» живот – неописанное имущество крестьянина).

     Соборное  Уложение окончательно сформировало систему государственного крепостного права в России. Для поддержания государственного фонда земель законодатели запретили землевладельцам переводить крестьян с поместных земель на вотчинные.