Контрольная работа по "Истории"

между устной традицией  и книгами, а также между книгами  и книгами. Первые

записи, видимо, были сделаны скорее для запоминания, чем для "освящения"

традиции, но затем  для придания авторитета каждому  писанию возникла

потребность возводить  его к ученикам Иисуса или хотя бы к соратникам его

учеников. Каждая община верила, что именно в ее записях  сохранились слова,

некогда сказанные  этими учениками.¹⁹ 
 

Появление собственно христианских "священных" книг в  еще большей

степени обнажило расхождения в вероучении. Некоторые  книги почитались

небольшим количеством  общин, другие распространялись среди  христиан довольно

широко. Из евангелий, входящих в Новый завет, на рубеже I и II вв. наиболее

признанными были, по-видимому, евангелия от Матфея и  от Марка, имевшие

хождение в  нескольких вариантах; святость Евангелия  от Луки признавалась не

всеми группами христиан. Четвертое евангелие, как  и остальные писания,

связанные с  именем Иоанна, вызывало возражения во многих христианских

общинах. 
 

Замена устной традиции фиксированными записями поучений и преданий шла

параллельно с  формированием христианской церковной  организации. Во II в.

наряду с бродячими  проповедниками и пророками, переходившими  с места на

место, а потом  и вместо них, главенствующее положение  в христианских общинах

заняли постоянные их старосты - пресвитеры. Несколько  общин объединялись под

руководством  епископов ("надзирателей"). 
 

Руководители  христианских общин были и духовными "пастырями" верующих:

им приходилось  высказываться по вопросам вероучения, выбирать для чтения в

собраниях христиан отрывки из тех или иных "священных" книг. А во II в. этих

книг становилось  все больше, причем многие из них  уже были наполнены

сознательной  полемикой по отношению к другим таким же книгам. Христианским

общинам и их руководителям необходимо было произвести отбор тех сочинений,

которые представлялись им правильными, только на эти сочинения  ссылаться,

только их почитать священными. Без такого отбора никакого, даже внешнего,

единства не осталось бы между отдельными христианскими  общинами. Чем бы они

тогда отличались от многочисленных разрозненных союзов почитателей различных

средиземноморских божеств? 
 

Отбор писаний  был процессом длительным и сложным. Христианские

богословы, епископы разных областей высказывали свое мнение в защиту тех или

иных книг. Уже  упомянутый выше Ириней в книге "Против ересей" защищал четыре

новозаветных  евангелия и осуждал все остальные. 
 

Но отбор не был только делом рук нарождающегося церковного аппарата.

Большую роль играла традиция почитания отдельных сочинений, а эта традиция в

разных областях была различной. 
 

Некоторые деятели  христианства стремились вообще избавиться от

множественности "священных" книг и ввести одно евангелие - единственный

источник сведений о Христе и его учении. Так, христианский писатель II в.

Татиан создал евангелие "Диатессарон" ("По четырем"), где он свел основное

содержание четырех  затем вошедших в канон евангелий, устранив противоречия,

добавив к ним  кое-какой материал из одного из самых  древних неканонических

евангелий - Евангелия  евреев. В конце 30-40-х годов II в. среди  римских

христиан выдвигается  некто Маркион, приехавший в Рим  из Малой Азии.

Страстный противник  иудаизма, выступавший за полный разрыв христианства с

иудейской религией, Маркион предлагал почитать священными только десять

посланий Павла  и сокращенный (по сравнению с  новозаветным) вариант Евангелия

от Луки (в  этом варианте отсутствовали сказания о рождении Иоанна Крестителя

и Иисуса). 
 

Но попытки  ограничить "священные" книги  одним евангелием не получили

поддержки широких  слоев христиан (за исключением группы сирийских христиан,

которая приняла "Диатессарон"): трудно было отказаться от книг, которым

привыкли верить.²⁰ 
 

Списки наиболее почитаемых произведений составлялись в разных областях:

в Риме и в  городах Малой Азии, в Карфагене, в Александрии, в Сирии.

Список христианских писаний, составленный в Риме, относится  к концу II

в. Он обнаружен  в 1740 г. итальянским исследователем Муратори и называется

обычно "Каноном  Муратори". В нем нет начала, но можно понять, что в него

включены новозаветные евангелия: автор списка специально оговаривает, что

четыре евангелия  согласны друг с другом. В списке упомянуты деяния всех

апостолов в  одной книге (автор тем самым  отвергает деяния отдельных

апостолов, имевшие  хождение во II в.). В нем приведены  также апостольские

послания, среди  которых нет послания к евреям, второго послания Петра,

послания Иакова и трех посланий Иоанна. По поводу апокалиптических сочинений

автор списка замечает: "Из откровений мы признаем только Иоанна и Петра,

которое некоторые  из наших не хотят читать в церкви. Но Герма написал

"Пастыря"  уже в наши дни в Риме, когда  епископом был его брат Пий.  Поэтому

его нужно читать, но не публично в церкви - ни среди (произведений)

апостолов, ни среди  пророков". 
 

Последнее высказывание приоткрывает нам некоторые критерии подхода

христианской  церкви конца II в. к своим "священным" книгам и назначение этих

книг. Важно было не только содержание, но и давность, "авторитетность"

сочинения, которое  читалось вслух в собрании верующих. Здесь действовал уже

не смысл читаемого, а образ слова, некогда произнесенного и записанного

самими учениками  Иисуса, который к этому времени  уже признавался сыном

божиим большинством христиан. Слово приобретало магическое воздействие:

вдумываться в  смысл не нужно; от произносимого  в церкви как бы исходила

святость, распространявшаяся и на говоривших и на слушавших.

Что же касается "Пастыря", написанного Гермой, то это сочинение не было

внесено в список не потому, что содержание его не устраивало составителя

списка, а потому, что оно было создано на его  памяти конкретным человеком,

таким же, как  он. Сочинение Гермы можно было читать дома, обдумывать его,

может быть, даже не соглашаться. Здесь мы видим ту особую роль традиции,

которая свойственна  древним обществам. Еще со времени  первобытности, когда

отношения внутри родовых коллективов регулировались обычаем, передаваемым от

одного поколения  к другому, древность традиции воспринималась как ее

святость. В соблюдении традиции - религиозной, моральной - проявлялось

единство данного  коллектива. Это не значит, конечно, что обычаи оставались

неизменными на протяжении сотен лет; они, как и  древние мифы,

видоизменялись, переосмыслялись, но редко исчезали совсем. Христиане

поставили себя вне системы современных им общественных связей, отказавшись

(на первых  порах) от древних мифов, обычаев,  эстетических норм, но в

процессе мифотворчества они неизбежно создавали свои традиции,

поддерживавшие  сознание общности по вере. И чем  древнее была эта традиция,

тем меньше подвергалась она рациональному анализу,

Однако древность  не могла быть единственным критерием (или даже

основным) при  отборе "священных" книг, который  начался во II веке. Слишком

значительны были расхождения по существу даже между  самыми ранними записями.

Христианское  учение еще только складывалось; сама традиция не была

достаточно устойчивой. Поэтому критерий содержания был  одним из основных.

Но, отвергая содержание того или иного писания, идеологи христианства

подвергали сомнению и подлинность авторства, так  как выступать против

апостольских  слов было к концу II в. уже невозможно. Если эти слова нельзя

было истолковать  в соответствии с учением данной христианской группы, то их

следовало объявить подложными, выдуманными или по крайней  мере

сомнительными, спорными.²¹ 
 

Уже со времени "Канона Муратори" среди христианских писаний выделяются

три группы - подлинные, сомнительные (спорные) и тайные (подложные). Такое

деление встречается  и у Оригена. Он ссылается на ряд  писаний второй группы,

например на Евангелие евреев или Деяния Павла, и замечает, что с этими

произведениями  можно считаться, хотя их не следует  ставить в один ряд с

четырьмя евангелиями. По словам автора церковной истории  Евсевия, Ориген²²

сомневался в  авторстве новозаветного послания к евреям: по мнению Оригена,

это послание пересказывает  апостольские поучения, но подлинный  автор его

неизвестен. Сам  Евсевий считал спорными послания Иакова, Иуды, второе

послание Петра, второе и третье послания Иоанна. К  подложным он относил ряд

писаний, в том  числе Апокалипсис Петра, с оговоркой ("если кто считает

возможным") - Апокалипсис Иоанна и Евангелие  евреев. При такой

неопределенности  оценок отдельные епископы иногда были вынуждены сами

решать, что можно  и что нельзя читать их пастве. Известно, например, что

епископ Серапион (ок. 200 г.) сначала разрешил сирийским  христианам

пользоваться  распространенным у них Евангелием Петра, а затем,

познакомившись  ближе с его содержанием, решил  запретить.

В III в. в Риме был составлен список новозаветных писаний, несколько

сокращенный по сравнению с "Каноном Муратори". Другой канон III в.,

Александрийский, был значительно шире римского: кроме  основных произведений

Нового завета туда были включены Учение двенадцати апостолов (Дидахе),

"Пастырь"  Гермы, Апокалипсис Петра, послания, написанные Климентом и

Варнавой (по христианскому  преданию - учениками апостолов). В  Антиохии

продолжали чтить "Диатессарон". Свой набор "священных  писаний" был у

христиан-гностиков, у иудео-христиан (т. е. христиан, не порвавших с