Историография падения Византийской империи

 

2. Геополитическая ситуация в Восточном Средиземноморье после гибели Византии.

 

Захват Константинополя турками явился шокирующей неожиданностью для европейцев. Вся Европа скорбела о гибели Византии и привыкала к сотрудничеству с османами. Отношения с османами, в то время сводились к организации коалиции против турок. Только Венеция и Генуя пытались вести дела с Османской империей. Османы соглашались торговать с европейцами, но не отказывались от планов дальнейшей экспансии116.

Захват балканских земель столкнул турок со многими заинтересованными  европейскими странами. Венеция, Генуя, Папское государство, орден Госпитальеров, Арагон и Кастилия, Королевство обеих Сицилий и пр117. Противостоять туркам попытался Папа, разослав 30 сентября 1453 г. буллы с призывом о новом крестовом походе, но поход провалился118. Европейские государства погрязли в своих противоречиях и войнах. Разобщённость европейцев позволила османам захватить значительные территории не встречая, за редким исключением, серьёзного сопротивления119.

Однако европейцы надеялись вернуть Константинополь и восстановить Латинскую империю. Первой попыткой создания антиосманской коалиции был альянс, организованный Венецией. Противоречия европейцев растянули процесс подписания союза более чем на двадцать лет – с 1453 до 1471 г. Он состоял из Венеции, повстанцев Албании под руководством Скандербега, Папы Римского и короля Арагона и Кастилии120. В 1463 г. они начали переговоры с Узун Хасаном, правителем Ак-Коюнлу, который был самым сильным противником османов в Восточной Анатолии и вступил в борьбу за Караман121. В 1471 г. Узун Хасан, на тот момент правитель Ирана и Восточной Анатолии вступил в бейлик Караман, поддержав восстание туркменов. Он захватил Караман и направился на Бурсу. В это же время флот христиан атаковал прибрежные османские поселения. По договору с европейцами, Узун Хасан планировал аннексировать всю Анатолию, венецианцы должны были вернуть себе Морею, Лесбос, Эвбею и Аргос. Предполагалось также, Венеция захватит Константинополь. Госпитальеры претендовали на Пелопоннес, а король Кастилии и Арагона – на Южную Италию и часть Фракии. Скандербег вёл партизанскую войну против османов в Албании122. В это же время, независимо от них, Болгары, напали на Османскую империю и захватили Боснию и Герцеговину123. Отдельные генуэзцы участвовали в борьбе, но сама Лигурийская республика погрязла в долгах и пыталась отстоять независимость в борьбе с Францией и Миланом, хотя и поддерживала антиосманскую борьбу124.

Однако Мехмед II Фатих разрушил все их планы. Подавив восстание в Карамане он разбил семидесятитысячную армию Узун Хасана под Бешкентом 11 августа 1473 г125. Не вступая в морские сражения с венецианцами, он захватывал один остров за другим, лишая Венецию форпостов в Эгеиде. Поражение потерпели госпитальеры126. Вскоре султан подчинил все балканские земли. Захватив причерноморские колонии Генуи и Венеции, Мехмед закрыл им доступ в Чёрное море127. Альянс потерпел поражение. Дольше всех сопротивлялись венецианцы. Они вели активную дипломатическую переписку с великим князем московским Иваном III (1440 – 1505) и союз был подписан128, но  военной помощи князь не предоставил129. По мирному договору 25 января 1479 г. Венеция оставляла попытки отвоевать утерянные территории, передавала османам ряд островов, г. Скутари, возвращала все захваченные владения и обязалась выплачивать дань в десять тысяч дукатов в год130. Однако венецианцы не смирились с утратой своих владений, и борьба республики святого Марка с Османской империей затянулась ещё на два столетия, хотя в это же время венецианцы открывали торговые фактории в османских портах, и в Константинополе в том числе131.

Мехмед II подтвердил своё прозвище Фатих (Завоеватель), одержав верх над многочисленными своими соперниками. Его победы породили миф о непобедимости турецкого войска. Начав с Константинополя, турецкий султан, захватил огромные территории, создав империю, и реальную угрозу Европе, Ближнему Востоку и Северной Африке.

В связи с османской экспансией геополитическая ситуация в Малой Азии и на Балканах кардинально изменилась – вместо Византийской империи и множества мелких княжеств на этих землях утвердилась Османская империя. Константинополь стал центром турецкой экспансии, грозившей порабощением многим европейским государствам. Жители бывших византийских провинций пополнили ряды турецкой армии. Православная церковь должна была приспосабливаться  к новым условиям.

Описанные выше явления имеют большое значение для изучения общего исторического процесса и социальных метаморфоз в новых условиях.

Для греков падение Константинополя означало потерю независимости и подчинение иноверцам. Начался длительный период османского владычества, характеризующийся тяжелым налоговым бременем. Понимая безвыходность ситуации, многие греки принимали ислам или бежали в соседние страны.

Для турок, захват Константинополя  означал официальное создание Османской империи и доступ к новым, опустевшим землям. Происходит массовое переселение жителей из Центральной и Южной Анатолии на Балканы. Мехмед II становится главным претендентом на звание халифа всех суннитов. Это воодушевляет султана на дальнейшие завоевания.

Нельзя утверждать, что геополитическая ситуация в Восточном Средиземноморье радикально изменилась после падения Константинополя. Однако именно после захвата города турецкая экспансия активизируется. К 1481 г., то есть к моменту смерти Мехмеда II, территория132 Османской империи расширилась почти вдвое (в сравнении с 1444 г.–восшествие на престол Мехмеда II), причём как в европейском, так и в азиатском направлениях.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава III. Историография падения Византийской империи.

3.1 Хрисовулы, монастырскиеи частных акты, рукописи.

Изданный обширный материал с данной стороны еще недостаточно обследован, использован и оценен. Много драгоценного материала, особенно в виде хрисовулов, монастырских и частных актов, хранится еще среди рукописных сокровищ различных библиотек Востока и Запада. Одно из самых важных мест занимают рукописи афонских монастырей, в изучении которых немалую роль сыграли русские ученые.

В XVIII веке русский путешественник В. Г. Барский посещал афонские монастыри дважды (в 1725-1726 и в 1744 гг.) Он был современным ученым, который познакомился с богатствами исторических архивов Афона. Составленное им детальное описание увиденных документов пролило яркий свет на эти ценные источники.  В XIX веке русские ученые епископ Порфирий Успенский, П. Севастьянов, Т. Флоринский и В. Регель ревностно работали в монастырях Св. Горы и опубликовали большое количество весьма важных документов, касающихся внутреннего положения империи. Особенно важны акты, изданные в приложениях к ряду томов “Византийского временника.” Эти публикации содержат обильное количество еще мало использованного материала для более углубленного проникновения в условия внутренней жизни позднейшей Византии. В самом конце XIX века греческий ученый С. Ламброс опубликовал каталог греческих рукописей Афона. Однако, вследствие обстоятельств, превосходящих возможности С. Ламброса, он не смог включить в свой каталог описание двух самых важных коллекций рукописей, находящихся в монастырях Лавра и Ватопеди. Каталог греческих рукописей библиотеки монастыря Ватопеди был опубликован в 1924 году.  В 1915 году французский исследователь Г. Мийе (Millet) был послан на Афон, где он собрал серию документов из архивов Лавры, которая была, согласно одному хрисовулу, “головой и Акрополем всей монашеской республики.” 

Во введении к каталогу греческих рукописей монастыря Ватопеди авторы писали: “Святая Гора сохранила и спасла в целости византийскую цивилизацию и духовные силы греческого народа.”133

Богатый материал по эпохе Палеологов содержится и в других библиотеках. Большое значение имеет собрание документов, опубликованное Миклошичем и Мюллером в Acta et diplomata graeca medii aevi, как и многочисленные издания греческих текстов греческим ученым К. Сафой (С. Sathas).134 Наконец, недавно опубликованные акты Вазелонского монастыря, расположенного рядом с Трапезундом, дают новый и богатый материал по истории крестьянского и монастырского землевладения не только Трапезундской империи, но и Византии в целом в период с XIII по XV века. 

При незначительности территории восстановленной империи Палеологов и при ее постоянном уменьшении, при непрекращающихся угрозах со стороны норманнов, турок, сербов, венецианцев и генуэзцев, империя перешла при Палеологах в разряд второстепенных государств и не могла жить правильной, налаженной внутренней жизнью. Расстройство во всех частях государственного механизма и упадок центральной императорской власти являются отличительной чертой этого периода. Длительные династические усобицы двух Андроников, деда и внука, Иоанна V с Иоанном Кантакузеном, заискиванья, с одной стороны, перед папами в виде заключенных уний, никогда не находивших одобрения народных масс, и связанные с этим порою унизительные путешествия императоров Иоанна V, задержанного на обратном пути в Венеции за долги, Мануила II и Иоанна VIII в Западную Европу; подобные же заискиванья и унижения перед турецкими султанами, то в виде платежа ему дани, то в виде вынужденных пребываний при его дворе и выдачи императорских принцесс замуж за мусульманских правителей, - все это принижало и ослабляло в глазах народа власть византийского басилевса.

Сам Константинополь, перешедший в руки Палеологов после разгрома и ограбления его латинянами, уже не был прежним городом. Об упадке столицы свидетельствуют как греческие источники, так и свидетельства разнообразных иностранных путешественников и паломников, бывавших в Константинополе.

В начале XIV века арабский географ Абульфеда, после краткого перечисления основных памятников Константинополя, заметил: “Внутри города находятся засеянные поля, сады и много разрушенных домов.” В самом начале XV века испанский путешественник Рюи Гонзалес де Клавихо (Ruy Gonzales de Clavijo) писал: “В городе Константинополе есть много больших зданий, домов и церквей, и монастырей, из которых большая часть в развалинах. Однако ясно, что раньше Константинополь был одной из самых благородных столиц мира.” Что же касается Пиры, то когда Клавихо посетил эту генуэзскую колонию, он заметил: “Это всего лишь маленький город, но очень населенный. Она окружена мощной стеной, в ней есть прекрасные, очень хорошо построенные дома.”  В то же самое время флорентинец Буондельмонти писал по поводу одной из самых известных церквей Константинополя - церкви Святых Апостолов - что она была практически разрушена (ecclesia jam derupta).  Тем не менее, благочестивые паломники из разных стран, посетившие Константинополь в XIV и в XV веках, в том числе семь русских, были поражены и очарованы убранством и реликвиями константинопольской церкви135. В 1287 году монах Раббан Саума, специальный посланник монгольского властителя, после встречи с императором Андроником II и со специальным разрешением последнего, благочестиво посетил церкви и реликвии столицы. При Мануиле II, в 1422 г. бургундский путешественник, дипломат и моралист Гильберт де Лануа (Ghillebert de Lannoy) был любезно принят императором и его молодым сыном и наследником. Путешественник получил разрешение посетить “достопримечательности и древности города и церквей.” 

В 1437 г. испанский путешественник Перо Тафур встретил наилучший прием в Константинополе у императора Иоанна VIII. Когда на обратном пути из Крыма и Трапезунда он опять посетил Константинополь, им управлял тогда “деспот Драгас,” брат императора,  ввиду того, что сам император находился в отъезде в Италии. Тафур замечает, что “церковь, называемая Валайерна (Valayerna, то есть Влахерны)  настолько повреждена, что не может быть восстановлена,” что “порт должен был быть раньше восхитительным и даже сейчас он достаточен для приема судов.” “Дворец императора был великолепен, но сейчас он в таком состоянии, что и он, и город показывают те беды, которые народ пережил и до сих пор переживает... Население в городе редкое... Жители не очень хорошо одеты, грустны и несчастны, демонстрируя тяжесть своей судьбы, которая не столь плоха, как они заслуживают, ибо это порочный народ, погрязший в грехе.” Видимо, имеет смысл привести и следующее суждение Тафура: “Императорский двор столь же блистателен, как и всегда ранее, ибо ни одна из прежних церемоний не пропускается, но, по правде говоря, он подобен епископу без епархии.”136

До нас дошел подробный и обширный текст Туринской конференции, занявшейся, при непосредственном участии Савойского герцога, разработкой и решением разнообразных общих вопросов столь сложной в то время международной жизни и выработавшей условия мира; из последних для нас интересны лишь те, которые, решив спор между Венецией и Генуей, имели отношение к Византии. Венеция должна была очистить остров Тенедос, укрепления которого были срыты; остров в определенный срок должен был перейти в руки Савойского герцога (in manibus prefati domini Sabaudie comitis), находившегося в родстве с Палеологами (по Анне Савойской, супруге Андроника III). Таким образом, ни Венеция, ни Генуя не получали этого важного стратегического пункта, к обладанию которым они так сильно стремились.

Испанский путешественник Перо Тафур, который посетил Константинополь в 1437 году, оставил весьма интересное описание Тенедоса: “Мы прибыли к острову Тенедос, перед которым бросили якорь и где мы высадились. Пока корабль приводили в порядок, мы пошли посмотреть остров. Там много зайцев, остров весь покрыт виноградниками, которые, однако, все повреждены. Порт Тенедоса кажется настолько новым, что можно подумать - он построен сегодня, надо сказать, мастерской рукой. Мол сделан из больших камней и колонн, и корабли имеют там хороший причал и места для якорной стоянки. Имеются и другие места, где корабли могут бросить якорь, однако это является лучшим, ибо расположено напротив проливов Романии[Дарданелл]. Над портом находится высокий холм, как бы увенчанный сильным укрепленным замком. Этот замок был причиной многочисленных конфликтов между венецианцами и генуэзцами до того дня, когда папа решил, что он должен быть разрушен и не будет принадлежать никому. Без сомнения, это было неразумно, так как порт является одним из лучших в мире. Ни один корабль не может войти в проливы без того, чтобы не бросить сперва здесь якорь и найти проход, который очень узок. Турки, зная, сколько кораблей здесь останавливаются, вооружаются, устраивают засады и убивают много христиан.137

Гиббон был человеком вполне обеспеченным, и писал он для собственного удовольствия. Он спокойно работал на досуге, не волнуясь, не увлекаясь, интересуясь только своей литературной славой. Обладая большой эрудицией, он значительную часть источников прочел в латинском оригинале, поэтому его работа часто выглядит весьма убедительно. С греческим языком он был знаком хуже, и византийская часть его работы слабее, но все же он до сих пор ценится как византинист, как автор одной из первых обобщающих работ в этой области. Свои основные взгляды, в частности свои антихристианские тенденции, он заимствовал главным образом у Вольтера, но они выражены у него гораздо менее едко и остро, чем у Вольтера. Он хуже Вольтера знает мир и людей, его критика христианства и его источников много тупее. Гиббон умеет критиковать церковных авторов, но перед античными писателями пасует. Стиль у него гладкий, правильный, но бесцветный, замечания банальные, психологический анализ поверхностен. Тем не менее это сочинение до сих пор не утратило известного научного значения, а в свое время оно произвело огромное впечатление. Гиббон стал самым модным историком своего времени.

В объяснении причин падения Римской империи Гиббон не пошел дальше Вольтера. Он видит их в религиозных раздорах, во враждебности христианства ко всякой культуре, в его отвращении к гражданским доблестям, которые создали могущество Рима, Правда, он отмечает и другие причины падения Римской империи: ослабление воинского духа, влияние провинциалов с их рабской моралью, роскошь, падение нравов, гнет налогов, но дух христианства – это основное, что, по его мнению, вызвало падение Римской империи. Варвары только завершили это падение. Рим погиб бы и без них. Гиббон, таким образом, приходит к тем же выводам, что и Робертсон, но он не ограничивается вопросом падения Римской империи на Западе. Он рассматривает этот вопрос также применительно к Византийской империи, которую считает продолжением Римской империи. Идеи Гиббона по этому вопросу на многие годы дали тон всему дальнейшему освещению византийской истории в буржуазной историографии и отчасти оказывают на нее влияние и до сих пор. Гиббон рассматривал историю Византийской империи как историю продолжающегося упадка и окончательного падения Римской империи, затянувшегося на тысячелетие. Этим объясняется специфический подбор материала, который характерен для Гиббона, выискивающего в византийской истории только те явления, которые свидетельствуют об упадке.

 

3.2 Гуманистическая историография  Византии (XV—XVI вв.).

 

Зачатки научной историографии Византии относятся к эпохе Гуманизма, последнему столетию существования Византии, и времени, последовавшему за ее падением, хотя можно говорить и о предшествующей ей чисто средневековой историографии, в том числе и византийской, об элементах осмысления и оценки собственной истории в произведениях византийских писателей. Византийская историография — феодально-церковная — восприняла некоторые традиции античной с ее элементами известного критического подхода к источникам, сопоставления их сведений, поиска более достоверных источников, элементами сопоставления последних и т. д.. Оживление этих традиций наблюдается с XI—XII вв., когда, с одной стороны, в Византии, вновь усиливаются ростки светских знаний, с другой — последовавшие затем тяжелые испытания более остро поставили перед исторической мыслью Византии вопрос о причинах ее упадка и ослабления, усиливали элементы критического подхода к прошлому своей страны, заставляли более внимательно присматриваться и к предшествующей античной истории. На почве этого кризиса в Византии зародились в своеобразной форме и зачатки гуманистической историографии (более активное обращение к античности, большее внимание к светским сюжетам, явлениям политической и социальной истории, элементы секуляризации последней, большей рационалистичности подхода, доходящие иногда до признания «естественных законов»138 ее развития, более широкое возрождение античных взглядов па историю как «наставницу» в политике, помогающую решать задачи современности — Дука, Критовул, Сфрандзи), которые не получили глубокого развития. Застойный, консервативно-феодальный характер византийского общества в условиях упадка Византии вел к тому, что и в области историографии сохранялось господство религиозно-консервативных провиденциалистских представлений. После падения Византии изучение ее истории становится монополией православной церкви, подчиняется задачам феодальной клерикальной историографии, в рамках которой новые тенденции очень медленно пробивали себе дорогу. Поэтому те слабые ростки нового в историографии Византии, которые зарождаются в ней в XIV— XV вв., получают настоящее развитие в гуманистической историографии европейских стран, прежде всего Италии. Италия была не только той страной, где ранее всего зародилась гуманистическая историография — первые зародыши буржуазной историографической мысли, зачатки современных исторических знаний. Она была более чем большинство других западноевропейских стран на протяжении столетий связана с Византией.139 Нельзя не учитывать не только в отдаленном прошлом длительного совместного пребывания в составе Римской империи, известного общего античного наследия и достаточно сильных античных традиций в самой Италии, но и особенно тесных политических и религиозных отношений и связей Византии и Италии в последующие столетия, отношений .между Византией и папством, поддерживавших в феодально-церковной историографии папского престола интерес к истории византийской церкви и государства. Папская библиотека не только располагала большим количеством греческих рукописей, но и кадрами квалифицированных специалистов и переводчиков. Из этих кругов вышли «Палатинская хроника» (VIII в.), «Chro – nicon venetum» Иоанна Дьякона и «Трехчастная хронография» Анастасия Библиотекаря (IX в.). К Византии проявляла интерес и венецианская средневековая историография, вершиной достижений которой стала хроника Андрея Дандоло (XIV в.), который использовал и ссылался на византийские источники. В ряде районов Италии, в силу разных обстоятельств, интерес к Византии с X—XI вв. был достаточно постоянным и обрел в известной мере общеевропейские масштабы в эпоху крестовых походов. Захват крестоносцами владений на Востоке, образование крестоносных владений на территории140 Византии более тесно увязали западноевропейскую историю с историей Византии. История завоеваний и западных образований на Востоке, история Византии прочно вошла в западноевропейскую средневековую историографию. В XIII—XV вв. в связи с развитием в Византин латинофильских настроений усиливаются связи части византийских церковников и писателей с Италией, католической церковью и духовенством, отчасти и с зарождающимся гуманистическим движением.