Дней Александровых прекрасное начало

   Знал  ли Александр о готовящемся перевороте? Да, знал. Имеются свидетельства, что  петербургский генерал-губернатор фон дер Пален, пользовавшийся исключительным доверием Павла и осыпанный его милостями, непосредственно перед переворотом поставил в известность Александра о готовящемся свержении его отца, поставив его уже перед фактом. Изначально наступление на Михайловский дворец было запланировано в ночь на 10 марта, но тогда караул несли преданные Павлу преображенцы, и нападать было рискованно. Поэтому штурм Михайловского произошел в ночь на 12 марта, когда караул нес положительно настроенные к Александру гвардейцы Семеновского полка. Напомним, что во время штурма дворца заговорщики открыто использовали имя наследника престола. Почему Александр не пытался прекратить заговор? Однозначный ответ дать невозможно, можно лишь утверждать, что к власти во имя самой власти Александр не стремился. Возможно, он, как весьма умный человек, понимал, что коль скоро недовольство дворян его отцом растет так быстро, переворот все равно произойдет, вопрос только во времени. Возможно, осознавал, что дальнейшее правление Павла способно принести большие беды. Действовать в любом случае было необходимо.

   А мог ли вообще Александр, если бы захотел, предотвратить восстание. Учитывая все явные и тайные пружины  его возникновения и действия (см. приложение), можно сказать, что  скорее нет, чем да.  Максимум, на что он мог рассчитывать, пойди  он против восставших, это на время отсрочить переворот. Свержение Павла было неизбежно. Однако смерти отца Александр не хотел. Зная характер Павла, он не мог хотя бы не догадываться, что добром он престол не отдаст и что из-за этого жизнь его подвергается опасности. Возможно, он рассчитывал, что восставшие вынудят его подписать отречение, но не осмелятся пролить царскую кровь. Имеются свидетельства очевидцев, что когда Александр впервые прибыл во дворец и ему доложили о убийстве отца, вид у него был потрясенный, напуганный и жалкий. Согласие на восстание стало пожизненным проклятием Александра Первого. Грех отцеубиства не давал ему покоя, ежеминутно отравляя его жизнь. Александр никогда не смог забыть, к чему может привести самодержца политика, идущая вразрез с интересами дворянства. Скорее всего, именно в этом кроется причина неуверенности и незавершенности его либеральных преобразований, в страхе за себя и своих близких повторить конец Павла. 

   2.2 СЕРЬЕЗНОСТЬ НАМЕРЕНИЙ  РЕФОРМИРОВАНИЯ 

   В  начальном периоде царствования Александр чувствовал себя на троне довольно неустойчиво и нуждался в единомышленниках, так как призрак расправы над отцом все еще стоял у него за плечами. Это было одной из причин возникновения Негласного комитета. Изначально реформаторские намерения Комитета, возникшего еще до воцарения Александра, были достаточно серьезны. Довольно сказать, хотя бы, следующее.

   Будучи  наследником, Александр посылает к  Лагарпу Новосильцева «с единственной целью повидать вас и спросить ваших советов и указаний в  деле чрезвычайной важности – об обеспечении блага России при условии введения в ней свободной конституции».

   Далее наследник самодержавного русского престола успокаивает старого республиканца  и «якобинца», чтобы тот не убоялся  бездны царственного либерализма:

   «Не устрашайтесь теми опасностями, к которым может привести подобная попытка; способ, которым мы хотим осуществить ее, значительно устраняет их. Вам уже известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину. В настоящее время я не предвижу ни малейшей возможности к приведению их в исполнение. Мне думалось, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена, и страна бы избрала своих правителей. Вот в чем заключается моя мысль.

   Я поделился ею с людьми просвещенными, со своей стороны много думавшими  об этом. Всего-навсего нас только четыре, а именно: Новосильцев, граф Строганов, молодой князь Чарторыйский, мой адъютант, выдающийся молодой человек, и я».

   Письмо  это от 27 сентября 1797 г., между прочим, указывает на тот состав Негласного комитета или, как порой называл  его по якобинской терминологии Александр, «комитета общественного спасения», который возбуждал столько надежд среди передовых представителей дворянства в первые годы царствования «самодержавного конституциониста». Еще более ярко, чем письмо к Лагарпу, серьезность реформаторских намерений молодого Александра видна в письме 10 мая 1796 г. В.П. Кочубею, к которому Александр питал, по его собственному выражению, «беспредельную дружбу»:

   «Да, милый друг, - пишет Александр, - повторяю снова: мое положение меня вовсе  не удовлетворяет. Оно слишком блистательно для моего характера, которому нравиться исключительно тишина и спокойствие. Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен явиться на придворную сцену, и кровь портиться во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих, в моих глазах, медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места, как, например, князь Зубов, Пассек, князь Барятинский, оба Салтыкова, Мятлев и множество других, которых не стоит даже называть и которые, будучи надменны с низшими, пресмыкаются перед теми, кого боятся.

   В наших делах господствует неимоверный  беспорядок; грабят со всех сторон; все  части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя стремиться только к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправлять укоренившиеся в нем злоупотребления; это свыше сил не только человека, одаренного, подобно мне, обыкновенными способностями, но даже и гения, а я постоянно держался правила, что лучше совсем не браться за дело, чем исполнить его дурно. Следуя этому правилу, я принял то решение, о котором говорил вам выше. Мой план состоит в том, чтобы по отречении от этого неприглядного поприща (я не могу еще положительно назначить время сего отречения) поселиться с женою на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, полагая свое счастье в обществе друзей и в изучении природы.

   Вы  будете смеяться надо мною и скажете, что это намерение несбыточное,- это в вашей власти, но подождите исполнения и уже тогда произносите приговор».

   Это письмо – не единственное свидетельство  чувств Александра в то время. Такие  высказывания принимаются многими  исследователями за доказательства «противочувствий» за рисовку, за лицемерие. Да, Александр любил играть роль, любил порисоваться. Недаром же он рос в атмосфере такой вечной театральности, как поздний двор Екатерины с одной стороны, и гатчинская мрачно-тираническая игра в солдатики – с другой. Но все же в те минуты, когда он изливал свои чувства и устремления, даже сознавая их малую реалистичность, он был более-менее искренен, то есть сам практически, а то и полностью верил в них.

   Следует заметить и то, что Александр твердо решил еще до вступления на престол оставить его и стать «частным человеком», поселившись «на берегах Рейна» или «в Крыму». Это его решение подтверждает твердость намерений дать России конституцию и дееспособное правительство, а также еще кое-что, но об этом речь пойдет в приложении.

   2.3 ПРОЯВЛЕНИЯ САМОДЕРЖАВНОЙ  ВОЛИ 

   Широко  распространена мысль о недостатке воли у Александра Первого. В общем  виде, она звучит так. Был человек  недюжинного ума, пылкого воображения  и ярких вспышек чувства, но не было у него воли и это совершенно исковеркало и его жизнь, и его царствование, и всю творимую им историю.

   Чувствительный  воспитанник Лагарпа, мечтавший  о даче на Рейне, человек, обвеянный  идеями Руссо и духом Великой  французской революции, и – неразлучный  друг Аракчеева. И эта неразрывная, пережившая все испытания бурного и непостоянного царствования, если не дружба, то привязанность – не явление его последних печальных и мрачных лет. Эта привязанность существовала еще в бытность Александра наследником, в те годы, когда даже Павел не вынес тупой жестокости этого «истиннорусского неученого дворянина», как нарочито величал себя Аракчеев.

   Впрочем, об отношениях Александра и Аракчеева  следует сказать поподробнее.

   Когда Аракчеев нагло сподличал, чтобы  выгородить своего родного брата, и  пытался подвести под гнев Павла человека неповинного, Павел его прогнал, а Александр был одним из немногих, кто не отвернулся от него. Это была уже вторая опала Аракчеева при Павле, а первая произошла в 1798 по следующему поводу. Аракчеев обругал подполковника Лена, бывшего сподвижником Суворова и Румянцева, храброго боевого офицера, тогда как сам Аракчеев слыл трусом и никогда не участвовал в боевых действиях. Лен молча выслушал Аракчеева, отправился домой, написал ему письмо и застрелился.

   Аракчеев  был отстранен от службы, впрочем, с производством в генерал-лейтенанты, и уехал в свое Грузино. При этом он ни на йоту не потерял расположения Александра. Он, хотя публично и высказывал свое согласие с отставкой Аракчеева, в приватных письмах выражал ему свою дружбу. Вот, например, одно из них, написанное сразу после второй опалы Аракчеева.

   «Я  надеюсь, друг мой, что мне нет  нужды при сем несчастном случае возобновить уверения в моей непрестанной дружбе; ты имел довольно опытов об оной, и я уверен, что об ней и не сомневаешься. Поверь, что она никогда не переменится». Далее следует сообщение о деле Аракчеева и в заключение:

   «Прощай, друг мой, Алексей Андреевич! Не забывай  меня, будь здоров и думай, что у  тебя верный во мне друг остается».

   Действительно, этой «непрестанной дружбе» Александр остался верен до конца своего царствования, хотя не было, пожалуй, в России человека, которого ненавидели бы больше, чем Аракчеева. Его ненавидели солдаты за муштру и жестокость, ненавидели крестьяне, за его военные поселения, ненавидело дворянство, чиновничество, офицерство, ненавидели самые влиятельные придворные сановники, ненавидели ближайшие друзья Александра. Ненавидели и боялись.

   Могли Александр удалить Аракчеева, если бы захотел? В общем и целом, скорее да, чем нет. Кроме общего сочувствия, радости и благодарности сановников, армии, дворянства и тех масс, которые могли бы на это реагировать, Александр поначалу ничего бы не встретил.

   Сам же Аракчеев, лишенный царского покровительства, был бы нисколько не страшен. Как  все жестокие люди, Аракчеев был большой трус, или, как все трусы, он был жесток, пока чувствовал за собою силу. Но при малейшей опале он впадал в малодушие и уничижение.

   Александр же был, во-первых, далеко не труслив, во-вторых, при всем кажущемся безволии умел быть весьма решительным и твердым (хватило же у него решительности попросту уволить Петербургского генерал-губернатора фон дер Палена, который был одним из организаторов переворота 12 марта и был довольно популярен в столице).

   Почему  же он не удалил Аракчеева, который, если верить Александру Сергеевичу, был

                           Всей России притеснитель,

                           Губернаторов мучитель,

                           И царю он друг и брат.

                           Полон злобы, полон  лести,

                           Без ума, без чувств, без чести,

почему  оставил его на вершине власти под своим покровительством? Можно  предположить, что Александр нуждался в Аракчееве как в опоре, в несущей конструкции, на которой держался весь его политический режим. Аракчеев для Александра Первого фактически заменял все Третье отделение для последних Романовых. Как подметил Л.Н. Толстой, такие люди есть почти в любом государстве и в любом времени, они жестоки, но необходимы, как необходимы волки в природе, хотя они и убивают ради своего существования, являясь неотъемлемой частью равновесия. Заметим в скобках, что несмотря на кажущуюся слабость воли, Александр почти сразу после воцарения вернул наводившего ужас Аракчеева из ссылки и осыпал милостями, что, естественно, несколько оттолкнуло от него дворян, но этот недостаток был весьма ловко скомпенсирован растущими либеральными ожиданиями. Когда в последние годы правления Александр почти отошел от дел, страной фактически правил Аракчеев и, несмотря на то, что правление это привело к восстанию на Сенатской площади, нельзя не признать, что оно позволило России хотя бы частично восстановиться после тяжелейшего удара 1812 г.

   В качестве доказательства волевых качеств  Александра Первого можно привести тот факт, что старой и могущественной екатерининской аристократии, которая  контролировала множество руководящих  должностей в правительстве и  все еще была очень сильна, так и не удалось не просто контролировать молодого императора, но и даже хоть сколько-нибудь влиять на его политику, несмотря на неоднократные попытки. Не удавалось оказывать серьезного влияния на Александра и его «молодым друзьям», к мнению которых он хотя и прислушивался, но последнее слово всегда оставалось за ним. По словам Чарторыйского, «Александр охотно согласился бы на то, чтобы каждый был свободен, лишь бы все добровольно повиновались только ему одному».