Уже первые годы царствования Николая привели  к блистательным интеллектуальным и культурным свершениям, названным  позднее «русским ренессансом» или  «серебряным веком» России. Новые  идеи охватили не только политику, но и  философию, науку, музыку, искусство.

     4. Переломные годы

     В 1904 году началась первая война Николая  Александровича – русско-японская. Сын «Миротворца», так ненавидевший войну, решает воевать.

     Известие  о начале войны поразило, всколыхнуло  Россию. Почти никто ее не ждал; огромное большинство русских людей имели самое смутное представление о Маньчжурии. Но всюду почувствовали: на Россию напали. В первый период войны это настроение преобладало: на Россию напали и надо дать отпор врагу.

     Витте и мать объясняют императору опасность ситуации. Николай соглашается и предлагает Витте составить проект урегулирования отношений с Японией. Царь уезжает в Польшу, в охотничий замок.

     Витте составляет проект, который исчезает в недрах архива. Переговоры с Японией, за которые ратовали мать и Витте, провалены.

     Из  дневника Николая:

     «26 января 1904 года… В 8 часов поехал в театр – шла «Русалочка». Очень хороша. Вернувшись домой, получил  от Алексеева телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы  произвели атаку на стоявших на рейде  «Цесаревича», «Палладу» и причинили пробоины. Это без объявления войны?! Да будет Бог нам в помощь!»[11]

     «27 января. Утром пришла телеграмма о  бомбардировке Порт-Артура. Всюду  проявление единодушного подъёма духа».

     Эти записи очень спокойны. Его уверили  – японцы воевать не умеют. Но уже вскоре приходится записать в дневнике: «Больно и тяжело».

     Последовали невиданные доселе поражения русской  армии и гибель флота. Лучшие наши военачальники на суше и на море погибли в начале военных действий; так, еще в апреле погиб смелый адмирал Макаров, краса и надежда русского флота; при осаде японцами Порт-Артура был убит генерал Кондратенко, мужество и распорядительность которого больше всего поддерживали крепость. Среди главных русских полководцев не нашлось, на нашу беду, ни одного, подобного Румянцеву, Суворову или Скобелеву, которые и с небольшими силами побеждали многочисленного неприятеля. Обнаружились во время войны также ошибки и недостатки в деле подготовки и снабжения войск необходимыми запасами. Особенно сильно сказались эти ошибки и неустройства во флоте; наши корабли по вооружению оказались слабее японских. Хотя посланная в подмогу эскадра под начальством адмирала Рождественского совершила беспримерный в военно-морской истории, в исключительно трудных условиях, переход из Балтийского моря на Дальний Восток вокруг Африки, хотя она и выказала великую силу духа, тем не менее, встреченная превосходно подготовленным и лучше нас вооруженным японским флотом, потерпела тяжкое поражение, столь непривычное для славного русского флота. Наши солдаты проявили на суше и на море обычные для русских мужество, отвагу и самоотвержение, вызывавшие удивление, похвалу и уважение от японцев, но против стечения гибельных для нас событий и условий несчастной войны оказались бессильны храбрость и подвиги отдельных лиц и отдельных отрядов.

     Императора  подталкивал к начинанию войны  с Японией министр внутренних дел Плеве. Когда он погибнет, в  его архиве обнаружат копии всех бумаг. И там можно найти фразу: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война».

     Также эта война стала результатом  противоборства России и Японии на Дальнем Востоке. С постройкой Сибирской  железной дороги (1891-1903) и Китайско-Восточной (1896-1898), прошедшей по территории китайской  Маньчжурии, Россия утвердилась в качестве дальневосточной державы. Царское окружение во главе с самим Николаем II строило планы дальнейшей экспансии в Корее и Китае, у которого по договору 1898 года Россия арендовала Ляодунский полуостров с морской крепостью Порт-Артур. Поддерживаемая Англией и США, недовольными ростом русского влияния в регионе, Япония, противодействуя России, стремилась занять доминирующее положение в Юго-Восточной Азии. К военному конфликту шли обе стороны. Правящие круги России недооценивали военную мощь Японии. Они считали, что война с Японией будет прогулкой на Дальний Восток и предотвратит в стране развитие революции. В действительности же война, чуждая интересам русского народа, обернулась позорным поражением.

     В такой обстановке внезапно разразилось  в С.-Петербурге рабочее движение невиданной силы.

     В столичной рабочей среде уже  лет десять активно действовали  социал-демократические кружки, и  число их сторонников было довольно значительно, хотя, конечно, они оставались меньшинством. Осенью 1903г. основалось общество фабрично-заводских рабочих, во главе которого стаял о. Георгий Гапон, священник церкви при Пересыльной тюрьме.

     21 декабря была получена весть  о падение Порт-Артура. Тотчас  по окончание рождественских  праздников - 28 декабря - состоялось  заседание 280 представителей «гапонского» общества: решено было начать выступление.

     Общество  сразу взяло на себя руководство  забастовкой; его представители, с  Гапоном во главе, являлись для переговоров  с администрацией; они же организовывали стачечный комитет и фонд помощи бастующим.

     1905 год стал переломной вехой  - и в российской истории, и  в личной жизни императора  Николая II и его семьи. Начало  года было трагически ознаменовано  событиями 9 января в Петербурге, тем самым «Кровавым Воскресеньем»,  которое до основания потрясло устои монархии, развязав разрушительные стихии русской революции.

     В этот день колонны рабочих во главе  со священником Георгием Гапоном  направились к Зимнему дворцу, чтобы вручить царю свою петицию, в которой выдвигались требования заведомо невыполнимые, как и сам акт вручения. Одни несли кресты, иконы и хоругви, другие - государственные флаги и портреты царя. Этот день считается днём начала первой русской революции.

     В центре драмы оказался священник  Г.А. Гапон - личность во многих отношениях темная. Обладая даром слова и убеждения, он занял заметное место в рабочей среде Петербурга, где создал и возглавил легальную общественную организацию «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». По большому счету он «заморочил голову» рабочим, преследуя свои личные интересы. Уже потом выяснилось, что Гапон давно замышлял общественное действие, способное поколебать устои и вызвать смуту в стране. Этот человек был абсолютно аморален и мастерски лицедействовал.

     Должностные лица приняли решение ввести в столицу войска и блокировать центр города. Когда шествие во главе с Гапоном, подошло к Обводному каналу, путь ему преградила цепь солдат. Толпа, несмотря на предупреждения, двинулась вперёд, подняв плакат «Солдаты, не стреляйте в народ». Дан был холостой залп. Ряды рабочих дрогнули, но руководители с пением двинулись дальше и повлекли за собой толпу. Тогда был дан настоящий залп. Несколько десятков человек было убито или ранено…

     Трагедия  Кровавого Воскресения всколыхнула  страну, став детонатором первой русской революции. Как писал историк С. С. Ольденбург, «9 января оказалось, что не только интеллигенция, но и «простой народ» - по крайней мере, в городах - в значительной своей части находился в рядах противников существующего строя» [12, с. 264].

     Царь, находившийся в Царском Селе, узнав  о случившемся, горько переживал, но изменить уже ничего не мог. Престиж  власти серьезно пострадал. Рабочее  шествие было расстреляно войсками…  В дневнике царь указывал, «что беспорядки произошли из-за желания рабочих дойти до Зимнего дворца. «Войска должны были стрелять в разных районах города. Было много убитых раненых. Как больно и тяжело…» [13, с. 15]

     Недовольство  и возмущение охватило даже тех, кто  не был замешан в антигосударственной  деятельности. Царь уволил начальника петербургской полиции и министра внутренних дел, выделил средства на помощь семьям пострадавших, а через несколько дней принял рабочую депутацию.

     Все это мало кого удовлетворило. Январские  события имели огромное отрицательное  психологическое воздействие. В выигрыше оказались те, кто грезил о разрушении. Революция перевернула весь уклад жизни страны.

     Страсти в стране накалялись. Зимой и весной 1905 года начались беспорядки в деревне, сопровождавшиеся захватом, грабежом и поджогами дворянских усадьб. Волнения охватили армию. 14 июня взбунтовалась команда эскадренного броненосца Черноморского флота «Князь Потемкин-Таврический». Это был один из лучших кораблей флота, вступивший в строй всего за год до того. Восстание вспыхнуло стихийно и закончилось 25 июня в румынском порту Констанца сдачей корабля румынским властям. Император был ошарашен. Опора монархии, его «армия», оказалась не так надежна, как еще недавно казалось.

     Натиск  на власть все более осмелевшего  либерального общественного мнения не ослабевал. Общественные деятели уже открыто призывали к конституции.

     К октябрю волнения разгорелись по всей стране, и стало ясно, что  необходимо предпринимать крайние  меры. Сергей Витте тогда обрисовал  царю две возможности: или ввести диктатуру одного лица и беспощадно подавить недовольство, или решится на уступки «общественному мнению» и пойти по пути твердо заявил: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я считаю его вредным для вверенного мне Богом народа…». «Самодержавную власть, завещанную мне предками, - говорил он, - я должен передать в сохранности моему сыну». В этом он видел одну из главных обязанностей, русского монарха.

     Однако  теперь стало ясно, что путь военной  диктатуры уже вряд ли возможен. Сами представители военной силы не верили в надёжность войск. Они убеждали царя даровать в манифесте свободы, обещать созыв Государственной думы.

     Подготовленный  под руководством Булыгина к июлю 1905 года проект Государственной думы рассматривался на Петергофских совещаниях, проходивших с 18 по 26 июля под личным председательством императора. Однако утвержденный в эти дни и опубликованный 6 августа проект почти никого не удовлетворил: в раскаленной атмосфере революционных выступлений предложение о создании законосовещательной Думы казалось документом из исторического архива, принадлежащим давно ушедшему прошлому.

     Как свидетельствовали многие близкие  императору лица, в те решающие октябрьские  дни перед Николаем стоял тяжелый  выбор из двух возможных путей. Первый заключался в том, чтобы «облечь неограниченной диктаторской властью доверенное лицо, дабы энергично и бесповоротно в самом корне подавить всякий признак проявления какого-либо противодействия правительству, хотя бы ценою массового пролития крови». Такой вариант был психологически ближе Николаю и большинству окружавших его людей. Однако они не могли не отдавать себе отчета в чрезвычайной опасности этого - прямое военное подавление революции требовало безусловной надежности армии, в чем в тех условиях никакой уверенности не было. Не случайно ни один из «сильных людей» в окружении императора - ни его верный сподвижник, петербургский генерал-губернатор в 1905 году Д. Ф. Трепов, ни великий князь Николай Николаевич не согласились на роль военного диктатора в походе против революции. Последний даже угрожал «пустить себе пулю в лоб», как рассказывал министр императорского двора В. Б. Фредерикс, призывавший его встать во главе диктатуры.

     В другом случае необходимо было «перейти на почву уступок общественному  мнению и предначертать будущему кабинету указания вступить на путь конституционный». Этот вариант отстаивал незадолго до того вернувшийся из Портсмута С. Ю. Витте, представлявший Россию на мирных переговорах с Японией. Подписанный 21 августа Портсмутский мир был относительно благоприятен для побежденной империи - ее территориальные потери на Дальнем Востоке были незначительны, а неизбежный удар по государственному престижу - меньше, чем можно было ожидать. За это Витте был возведен в графское достоинство, и в дни октябрьского кризиса он оказался едва ли не единственным политическим деятелем правящего лагеря, имевшим далеко идущую программу действий.

     В докладе, представленном императору 9 октября, Витте указывал, что государственная  власть вновь должна взять инициативу преобразований в свои руки. «Цель поставлена обществом, значение ее велико и совершенно несокрушимо, ибо в этой цели есть правда. Правительство поэтому должно ее принять. Лозунг «Свобода» должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет. Ход исторического прогресса неудержим. Выбора нет: или стать во главе охватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил. Казни и потоки крови только ускорят взрыв» [5, с. 435].

     Несколько последующих дней в осеннем Петергофе шли непрерывные совещания. Император испытывал глубочайшее недоверие как лично к Витте, так и к его программе, оставаясь при своем убеждении, высказанном им в декабре 1904 года, накануне революционных потрясений: «Мужик конституцию не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, а тогда - я вас поздравляю, господа!» [11]

     Однако  не только Витте или его единомышленник князь А. Д. Оболенский, составлявший проект манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка», но и давний оппонент бывшего министра финансов И. Л. Горемыкин, также обсуждавший этот вопрос с государем, и великий князь Николай Николаевич, и даже зарубежный друг - германский император Вильгельм II, десять лет назад приветствовавший «превосходную речь» молодого самодержца о «бессмысленных мечтаниях» тверского земства - все вокруг призывали его уступить, предрекая в противном случае неизбежную катастрофу.

     Полностью все, обдумав и решив, император 16 октября писал генералу Д. Ф. Трепову: «Да, России даруется конституция. Немного нас было, которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло, всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей, и в конце концов случилось неизбежное. Тем не менее, по совести я предпочитаю давать все сразу, нежели быть вынужденным в ближайшем будущем уступать по мелочам и все-таки прийти к тому же» [11] .