Традиции и обычаи Башкир

Перед тем как покинуть родительский дом, невеста брала  шнурок или нитку и привязывала  её к гвоздю на стене со словами: "Ниточку, которую привязала я, не отвязывайте, пока не сгниёт; еду  я не в гости, не ждите меня, не вернусь". В другом случае, по сообщению  И.Г. Георги, "в родительском доме обнимает она кумызный мешок, благодарит его, что столь долго её питал, и прицепляет к нему небольшой  подарок".

В этих и некоторых других эпизодах всячески подчёркивалось, что  путь невесты лежит только в одну сторону, что она покидает родительский кров навсегда. Считалось, что иной взгляд на её отъезд привлечёт несчастье. При выходе из дома невеста, демонстрируя свой отказ покинуть родительский дом, упиралась в дверные косяки. Она  покидала дом только после того, как мать во всеуслышание заявляла, что дарит ей что-либо из скота  или птицы (тёлку, овечку, гусыню). Одновременно с невестой выходили во двор остальные. Мулла совершал молитву, оповещал окружающих о совершившемся бракосочетании и отъезде невесты.

В некоторых местах было принято  требовать, чтобы жених и его  родители не увозили кот — благополучие, жизненную силу хозяйства родителей  невесты. Чтобы этого не случилось, родители жениха при выезде из ворот  разбрасывали серебряные и медные монеты, сладости, нитки и другие предметы. Обряд назывался "возвращение  кот".

На северо-востоке жених  приезжал за невестой вместе с родителями и родственниками. При отъезде  молодая выходила из дома, держась  за пояс мужа. Но ехала она отдельно от него, на подводе своего дяди или  старшего брата, сидя рядом с енгя. Жених ехал вместе с матерью. На юге  Башкортостана жених приезжал за невестой один. Свадебная вереница состояла из трёх подвод: для жениха с невестой, отца и матери невесты, дяди или старшего брата невесты  с женой.

У дома жениха собиралось множество  народа: родственники, соседи, односельчане, взрослые и дети. Как только подводы  подъезжали, специальный человек, дежуривший у ворот, быстро отворял их, другие брали лошадей за узду и вводили  во двор. Когда въезжала последняя  подвода, раздавался ружейный выстрел, извещающий о прибытии килен.

Невеста не спешила сходить  с подводы. Свекровь подводила к  ней тёлку в подарок и говорила: "Сойди, невестушка, опираясь, пусть  ноги твои будут благословенны". Невеста сходила, наступая на подушку  или коврик, брошенный ей под ноги. В дом свекрови невеста обычно входила в сопровождении женщин. За порогом дома молодых снова  встречала свекровь с туесками, наполненными мёдом и маслом. Сначала она  подавала невесте ложку мёда, затем  масла. Ритуал с подушкой означал  пожелание доброго нрава, спокойной  жизни невесте, с мёдом — сладкоречивости, маслом — мягкости в обращении  с другими.

В восточном Зауралье и  на северо-востоке Башкортостана  невесту вводила в дом одна из женщин по выбору родителей жениха. Проводив невесту в женскую половину дома, она развязывала её пояс и  перетягивала им талию младшей сестры или племянницы жениха. С этого  момента женщина становилась  посажёной матерью, а девушка  — "поясной золовкой". Они считались  самыми близкими людьми молодой женщины  в деревне мужа.

Значительным моментом в  свадебных торжествах, проводимых в  ауле жениха, является обряд показа источника воды — "хыу башлау" у южных и юго-восточных башкир, "хыу юлы башлатыу" у северо-западных, "хыу курхатыу" у зауральских  башкир. Невеста шла к реке в  сопровождении золовок и их подруг. Одна из них, обычно младшая, несла узорное  коромысло и вёдра невесты. Зачерпнув  воду из источника, она передавала коромысло  невесте. Та бросала в воду серебряную монету. Этот обряд подробно был описан Б.М. Юлуевым: "На другой день молодую ведут на реку за водой с коромыслом; она при этом несёт с собой маленькую серебряную монету, привязанную к нитке, и бросает в воду, как бы в виде жертвы водяному духу; эту монету ребятишки достают из воды при шуме и драке". На обратном пути коромысло с вёдрами невеста несла сама. Взрослые и дети наблюдали, не выплёскивается ли вода, т. к. от этого, по поверьям, во многом зависело благополучие молодой семьи. Показ воды был не только ознакомлением с деревней и её окрестностями, приобщением к домашним обязанностям, получением благосклонности духа воды, но одновременно и своеобразным испытанием. Полнота символически-смысловой нагрузки, видимо, и способствовала сохранению обряда. В последние годы он возрождается во многих деревнях.

К моменту показа источника  в доме родителей жениха собирали женщин деревни на чай. Перед этим из привезённых сундуков на общее  обозрение вынимали вещи молодой: личную одежду, предметы убранства дома, посуду. Присутствующим раздавали подарки  невесты: нагрудные повязки, платки, куски ткани, нитки. С этого времени  килен начинала выполнять работы по дому: ставила самовар, пекла блины, топила баню для гостей. Сопровождающие невесту, погостив три-четыре дня, уезжали.

Через два-три месяца молодые  супруги отправлялись к родителям  невесты. Погостив несколько дней, муж  уезжал, оставив жену в родительском доме на продолжительное время. В  значении "родня жены", "родители жены" слово "туркен" известно во многих тюркских и монгольских  языках, но в современном башкирском языке оно почти забыто, редко  встречается и сам обряд. Через  год, иногда позже, килен ездила к  родителям снова и гостила  там две-три недели. Обычай назывался "ездить на посиделки". Во время  пребывания у родителей молодая  женщина занималась рукоделием, шитьём, пополняла приданое. Каждая невестка с нетерпением ожидала эти  поездки, воспринимая их как вознаграждение за терпение и повседневный тяжкий труд.

Исследователи справедливо  указывают на консерватизм и относительность  свадебной обрядности. Действительно, каждое новое поколение вносило  и вносит в обрядовое оформление брака те или иные изменения, обусловленные  конкретными обстоятельствами современного ему экономического и культурного  развития. Да и сама обрядность, регламентируя  действия людей в одних ситуациях, предоставляла им свободу в других. Благодаря этому в обрядах  свадебного цикла возникали локальные  варианты, а обрядность постепенно видоизменялась, дополняясь новыми деталями. Изменения уживались со старыми  обычаями, порой очень архаичными. То же самое прослеживается в цикле  семейных обрядов, связанных с рождением  и воспитанием ребёнка, принятием  его в семейно-родственный коллектив  и общину.

Основой жизнедеятельности  общества считалось здоровье и гармоничное  развитие детей. Ответственность за ребёнка, его подготовку к будущей  жизни, наряду с семьёй, которой принадлежала главенствующая роль, несла и вся  община. Рождение ребёнка в семье  было радостным событием. Женщина, имевшая  много детей, пользовалась уважением  и почётом. Бездетная же, напротив, теряла престиж в глазах родственников  и соседей. Бесплодие для женщины  считалось самым большим несчастьем, оно рассматривалось как болезнь  или следствие влияния злых духов, божье наказание за грехи. Мужчина  был вправе жениться вторично, если от первой жены не было детей.

      2. Родильные обряды

Известие о беременности принималось с радостью. Будущая  мать продолжала вести обычный образ  жизни и выполняла каждодневную работу (лишь в состоятельных семьях женщины освобождались от участия  в сенокосе, рубке дров и другой тяжёлой работе). Беременную женщину  окружали особой заботой: старались  выполнять все её желания в  еде, оберегали от нервно-психических  переживаний и т. д. По поверьям, только любование красивыми вещами благотворно  влияло на будущего ребёнка, поэтому  беременная не должна была смотреть на уродов, безобразные предметы; ей запрещалось  обижать животных, участвовать в  похоронах.

При приближении родов  приглашали повивальную бабку, которая  считалась второй матерью родившегося. Повитухи пользовались большим уважением, вниманием. Считалось, что повитуха обладала способностью общаться с ребёнком, была посредницей между ним и  миром духов. Повитуха входила в  дом роженицы с правой ноги со словами: "Пришла освободить мешок, освобождаю мешок" или "Пусть легко и  скоро родится этот ребёнок". Подойдя  к роженице, трепала ей волосы и  трижды трясла подолом возле неё, отгоняя злых духов. Одновременно она  разговаривала с ребёнком, как  бы просила его поскорее родиться: "Ну, скорее освободи мешок, нужен  мешок" Повивальная бабка старалась  усилить родовые потуги: растирала  роженице поясницу, водила её по дому, массировала живот, "выжимала" ребёнка, перевязав живот платком. С целью скорейшего разрешения от бремени предпринимались также  и различные ритуальные действия. Если в каком-то доме начинались роды, иногда открывали или снимали  двери мечети. При трудных родах  роженицу ударяли пустым кожаным  сосудом или трясли перед ней  пустым мешком. Тяжело рожавшей женщине  давали выпить воду, в которой сполоснул  руки человек, вырвавший лягушку  изо рта змеи, или воду, в которую  соскоблили роговицу с его ногтей. Для облегчения родов повитуха обмывала роженицу водой, которой протирали  священные книги, ручки дверей, дверные  скобы, оконные стёкла.

Во время родов входить  в дом запрещалось, только в исключительных случаях к роженице допускали  мужа. Муж должен был сказать: "Легко  разродись" или "Жена моя, разродись  поскорее". Это, видимо, было связано  с древним обрядом кувады (симуляция  отцом родового акта при рождении ребёнка), в котором подчёркивалась причастность мужчины к родам, его  способность соучаствовать, облегчать  их.

Повивальная бабка перерезала пуповину ножницами или ножом  на книге, доске или на пятке сапога — эти предметы воспринимались как  обереги. Высохшую пуповину закапывали в укромном месте.

Новорождённый сразу же должен был подать голос, как бы подтверждая  тем самым, что в него вселилась  душа. Если он долго молчал, повитуха стучала в поднос, гремела железками, произносила имя его отца. Для  новорождённого считалось счастливым предзнаменованием родиться в плаценте, то есть "в рубашке", "в сорочке". В прошлом говорили: "Плацента сохраняет жизнь (душу)". "Рубашку" высушивали и зашивали в тряпочку, владелец должен был носить её с  собой (когда человек умирал, её вместе с умершим заворачивали в саван).

Приняв ребёнка, повитуха обвязывала его запястье ниточкой и, заворачивая в пелёнки, нарекала временным (пелёночным, пупочным) именем. Послед, который считался частью ребёнка, обмывали с молитвами, заворачивали в "саван" (кэфен) и закапывали в укромном месте: захоронение последа  должно было обеспечить жизнь и благополучие ребёнка. Использованные во время родов  вещи тщательно мылись и закапывались вместе с последом.

Сообщивший отцу весть  о рождении ребёнка получал от него подарок. Рождение ребёнка было большим событием для всего аула. В первое время, чтобы роженица не подорвала своё здоровье, ей помогали по хозяйству. Навестить роженицу считалось  священным долгом родственниц и  соседок. Женщины приходили с  поздравлениями, обязательно принося  с собой гостинцы: масло, хлеб, сахар, чай и др. Кроме того, если рождался мальчик, дарили кисеты или лоскуты  материи, если девочка, — нагрудные  повязки. Новорождённому говорили благопожелания: "Пусть будет счастливым"; "Поздравляем  вас с ребёнком, пусть он будет  опорой отцу и матери".

Наиболее опасными для  ребёнка и матери считались первые 40 дней. В прошлом верили, что именно в этот период душа окончательно вселялась  в младенца, но вокруг собирались злые силы, ждущие удобного момента, чтобы  причинить вред. Не случайно в некоторых  районах, отмечая благополучное  окончание сорокадневного периода, женщины собирались на чаепитие. Так, пермские башкиры, когда девочке  исполнялось 40 дней, начинали готовить ей приданое, считая, что опасность  смерти миновала.

Ребёнка сразу после рождения укладывали в колыбель. В цикле  родильных обрядов основным считался праздник колыбели — бишектуй (бишек  туйы). Он означал признание ребёнка  обществом, наделение его своим  жилищем — колыбелью; на этом же празднике давалось и имя ребёнку. Со временем обряд наречения имени  стал самостоятельным праздником (исем туйы) и постепенно заменил праздник колыбели. Башкиры изготавливали  колыбели из различных материалов: из бересты, луба, лыка, черёмухи, липы и др. Описание берестяной колыбели (бишек) оставлено И.И. Лепёхиным: "Её улаживают наподобие челна или  лодки, укрепляя оную по краям таловым  прутьем. Снаружи и внутри... где  младенцевой груди быть надлежит, с обеих сторон продевается... по две петли. В ногах подобныя же две петли продевают. Сими петлями  прикрепляют грудь и ноги младенца, чтобы из люльки не мог выпасть. За таловину, прикреплённую к боку, утверждают ремень или покром, которые  надевают через плечо. Таким образом  башкирка, едучи верхом, спокойно может  везти и кормить грудью своего младенца; да и младенец, будучи привязан, из люльки вывалиться не может, хотя бы лошадь споткнулася, или другой бы какой  случился толчок". Д.П. Никольский сообщал, что длина берестяной люльки достигала 12-14 вершков (около 60 см). На дно люльки клали берёзовые гнилушки для  впитывания влаги, по мере надобности их меняли. В Российском этнографическом  музее хранятся колыбели, приобретённые  СИ. Руденко в восточном Зауралье: одна из берестяных колыбелей имеет  поперечные завязки, сшитые из кусочков разноцветной материи, и шнурок для  подвешивания, украшена кисточками, резным орнаментом и полосками красной  и зелёной ткани. Вторая защищена амулетами (шарик из овечьей шерсти с закатанной в него молитвой). Третья, кроме завязок и верёвок, имеет  согнутый прут для поддерживания  покрывала.

Если ребёнок в первые дни и месяцы жизни часто заболевал, считали, что его подменил шайтан. С охранной целью к колыбели прикреплялись  обереги: кольца, иголки, стрелы, камни  из священных мест, закатанные в  шерсть зародышевые волосы младенца, зашитые в тряпочку или кожу изречения  из Корана, мешочки с пуповиной  или плацентой новорождённого, волчьи, медвежьи, заячьи, барсучьи когти, медвежьи и волчьи зубы, плоды рябины, можжевельника, раковины каури и др. Был распространён  обряд "купли-продажи ребёнка": цель ритуальных действий заключалась  в том, чтобы перехитрить демона, внушить злому духу, что это  не тот ребёнок, который должен был  появиться на свет.

На третий или седьмой  день после рождения ребёнка представляли обществу и устраивали угощение в  честь младенца (кендек сэйе). Приглашались только женщины, многие приходили с  детьми, приносили гостинцы (масло, сметану, сладости, печенье). После трапезы  им раздавали заранее приготовленные роженицей "нитки младенца". Нитки  были обязательно белого цвета, они символизировали долголетие ребёнка. Иногда их прикрепляли к лоскуткам ткани (йыртыш). В некоторых районах вместе с нитками женщинам давали нагрудники, мальчикам — кисеты, девочкам — колечки. Перед уходом все произносили благопожелания.