Анализ творчества Андрея Рублёва

опасности. Епископ Герасим уехал на время  в Новгород. Вполне возможно, что

иконописцы  последовали за ним или через  Москву двинулись на север, к Твери,

Вологде — Дмитрий Донской с семьей спасался в Костроме, Владимир Андреевич

переживал беду в Волоке Ламском. 

      Маловероятно, что непосредственно  после 1382 года разоренная Москва

могла вести большие художественные работы. Но через десять лет они

возобновляются. В 1392 году расписывается Успенский  собор в Коломне —

«подписана  бысть на Коломне церковь камена Успение Богородици юже созда

князь Дмитрий Ивановичь дотоле еще  за десять лет». Возможно, для этой

росписи приглашен был и Феофан. Работы в очень большом по тем временам

храме собрали многих, если не всех, московских мастеров. Среди них должен

был трудиться и Рублев, чей талант и умение вызревали, крепли. 

      Много событий произошло за  десятилетие со времени последнего  разорения

Москвы. Не было уже в живых Дмитрия  Донского. Он скончался тридцати девяти

лет от роду в 1389 году. «Самодержцем всея Русския  земли», отраслью

многоплодной  от корня ее «собирателей» на зван был великий князь в

посмертной  о нем повести. Поминались его  победы над «погаными». Заступником

русских людей "и избавителем от всех злых, находящих на нас", остался он в

народной  памяти. 

      А осенью 1392 года, когда уже зацвела  нежными цветами стенопись

коломенского  храма, еще одна горькая весть  облетела московские пределы.

Умер  Сергий Радонежский. Уходили люди той, ставшей уже историей героической

эпохи. 

      Коломенская церковь Успения  была для Московского княжества  особенной,

памятной. «Возможно, — считает современный  исследователь Н.Н. Воронин, —

что поводом к ее закладке было торжество  первой победы над монголами на

реке  Боже (к югу от Коломны) 11 августа 1378 года, незадолго до праздника

Успения. Разрушение Успенского собора в 1380 году коснулось, очевидно, лишь

его верха, так как оно не помешало князю Дмитрию молиться в соборе перед

походом на Куликово поле. Храм был восстановлен вскоре после Куликовской

битвы». 

      Создание этого храма для многих  поколений русских людей связалось  с

донским побоищем. В документах ХVI века церковь  так и звалась Успенской

Донской. Здесь был придел в честь Дмитрия  Солунского — тезоименита великого

князя, мученика, который во многих странах  почитался покровителем воинов,

сражающихся за христианскую веру. Теперь на месте  церкви времен Дмитрия

донского  в Коломенском кремле стоит обширный собор, построенный в ХVII

веке. Первоначальная церковь была, по слову  видевшего ее иностранного

путешественника, "весьма величественна и высока". Была она сложена из

белоснежных известковых блоков, торжественно возносились  ввысь три ее

главы. 

      Росписи храма не сохранились,  но здесь, по преданию, находилась  икона

донской Богоматери. Впоследствии она попала в придворный Благовещенский

собор Московского Кремля. В наше время  донская икона украшает собрание

древнерусской живописи Третьяковской галереи. О  ней спорят исследователи,

но  при всех оттенках мнений остается нечто общее в воззрениях науки  на это

выдающееся  произведение — оно тесно связывается  с кругом Феофана. Спорным

остается, написана ли икона самим греком или  — это предположение всего

более вероятно — создана мастером из его окружения. Ласковое выражение  лица

Марии, внутренняя теплота образов пленили  современников. Художники из

мастерской  Феофана заговорили в этом произведении иным языком, чем в

Новгороде, выразили иные настроения — надежды  и покоя. Если начинающим

мастером  Рублев уже работал в IЗ90-х годах  в Коломне, образ донской открыл

ему многое... 

      С середины девяностых годов  московские летописи начинают  упоминать

Феофана, который работал тогда в кремлевских  храмах. Первая такая запись

относится к 1395 году: «Июня в 4 день, в четверг, как обедню починают,

начата  бьтсть подписывати новая церковь  каменная на Москве Рождество святыя

Богородицы, а мастеры бяху Феофан иконник  Гречин философ, да Семен Черный и

ученицы их». 

      Среди безымянных учеников был,  вероятно, Рублен. «Такое предположение

не  покажется смелым, не по требует  даже особых доказательств» (М. Н.

Тихомиров). Через десять лет Рублев станет уже  в Феофановой дружине

мастером, будет трудиться вместе со своим  бывшим учителем в том  же Кремле. 

      "По всему складу своего  характера Рублёв был полной  противоположностью

Феофана. Феофан живой, общительный, подвижный, был полон потребности

воздействовать, убеждать, волновать. Рублев был сосредоточен, погружен в

себя, немного робок, но настойчив в  исканиях и в сердце своем хранил тот

жар, который тем больше согревает, чем  глубже он запрятан. Свидетель

предзакатной  вспышки Византии, Феофан вынужден был покинуть родину и

чувствовал  себя на чужбине немного отщепенцем. Рублев жил более дельной и

здоровой  жизнью, вместе со своим народом, вступившим на широкий путь

исторической  жизни» (М. В. Алпатов). Да, Рублев был  человеком иного, чем

Феофан, склада, но главное, чему научился он у  греческого мастера, это

огромная  свобода в переживании традиции, живое, свое отношение к искусству,

его «разумной доброте». 

В конце XIV или в первые годы XV века в Москве сложилась целая школа

художественного украшения рукописей. Родоначальником  её признаётся всё тот

же  Феофан. Возможно, что наиболее определённый вклад Рублёв внёс в создание

миниатюр  и заставок Евангелия Хитрово. Ему  приписывается изображение ангела

– символ евангелиста Матфея. По-видимому, Рублёвым же написаны некоторые из

буквиц  в виде растений, животных и птиц в этой книге. "Своеобразие и

обаяние стиля Рублёва в этом произведении проявилось вполне; гармония и

светлость нежных холодноватых красок, как бы излучающих свет, глубоко

человечная  задушевность образов, приверженность к композиции в круге,

свободная грация и ритм, достойные искусства  древних греков, трогательное

внимание  к миру животных и растений. 

Особенно  близок ангел в Евангелии Хитрово  к будущим рублевским фрескам 1408

года  во Владимире. Образы этой фресковой  росписи принято называть "родными

братьями  и сестрами"миниатюр и заставок Евангелия. 1380—1390-е годы — время

сначала обучения, а затем и созревания Рублева как самостоятельного

художника. В эти же годы произошло поворотное событие в его жизни. Рублев

стал  монахом. 

    В 1405 году он  участвует   с  Феофаном  Греком  и  "старцем   Прохором  с

Городца" в убранстве Благовещенского  собора в Москве.  В  храме  сохранились

только  два яруса иконостаса: деисусный  чин и изображения праздников.

    Рублеву  принадлежат  семь  икон  праздничного   ряда:   "Благовещение",

"Крещение", "Рождество Христово", "Сретение",  "Преображение",  "Воскрешение

Лазаря", "Вход  в  Иерусалим".  От  работ  других  мастеров  они  отличаются

мягкостью,  гармоничностью  настроения.  В  изображении  евангельских   сцен

мастер  вносит  особую  интимность  чувств,  одухотворенность,  человеческое

тепло. Большой  эмоциональностью,  утонченной  красотой  отличается  колорит

икон:  легкие  нежные  цвета  пейзажа   звучат   аккомпанементом   к   более

интенсивным и разнообразным тонам одежд.

    Единственное из сохранившихся  бесспорное произведение  Рублева  -  икона

"Троица" (1420-е годы, Третьяковская галерея). В совершенной  художественной

форме мастер выразил в  ней  одно  из  самых  сложных  понятий  христианской

религии о триединстве Бога. "Троица" принесла Рублеву особую славу.

    Историческая канва рублевского  шедевра - “Троицы” - библейская  легенда о

явлении бога Аврааму и его жене Сарре  под видом  трех  мужей;  об  угощении,

приготовленном  для них пожилыми супругами под  сенью  дуба  и  состоявшем  из

золотого  тельца, лепешек, молока и сливок; о  предсказанном Аврааму  рождении

сына. 

В  основе  философского  замысла   “Троицы”   -   мысль   о   могущественной

всепобеждающей  силе  любви  как   сокровеннейшей   человеческой   сущности,