Речевое выражение неконгруэнтного поведения

Стремление выдать желаемое за реальное подкрепляется необходимостью скрыть реальное, очень личное или важное, однако социально неприемлемое, может  быть, осуждаемое. Такое стремление и является маркером конфликтности ситуации для инициатора речи и провоцирует внутренний конфликт реципиентов.

I was puzzled by the contradictions that I saw in her behaviour. She was very unhappy, but to excite my sympathy she was able to make a show of her unhappiness. It was evident that she had been prepared to weep, for she had provided herself with a sufficiency of handkerchiefs; I admired her forethought, but in retrospect it made her tears perhaps less moving. I could not decide whether she desired the return of her husband because she loved him, or because she dreaded the tongue of scandal; and I was perturbed by the suspicion that the anguish of love contemned was alloyed in her broken heart with the pangs, sordid to my young mind, of wounded vanity (Maugham, 42). –Меня озадачивали явные противоречия в поведении миссис Стрикленд. Она была оченьнесчастна, но, желая вызвать мое сочувствие, всячески выставляла напоказ свое несчастье. Так, например, не подлежало сомнению, что она заранее готовилась плакать, ибо под рукой у неё оказался изрядный запас носовых платков. Я восхищался её предусмотрительностью, но, если вдуматься, эта предусмотрительность делала её слезы менее трогательными. Я недоумевал: хочет она возвращения мужа оттого, что любит его, или оттого, что боится злословия? Я подозревал, что страдания попранной любви сплелись в её сердце с муками уязвленного самолюбия, и по молодости лет считал это недостойным (Моэм, 36).

В понимании молодого автора с его  чистотой и максимализмом восприятия женщина столь убитая своим несчастьем не должна думать ни о чём другом и только оплакивать себя и посыпать пеплом свою голову. Подчеркнутая и нарочитая потребность миссис Стрикленд в эмпатии автора, стремление сделать свое горе публичным вызывали в нем возмущение (I was perturbed). Она рассчитывала на усиление сочувствия со стороны автора, однако эффект такого поведения оказался обратным. Молодой автор не мог в силу своей жизненной неопытности и неискушенности учитывать значение и смысл всех социально-гендерных признаков поведения женщины в обществе, которая оказалась в положении миссис Стрикленд. В нём зарождается осуждение женщины за предательство любви, в которой она продолжала клясться (по контексту) в пользу самолюбия, в данном примере – оскорблённого самолюбия (wounded vanity), чего не учитывает молодой автор, и что не вполне соответствует переводу как "уязвленное самолюбие", не содержит коннотаций оригинала, т. к. отсутствует эмпатия к миссис Стрикленд. По-видимому, переводчик испытывает гендерную солидарность с молодым автором.

Неискреннее, по мнению автора, горе, нарочитость и фальшивость поведения  миссис Стрикленд являются причиной его внутреннего конфликта, который маркируется сомнениями и ее осуждением.

Порой человек, до конца не осознавая  причин, интуитивно понимает необходимость  скрыть свои истинные чувства и намерения  даже от людей ему не безразличных. Такая интуитивная необходимость  заставляет Джулию скрыть свои истинные чувства от Тома, она вынуждена  играть с ним:

…perhaps she was not clever, but her feelings were alert and she trusted them. They told her now that she must never tell Tom that she loved him. She was careful to make it plain to him that she laid no claims on him and that he was free to do whatever he liked.She took up the attitude that the whole thing was a bit of nonsense to which neither of them must attach importance. But she left nothing undone to bind him to her (Maugham, 119). – Быть может, она и неумна, но чувства ее начеку, и она доверяет им. Чувства подсказывали Джулии, что она не должна признаваться Тому в своей любви. Она постаралась дать ему понять, что не имеет никаких притязаний, он сам себе хозяин. Она держалась так, словно всё происходящее между ними – пустяк,которому ни он, ни она не придают особого значения. Но она делала всё, чтобы привязать его к себе (Моэм 443–444).

Женская интуиция подсказывает Джулии не открываться Тому. Она хорошо понимала мужскую психологию и ловко  расставила сети. Ее дела расходятся со словами. Внешнее поведение непритязательности находится в полном противоречии с истинными намерениями привязать  к себе Тома. Маркируется внутренний конфликт Джулии е поведенческими стратегиями и тактиками.

Однако Джулии не всегда, а вернее, не от всех удается искусно скрывать свои чувства и намерения. Будучи разоблаченной собственным сыном  Роджером, Джулия заставляет себя мобилизоваться и, не поддавшись, продолжает игру:

‘It’s grand having no one here today.’ said Roger. ‘I was afraid you’d got a whole gang coming and we’d have to behave like little gentlemen.’

‘I thought a rest would be rather nice,’ said Julia.

Roger gave her a glance.

‘It’ll do you good, mummy. You’re looking awfully fagged.’

‘Blast his eyes. No, I mustn’t show I mind. Thank God, I can act.’

She laughed gaily (Maugham, 127).

– Как здорово, что сегодня нет гостей, – сказал Роджер. – Я боялся, что пожалует вся шайка-лейка и нам придется вести себя пай-мальчиками.

– Я решила, что не мешает отдохнуть, – сказала Джулия.

Роджер взглянул на неё.

– Тебе это не повредит, мамочка. У тебя очень утомленный вид.

"Ну и глаз, черт побери. Нет, нельзя показывать, что меня это трогает. Слава богу, я умею играть". Она весело засмеялась (Моэм, 450).

Джулия вынуждена скрывать истинную причину своей усталости и  внутренних переживаний буквально  от всех. Влюбленность замужней женщины, известной актрисы, порядочной матери в ровесника своего сына для карьеры  Джулии, для консервативной Англии – нечто подобное атомной бомбе. Джулия вступает в затяжной внутренний конфликт, когда необходимо постоянно  себя контролировать и не обнаруживать своих истинных чувств.

В подобном состоянии затяжного  внутреннего конфликта оказалась и героиня романа Бланш Струве, вынужденная скрывать свою тайну, свои истинные чувства.

I remembered also how I had always fancied that  her reserve concealed I knew not what; but now I saw in it more than the desire to hide a shameful secret. Her tranquility was like the sullen calm that broods over an island which has been swept by a hurricane. Her cheerfulness was the cheerfulness of despair (Maugham, 154). – И помнится, в её сдержанности мне всегда чудилось что-то такое, чему я не мог подыскать определения; только сейчас я понял: это было не просто желание скрыть позорную тайну. Её спокойствие напоминало затишье, воцарившееся на острове, над которым пронесся ураган. Её веселость была веселостью отчаяния(Моэм, 123).

Тайна, которую носила Бланш, лежит на ней тяжелым грузом, ибо это тайна е позора. Позор – это фактор социальный, моральный, аксиологический и психологический. И уж если было ею совершено нечто антисоциальное, аморальное, резко осуждаемое, то теперь она забилась в угол, подавив в себе все сдержанностью, прикрывшись веселостью.

Однако глубоко в душе спрятанные тайны, переживания и желания  из прошлого просачиваются в сегодняшний  день веселостью отчаяния, маркируя глубокий затянувшийся внутренний кризис Бланш Струве.

Таким образом, рассогласование внешнего и внутреннего может как свидетельствовать о состоянии внутреннего конфликта, так и служить достаточно сильным конфликтогеном. Являясь конфликтогеном, противоречие между внешним и внутренним становится фактором восприятия и зависит от возрастных, гендерных, социальных и других объективных и субъективных характеристик воспринимающей личности.

Конфликт рассогласования внешнего и внутреннего маркируется несоответствием  внешних поведенческих признаков  внутреннему состоянию, переживаниям. Диссонанс внешнего и внутреннего  проявляется в несогласованности  вербального и невербального  поведения.

Конфликт внутренних намерений  и внешнего поведения может быть вызван желанием обойти напряженную  ситуацию или избежать межличностного конфликта.

‘When am I going to see you again?’

‘Do you want to see me again?’

‘Rather.’

She thought rapidly. It was too absurd, of course she had no intention of seeing him again, it was stupid of her to have let him behave like that, but it was just as well to temporize. He might be tiresome if she told him that the incident would have no sequel.

‘I’ll ring up one of these days.’

‘Swear.’

‘On my honour.’

‘Don’t be too long.’ (Maugham, 99–100).