Молодежный сленг как феномен русского языка

- Разговорного  уровня, используемого в каждодневной  бытовой информативной речи и  письме, но не подходящего для  деловой переписки, переговоров  и вежливой речи. В отличие  от сленга данный разговорный  уровень используется и понимается  практически всеми представителями  социокультурной эпохи. Если использование  сленга предполагает принадлежность  к некоему "братству" и посвященность  во что-либо неведомое другим, то употребление разговорной  лексики подчеркивает лишь информативность  и повторяемость общих житейских  ситуаций. Поэтому практически все  идиомы могут быть отнесены  к разговорным. Примером здесь  может служить такая фраза: "Заруби  себе на носу, что мне не  стоит вешать лапшу на уши  и пудрить мозги".

- Уровня  диалектов, который включает в  себя слова, выражения, идиомы, специфическое произношение (акцент) и разговорные обороты, свойственные  тем или иным географическим  местностям, той или иной этнической группе. В качестве примера диалекта можно привести употребление предлога "за" вместо "о" или "про" в южных областях России: "Я говорю за свою покупку", "Ты мне ничего не расскажешь за Василия?" и т.п.

- Уровня  сленга, представляющего слова и  выражения, свойственные лишь  отдельным группам людей (профессиональным, возрастным, социальные). Сущностной  характеристикой сленга выступает  то, что он не предназначен  для того, чтобы быть понятным  для всех. Так, примером молодежного  сленга может служить такая  фраза: "Ну, знаешь, если тебя прикалывает  этот мальчик-даун, который только  и умеет, что колбаситься на  каких-то непонятных тусовках, вместо  того, чтобы рубить бабло, если  у тебя по нему рвет крышняк  - это твое дело, мне совершенно  фиолетово по этому поводу!"

Все указанные  выше уровни языка максимально проявляется  в разговорной речи, а в письменную практически не проникают. И сленг  здесь не представляет исключения.

Судьба  сленговых слов и выражений неодинакова: одни из них с течением времени  настолько приживаются, что переходят  в общеупотребимую речь; другие существуют лишь какое-то время вместе со своими носителями, а затем забываются и  даже ими, не доживая до физической смерти последних; и, наконец, третьи сленговые  слова и выражения так и  остаются сленговыми на протяжении длительного  времени и жизни многих поколений, никогда полностью не переходят  в общеупотребимый язык, но в то же время и совсем не забываются. Так, например, ранее сленговые слова "стушеваться" (в смысле застесняться), "мариновать" (в смысле намеренно  задерживать кого-либо, откладывать  надолго решение, исполнение чего-либо), "маскировать" (в смысле делать что-либо, кого-либо незаметным), "острить" (в смысле шутить) перешли в общеупотребимую  речь, и мы редко задумываемся об их сленговом прошлом; такие сленговые  слова второй половины ХХ века, как "лимита", "стиляги", "гроб" (в смысле гражданская оборона), "сачок" (в смысле прогульщик, отлынивающий от чего-либо человек), "фирмa", "олдуха" и др. хотя еще временами и употребляются, но практически уходят в прошлое; такие же слова как "стебаться", "лабать", "кайфовать" так и остаются на протяжении длительного времени сленговыми и вряд ли когда-либо войдут в общеупотребимую речь[11].

Молодежный  сленг имеет целый ряд особенностей и отличий от других имеющихся  сленгов, например профессиональных (врачей, юристов, бухгалтеров и др.), социальных слоев (преступного мира, бомжей и  др.) и т.п. К их числу, прежде всего, можно отнести быструю изменчивость молодежного сленга, объясняемую  тем, что не прекращающийся "приход" в молодежь подрастающих детей и "уход" из нее во взрослую жизнь  приобретающих статус взрослых молодых  людей сопровождается постоянной обновляемостью молодежного сленга.

Молодежный  сленг никому не навязывается, он просто существует. И для того, чтобы  быть включенным в молодежное сообщество, стать в нем "своим", молодому человеку надо не только быть молодым  по возрасту, но также и говорить на языке, свойственном его возрастной группе, а именно владеть и пользоваться молодежным сленгом. Этот сленг по-своему кодирует, сохраняет и передает информацию от одного молодого человека к другому. Но поскольку молодежь не существует вне общества и не представляет собой  некоего монолитного единства, то в ее сленге можно, мысленно сделав синхронный и диахронный срезы, выделить различные пласты.

При синхронном срезе мы вскрываем сферы занятости  молодежи, пополняющие молодежный сленг  своеобразной лексикой. К ним относятся: школа, ПТУ, вузы, армия, неформальные молодежные объединения, работа или игры на компьютерах, наркомания, криминал, музыка (шоу бизнес), спорт и др. Данный перечень далеко не полон, но в общих чертах он более  или менее адекватно отражает существующую ситуацию. При этом в  каждом конкретном случае следует делать коррекцию на социокультурные особенности, свойственные тем или иным географическим местностям, той или иной этнической группе.

Диахронный  срез демонстрирует, что к молодым  людям относятся и 15, и 20 и 25-летние. При этом различные возрастные группы используют различную сленговую  лексику, по-своему кодируя ей одни и те же смыслы. Поэтому 19-летние порой  говорят о сленговом обороте, использованном 16-летним: "Да никто  из молодых так вообще не говорит!". И этому 19-летнему даже в голову не приходит, что 16-летний подросток  тоже относится к молодежи.

Поскольку каждое молодое поколение хочет  отличаться и от "отцов", и от более старших молодых людей, оно вводит в свой лексикон собственную  кодировку общеизвестных понятий, в результате чего можно наблюдать, к примеру, переход от часто используемого  ранее слова "лихо" к слову "легко". В результате по тем словам, которые  люди употребляют в речи, можно  определить "из какого времени они"[43].

Несмотря  на то, что молодежный сленг вообще и, в частности, к примеру, современный  русский молодежный сленг, вовсе  не предназначен для того, чтобы  его полностью понимали все русскоговорящие  люди, он не является "иностранным" языком для русскоязычных, а представляет собой своеобразный язык в языке, который может и доминировать в речи говорящего и лишь слегка затрагивать ее. Именно поэтому есть такие молодые люди, речь которых  настолько пересыпана молодежным сленгом, что произносимое ими понятно  лишь немногим, а есть и такие, которые  лишь слегка включают в свою речь сленговые  слова и выражения, а также  обороты и словосочетания.

Молодым людям, особенно принадлежащим к  какой-либо молодежной субкультуре, в  той или иной мере свойственны  специфические способы обмена информацией - как вербальные (сленг), так и  невербальные. Однако встает вопрос, почему молодые, еще не полностью освоив свой родной вербальный язык, создают, а, вернее вкладывают в уже имеющиеся слова совсем иной, нетрадиционный смысл? Почему они подхватывают от таких же, как сами, "облегченный" вариант языка, предназначенного для общения со сверстниками (как правило, на сленге молодые люди не разговаривают со старшими поколениями, особенно в не бытовой обстановке), становясь своеобразными иностранцами в собственной языковой среде? Частично ответ на этот вопрос подсказывает работа Д. Дидро "Письмо о слепых, предназначенное зрячим" [33], в которой французский просветитель и энциклопедист рассуждает об особенностях восприятия окружающего мира слепыми людьми и о несоответствиях вкладываемых ими смыслов в слова смыслам зрячих. Экстраполяция этой мысли Дидро на молодежный сленг, позволяет частично снять с него элемент шарма для молодых.

Тот факт, что молодежный сленг сложен для  понимания для старших поколений  в основном потому, что знакомые слова несут собой неведомый  ему смысл, известен. Ответ же на вопрос, почему молодые люди не так  часто придумывают новые слова, а в основном обращаются к уже  имеющимся в языке, можно найти  у Дидро, который отмечает, что "гораздо  проще пользоваться уже изобретенными  символами, чем изобретать их". Более  того, он продолжает, что "наши чувства  требуют от нас знаков, более соответствующих  объему нашего ума… Мы даже устроили так, что наши знаки могут быть общими для нас и служат, так сказать, складом для обмена мыслями…" Не в этом ли разгадка языкового  сленга молодых? Они пользуются словами-символами, уже имеющимися в языке, однако в  силу молодости и пока еще неразвитости ума вкладывают в эти слова  те смыслы, которые им понятны. Они  во многом походят еще на иностранцев, не вполне еще знакомых с новым  для них языком, о которых Дидро  говорит, что те "вынуждены говорить обо всем при помощи весьма незначительного  количества терминов, благодаря чему они употребляют иногда некоторые  из них очень удачно". А потому вместо общеупотребимого "поесть" на молодежном сленге скажут "подточить" (как гусеница ест и одновременно стачивает, срезает слой за слоем части листа); вместо "хорошо" - "шоколадно" (поскольку, что может быть лучше и слаще для ребенка, чем шоколад); вместо "не понимать" или "заикаться" - "буксовать" (вспоминая о том, как буксует машина на скользкой дороге) и т.д.

Сказанное подводит к выводу, что культура речи зависит от общей культуры, развитости и грамотности ее носителей. Мои наблюдения за студенческой аудиторией свидетельствуют, что наличие или  отсутствие в речи молодых людей  сленговых выражений напрямую связано  с их успеваемостью. Как правило, если студент, употребляя сленг, не претендует на юмористическую окраску сказанного им, то упрощая таким образом язык он приходит к примитиву[12].

Любой вербальный язык - живое явление, вербализующее бытие конкретной культурно-исторической эпохи. Большинство новых сленговых слов возникает и эволюционирует вполне естественным образом из конкретных ситуаций. Так, появление новых предметов, вещей, объектов, идей или событий сопровождается появлением новых слов для их объяснения и описания. К примеру, в 60-х гг. ХХ в. не было ни персональных компьютеров, ни мобильных телефонов, да и музыканты не ходили "играть на кепку". Кроме того, каждому новому молодежному поколению также требуются некоторые новые слова, чтобы объяснить свой иной взгляд на существовавшие ранее вещи. Этот иной взгляд отражает, в том числе, и изменяющуюся культурно-историческую ситуацию, во время которой это поколение вступает в период своей молодости. Именно это ввело в сленг молодежи конца ХХ - начала XXI века такое большое количество сленговых слов и выражений, отражающих различные стороны жизни наркоманов, а также отношений между полами (в 60-х гг. наркомания не была столь распространена в России, а отношения между полами публично были предельно сдержанными).

Развитые  естественные языки проявляют себя в различных стилях; нельзя сводить  представление о языке к его  кодифицированному варианту - с этим утверждением соглашаются большинство филологов и приводят в качестве доказательства результаты стилистического анализа литературных произведений[41]. Оказывается, письменные тексты, хотя они отображают лишь малую долю всевозможных говоров и в них слышны только отдельные звуки живой уличной разноголосицы, доказывают существование всевозможных арго в разные культурно-исторические эпохи. При этом именно те тексты, в которых использован потенциал так называемых сниженных стилей, являются наиболее богатыми, экспрессивными, волнующими даже современного читателя. Из памятников древнерусской литературы здесь уместно упомянуть "Моление Даниила Заточника", о тональности которого не утихают споры и по сей день; письма Ивана Грозного к Андрею Курбскому, демонстрирующие контраст официального языка и мастерски использованного разговорного стиля; и "Исповедь" протопопа Аввакума, неистовая брань которого звучит совершенно не книжно, но живо и естественно. Но все же по этим источникам, невозможно представить в полной мере устную речь Древней Руси, поэтому нам остается только сожалеть, что целенаправленное изучение и описание русских разговорных стилей началось лишь в 19 веке.

Впервые жаргонная лексика широкого употребления была представлена в лексиконе Микуцкого (Микуцкий С. Материалы для сравнительного и объяснительного словаря русского языка и других славянских наречий. - СПб., 1832) и, конечно, в словаре Даля. Большинство других исследований ненормированной  речи велось, в основном, в форме  лексикографических описаний языка  отдельных социальных и профессиональных групп: воров, нищих, бродячих торговцев  и ремесленников. Так В.Боржковский  составил словарь тайного языка  кобзарей (Киевская Старина. - 1889. - № 9), а Ф.Николайчик - тайного языка  подольских нищих (Киевская Старина. - 1890. - № 4)[2], несколько ранее "Русско-нищенский  словарь, составленный из разговора  нищих Слуцкого уезда Мин. губ., местечка Семежова" издал Ф.Спецура (Записки  Академии наук. - 1881. - Т. 37)[3]. Параллельно шла активная фиксация разнообразных наречий в литературных произведениях. Далеко не самым известным, но очень интересным примером является очерк "Петербургский дворник" В.Луганского (Даля)[41], герой которого хорошо умеет говорить по-воровскому, сам не будучи вором, и использует эту свою способность, чтобы пугать мазуриков[15]. В произведениях писателей натуральной школы с большим или меньшим успехом отображались говоры крестьян, канцелярских служащих, ремесленников и т.п.

На рубеже веков большой интерес был  направлен как на профессиональные и групповые жаргоны, так и  на язык уголовного мира. Наиболее интересным исследованием в этой области  является "Блатная музыка" В.Трахтенберга (С.-П., 1908), включающая около четырехсот словарных единиц.

Бурный  всплеск в изучении различных  пластов русской речи произошел  после революции 1917 года. В 1918 году был  создан Институт живого слова, который  занимался проблемами социальной диалектологии. В 20-е - 30-е годы появляются работы Е.Д.Поливанова, Л.П.Якубинского, Б.А.Ларина и других исследователей, которые рассматривали  проблемы жаргонов, арго, условных детских  языков и т.п. При этом подчас "язык революции" воспринимается как "революция  языка". Язык бедняков, люмпен-пролетариата подчас возводится в ранг "языка  будущего"[6]. Или же, напротив, вызывает отторжение, рассматривается как  опасное бескультурие, угрожающее чистоте  и целостности русского языка. "В  противоборстве устоявшихся элементов  и нарождающихся, спорных явлений  происходило утверждение новых  литературных норм. Завершающим этапом формирования нормы стало издание "Толкового словаря русского языка" под редакцией Д.Н.Ушакова"[17].

Влияние "блатной музыки" на разговорную  и литературную русскую речь в  нашей стране, пережившей множество  катаклизмов, прошедшей через лагеря и тюрьмы, - это факт, не подлежащий сомнению, но вызывающий противоречивое эмоциональное отношение. В Советском Союзе жаргон уголовного мира стал исследоваться, преимущественно с криминалистической, а не лингвистической точки зрения. Так появились многочисленные словники для служебного пользования с грифом "Не подлежит разглашению". Составленные работниками уголовного розыска, они превосходили аналогичные работы филологов по количеству словарных единиц, но уступали по качеству анализа и подачи материала. Многие чисто филологические труды по "русской фене" публиковались за рубежом[8]. Все это затрудняло обмен материалами и мнениями среди исследователей и отрицательно сказывалось на качестве их трудов.