Систематизация права в РСФСР в 1922-1924 годах

      Принципиальной  особенностью УК 1922 года явилось раскрытие впервые в мировой истории уголовного законодательства материальной, т. е. социальной, сущности и назначения институтов и норм Общей части. Защита рабоче-крестьянского государства и общества от преступных посягательств четко и открыто объявлялась задачей УК⁸. Преступление определилось как общественно опасное действие или бездействие, опасное не для абстрактной системы благ, а для рабоче-крестьянского правопорядка. В дефиниции преступления присутствует в неявном виде и правовой признак - противоправность, то есть говорится об опасности преступлений для правопорядка, т. е. порядка, охраняемого правом. Однако запрещенность преступлений уголовным законом не могла быть включена в понятие преступления из-за нормы об аналогии. Ст. 10 УК устанавливала: “В случае отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений наказания или меры социальной защиты применяются согласно статей Уголовного кодекса, предусматривающих наиболее близкие по важности и роду преступления, с соблюдением правил Общей части сего кодекса”⁹.

      Относительно  института аналогии состоялись бурные дискуссии. Председатель Малого Совнаркома, например, категорически высказывался против него. Аргументы “против”: аналогия—это отступление от принципа законности, путь к судебному произволу, “взрыв” Особенной части УК. Победили доводы “за”: аналогия нужна, так как четыре года советской власти, особенно с учетом спешки принятия УК, — срок, слишком малый для правильного прогноза возможных форм преступлений, когда отсутствуют исторические аналоги социалистического УК¹⁰.

      Толкование  учеными аналогии также не было однозначным. Одни, например М. М. Исаев, считали, что  аналогия носит чисто технический, а не принципиальный характер. Другие, например А. А. Пионтковский, полагали аналогию видом расширительного  толкования уголовного закона. Третьи, например М. А. Чельцов-Бебутов и Н. В. Крыленко, признавали, что ст. 10 УК имеет “принципиальное значение в деле революционизирования права”. Правы, по моему мнению, были юристы, считавшие аналогию временной нормой. К сожалению, ее вынужденный и временный характер не был учтен в последующем законодательстве.

      Изданный 8 июля 1922 г. циркуляр НКЮ предписывал  судам: “По общему правилу наказания  и другие меры социальной защиты могут  применяться судом лишь в отношении  деяний, точно указанных в УК. Изъятие из этого правила допускается лишь в тех исключительных случаях, когда деяние подсудимого, хотя точно и не предусмотрено Уголовным кодексом, но суд признает его явно опасным с точки зрения основ нового правопорядка, установленного рабоче-крестьянской властью, но не законов свергнутого правительства”¹¹.

      Два года действия УК 1922 г. показали, что  норма об аналогии судами применялась  редко, чаще в плане расширительного  толкования норм УК и к реально особо опасным преступлениям. Тому способствовало и уголовно-процессуальное законодательство.

      Принципиальным  достижением УК 1922 г. явилась норма  об умысле и неосторожности. Законодательная  формулировка форм вины оказалась настолько  удачной, что прошла испытание временем и с небольшими изменениями вошла в Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., а затем и в проект Основ 1989 г.

      УК  занял позицию абсолютной ненаказуемости приготовлений к преступлениям. В нормы о соучастии внесено важное уточнение о том, что наказуемость соучастников определяется степенью их участия в преступлении. Расширена система обстоятельств, исключающих уголовную ответственность: в нее помимо нормы о необходимой обороне вошла норма о крайней необходимости.

      Помимо  наказаний УК знал и меры социальной защиты. Система наказаний включала: а) изгнание из пределов РСФСР на срок или бессрочно; б) лишение свободы со строгой изоляцией или без таковой; в) принудительные работы без содержания под стражей; г) условное осуждение; д) конфискация имущества, полная или частичная; е) штраф; ж) поражение прав; з) увольнение от должности; и) общественное порицание; к) возложение обязанности загладить вред. Смертная казнь предусматривалась, но вне системы наказания, что подчеркивало ее исключительный и временный, “впредь до отмены Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом”, характер.

      Максимальный  срок лишения свободы устанавливался в десять лет. Это было весьма гуманным вообще, а для государства, где еще продолжалась гражданская война, существовала экономическая разруха, преступность оставалась на высоком уровне, по-моему, особенно.

      УК  сразу в отличие от буржуазных УК занял позицию принципиальной незаменимости штрафа лишением свободы. Тем самым исключалась возможность неимущим осужденным лишаться свободы только потому, что они не имели средств для оплаты штрафа. При невозможности оплатить штраф УК заменял его принудительными работами без содержания под стражей.

      Такая дополнительная сроком не свыше 5 лет  мера наказания, как поражение прав, была обусловлена остротой классовой борьбы в тот период, наличием многомиллионных слоев паразитических и частнособственнических элементов, не соблюдавших уголовно-правовых запретов советской власти. Она состояла в лишении активного и пассивного избирательного права, права занимать ответственные должности, быть народным заседателем, защитником на суде, поручителем и опекуном.

      Самое легкое наказание - общественное порицание - заключалось в публичном (на собрании, сельском сходе и т. д.) объявлении вынесенного судом осуждения данному лицу с опубликованием приговора в печати за счет осужденного либо без опубликования.

      Помимо  наказания УК предусматривал меры социальной защиты двух видов: за деяния, не являющиеся преступлениями, и как дополнительные наказания. К первым относились помещение в учреждение для умственно и морально дефективных и принудительное лечение, ко вторым—воспрещение занимать ту или иную должность или заниматься той или иной деятельностью, а также удаление из определенного места (высылка). Следует сразу отметить, что дополнительные по содержанию меры наказания неверно было объединять с мерами, не являющимися наказаниями и применяемыми к не совершавшим преступлений лицам. Неясными оказались основания применения высылки до трех лет: к. лицу, признанному судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опасным. Если лицо виновно в “преступной деятельности”, то за нее оно и должно нести наказание. Связь же с преступной средой может быть соучастием, укрывательством или недоносительством. Именно за такую уголовно противоправную связь и должно следовать наказание.

      Статья 49 УК о высылке социально опасных  лиц сослужила в последующих  репрессиях 30-х годов весьма негативную роль. Не случайно по этой норме в  проектах УК шли горячие споры: надо ли ее оставлять в УК или перенести в административное законодательство; правильно ли наряду с наказанием иметь меры социальной защиты; следует ли в ст. 7 УК помимо задачи правовой защиты государства трудящихся от преступлений включать указание на борьбу с социально опасными элементами? Столь серьезные просчеты в УК, как двойственность оснований уголовной ответственности (и преступление и социальная опасность элементов), раздвоение последствий совершения преступлений на наказания и меры социальной защиты с неопределенной природой высылки за “связь со средой” и прошлые судимости, сыграли в последующем роковую роль. И не только в 30-х годах, но еще и до вступления УК в силу. Так, в 1921 г. Центроугрозыск объявил “неделю воров”. Арестовывались все, кто когда-либо имел судимость за имущественные преступления. Лишь срочное вмешательство Наркомюста устранило результаты такой “недели”.

      Введение  в ст. 7 УК понятия “социально опасные  элементы” и в ст. 49 “мер безопасности”  в виде высылки за не совершение преступлений находилось в очевидном противоречии с советским законодательством 1917—1922 гг., с декретами, под которыми стояла подпись. В. И. Ленина (Ульянова) и в которых подобные термины не употреблялись, а говорилось исключительно о наказании и неизменно “по степени вины”. Вообще в качестве достижений УК довольно удачна формулировка в понятии вины в виде умысла и неосторожности. Но вина как основная единица не указана и к ответственности могли быть привлечены люди имеющие связь с общественно опасными элементами.

      Обоснованна гипотеза, что проектанты УК смешали  административную ответственность с уголовной, объединив их термином “меры социальной защиты”. Действительно, Декрет ВЦИК от 10 августа 1922 г. за подписью Ф. Э. Дзержинского устанавливал административную высылку до трех лет за причастность к контрреволюционным преступлениям и рецидивистам. Вопрос о такой высылке рассматривался комиссией из представителей НКВД и Наркомюста согласно утверждению ВЦИК. Административная высылка в соответствии с Декретом от 16 октября 1922 г. могла применяться к двум категориям лиц: к деятелям антисоветских политических партий (ст. 60, 61, 62 УК) и к дважды судимым по ст. 76, 85, 93, 140, 170, 171, 176, 180, 182, 184, 189—191 и 220 УК. Ни к каким другим лицам административная высылка применяться не могла. Административная, высылка неосновательно оказалась в Уголовном кодексе, и вместо исчерпывающего перечня лиц, к которым она должна была применяться, устанавливались расплывчатые критерии связи с преступной средой и прошлой деятельности¹².

      В том же 1922 г. последовало изменение  УК в сторону дальнейшей гуманизации наказания в отношении несовершеннолетних и женщин. Постановлением 4-й сессии ВЦИК IX созыва 11 ноября 1922 г. определялось, что наказание несовершеннолетним в возрасте от 14 до 16 лет судом смягчается наполовину, а от 16 до 18 лет—на одну треть, против наивысшего установленного соответствующими статьями УК предела. Смертная казнь к несовершеннолетним не применялась, равно как и к беременным женщинам.

      Таким образом, я хотела бы отметить основные положительные черты первого советского социалистического Уголовного кодекса:

1. ясное раскрытие социально-классовой природы советского уголовного законодательства, его задач, понятия преступления, обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, целей наказания;
2. реализация принципа вины восстановлением13  норм об умысле и неосторожности;
3. гуманность и относительная справедливость системы наказания;
4. отказ от формализма буржуазного уголовного законодательства с его обязательным смягчением ответственности за покушение, подстрекательство и пособничество.

      К отрицательным чертам, по-моему, следует  отнести:

1. в некотором смысле ошибочное введение в УК понятия “общественно опасный элемент” как самостоятельного (помимо преступления) основания уголовной ответственности;
2. включение вместо дополнительных наказаний терминологически неясных “мер социальной защиты” за преступления;
3. введение высылки по ст. 49 лиц, признанных судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опасными;

Уголовно-процессуальный и 

гражданско-процессуальный кодексы

      Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР был принят 25 мая 1922 года третьей сессией ВЦИК девятого созыва, а 15 февраля 1923 года ВЦИК утвердил новый Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, являвшийся редакцией УПК 1922 года.

      УПК РСФСР состоял из шести разделов, которые делились на 32 главы, а главы  – на статьи. Всего было 465 статей.

      Кодексом  устанавливались такие принципы уголовного судопроизводства, как гласность и публичность заседаний¹⁴, устность судопроизводства, ведение процесса на русском языке или на зыке большинства населения данной местности. В необходимых случаях приглашался переводчик.

      Суд не был ограничен формальными  доказательствами и сам осуществлял  их отбор.

      УПК регламентировал порядок дознания и следствия. При производстве предварительного следствия следователь был обязан выяснить и исследовать все обстоятельство, как уличающие, так и оправдывающие  обвиняемого. Адвокат на предварительное  следствие не допускался, а надзор за законностью возлагался на прокуратуру. В самом судебном заседании могли участвовать общественные защитники и обвинители.

      При вынесении приговора все вопросы  решались простым большинством. Судья, оставшийся в меньшинстве, мог изложить в письменном виде особое мнение, которое приобщалось к договору, но оглашению не подлежало.

      Регламентировались  кассационный и надзорный порядки  обжалования приговоров, а также производство по возобновлению дел в связи с вновь открывшимися обстоятельствами и особые производства. В УПК имелись и нормы, регулировавшие исполнение приговора.

      В УПК РСФСР 1923 года были не только абсолютно  определённые предписания, но и присутствовали относительно определенные предписания. Так, в статье 100 указывалось: "Усмотрев из самого заявления или сообщения отсутствие в деле признаков преступления, органы дознания, прокурор или следователь отказывают в производстве дознания или предварительного следствия …". В соответствии со статьёй 111: "Следователь, если признает поступивший к нему материал дознания достаточно полным и дело достаточно разъясненным, вправе не производить предварительного следствия или же ограничиться производством отдельных следственных действий". Согласно части 2 статьи 124 "Следователь, усмотрев, что потерпевшему причинен вред и убытки и что есть основание ожидать предъявление гражданского иска, вправе принять меры обеспечения хотя бы иск еще не был предъявлен"¹⁵. Таким образом, существовала возможность некоторого выбора, но, естественно, лишь в рамках, установленных законом.