Глобализация как социокультурный феномен и ее проявления в России

    Возникает вопрос: а следует ли преодолевать национальные и государственные  различия между людьми? Не приведет ли это к сужению индивидуальных особенностей и многообразия процесса развития в рамках человеческой популяции  в целом?

    По  всей вероятности, и в будущем  единое человечество будет реализовываться  в различных общностях, но и они  будут основаны на иных принципах, чем  до сих пор. Вероятнее всего, это  будут общности, основанные на своеобразии  исторических типов личности, на общности их интересов, на многообразии форм исторической деятельности людей, а не только на демографических принципах.[3] 

3. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ  КАК КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

    В 2004году в приложении к журналу "Москва" сочли нужным перепечатать статью 1971 года ректора Эдинбургского университета доктора М, озаглавленную "Либералистское стремление к смерти". Тогда, в 70-е, она представлялась разоблачением загнивающего капитализма – ныне, видимо, и наше общество "дозрело" до взглядов доктора М. Напечатавший его статью публицист прямо пишет: "Я нашёл в лице автора полнейшего себе единомышленника". Каким же видят наш мир единомышленники шотландского профессора – люди сегодняшней России? В статье "Либералистское стремление к смерти" предстаёт поистине апокалиптическая картина современного духовного состояния общества, современной массовой культуры как конца всего сущего. Такая картина вряд ли может кого-нибудь оставить равнодушным. Меня она подвигла на размышления о соотношении массовой культуры и религии.

    Кто из нас, вернувшись вечером домой  — затурканный в переполненном  транспорте, усталый, раздражённый, —  не поспешит, добравшись до дивана, включить телевизор, этот символ второй половины ХХ века? Загорится голубой экран, и в мою комнату ворвётся, закричит тысячами голосов весь мир. События, отделённые от меня пространством и  временем, люди, отстоящие за тысячи километров, станут частью моей жизни.

    Ещё всего сто лет назад подавляющее  большинство людей и в России, и в Европе жили так, как жили их деды и прадеды: интересами только своего ближайшего круга. Духовные запросы  удовлетворяла религия; эстетические потребности — Церковь, её обряды и праздники, и собственное художественное творчество, то, что мы называем народным искусством. Профессиональное искусство  и наука, равно как и политика, и вопросы общественной жизни, мировой  истории, философской мысли и  т. п., были доступны лишь тончайшему слою состоятельных и образованных людей.

    Ныне  они доступны всем — миллионам, миллиардам жителей нашей планеты всех национальностей, возрастов, сословий, уровней жизни, степеней образованности. Телевидение, радио, интернет, газеты, журналы обрушивают в "массы" такую лавину впечатлений, такой обвал сведений, какие не способен вместить ни один человеческий мозг. Массовая информация стала синонимом  массовой культуры, её главнейшим, если не единственным, проводником, воплощением  на практике идеи глобализации мира.

    Одинаковые  во всех концах света вкусы, мода, стиль  эстрадного исполнения; одинаковые —  так что и не отличишь, из какой  они страны, — сериалы, мультфильмы, викторины, шоу… Многие скажут, что такова закономерность нашего времени. Всё больше людей во всех концах света легко расстаются со своей страной, ощущают себя "людьми мира" — без труда находят себя везде, где есть применение их знаниям, где на них "есть спрос". Наука, техника, туризм, торговля, спорт — все эти сферы жизни современного человечества и впрямь теряют национальную окраску, приобретают общечеловеческий характер. Мир становится единым пространством: находясь в Европе, я могу с помощью интернета общаться с людьми в Америке и Азии, сидя перед телевизором в Сибири, быть свидетелем Олимпийских игр в Афинах…

    Но  ошибётся тот, кто сочтёт, что средства массовой информации действительно  в первую очередь средства информации — просвещения, расширения кругозора  миллионов людей, приобщения их к  важнейшим событиям мира. Телевидение, а в ещё большей степени  компьютер, интернет — символ ХХI века — не дополнение, не сопровождение жизни, они сама жизнь — мировоззрение, мироощущение человека ХХ–ХХI веков. Каково же это мироощущение?

    …Вот  сейчас, сию минуту не тысячи, даже не миллионы — десятки миллионов  людей сидят, уставясь в телевизор, где идёт увлекательный "боевик"; живут одними и теми же настроениями, чувствами. Кто-то власть имущий правит нами — заставляет меня и миллионы таких, как я, отрешившись от собственной  жизни и её забот, впитывать некие  единые впечатления, переживать некие  единые эмоции. "Потребитель" (именно таково совокупное название массового  зрителя, слушателя, читателя, пользователя) теряет себя как личность, растворяется в том, что психолог Карл Юнг называл "спасением от изоляции, восстановлением  в целостности путём идентификации  с группой". "Массой правит participation mistique (мистическая сопричастность), которая есть не что иное, как бессознательная идентификация. Все как будто вплетаются в невидимую сеть взаимного бессознательного родства. Если это состояние усиливается, то человек чувствует, как его буквально подхватывает волна идентификации с другими"[4]. Я, лёжа на своем диване, чувствую себя сопричастным всему миру…

    Но  разве не таково воздействие всех мировых религий на умы и сердца миллионов "простых" людей? Разве  во время мистерий, богослужений, паломнических  странствий к святым местам, крестного  хода, пасхальной заутрени люди не забывают себя, не живут единым порывом, едиными  чувствами и настроениями? Не ощущают себя "мистически сопричастными", "идентифицированными с другими"? Да, конечно. Единение, создание "духовного родства" — именно такова сила воздействия религии на людей.

    Средства  массовой информации не только использовали религиозные методы воздействия  на "массы" — они вторглись "на территорию" религии, заполонили то духовное пространство, которое  веками занимала религия. "Духовная пища" массовой культуры не потеснила религию — она во многом подменила религию, присвоила её права. Об этом стоит задуматься, сопоставить такие, казалось бы, несопоставимые феномены, как религия и средства массовой информации.

    "Идентификация"  в религии — "идентификация"  с Богом. Если и растворение,  то растворение в Боге, "братство  во Христе". Самый тёмный, безграмотный  крестьянин в глухой, согласно  расхожему русскому выражению — "Богом забытой" деревеньке не был "забыт Богом". Плыл над полями благостный колокольный звон; каким бы малограмотным, суетным, погрязшим в мирских заботах ни был деревенский "батюшка" — неслись с амвона мудрые, прекрасные слова пророков и апостолов, звучало величественное пение, полыхали костры свечей отсветом тех языков пламени, что сошли в Пятидесятницу на апостолов — таких же простых тружеников, как заполнившие церковь прихожане. "Бога ты не боишься!", "Побойся Бога!" — оставили нам наши деды свои мудрые увещевания… Они, эти тёмные, невежественные крестьяне, возводили сельские храмы, поражающие красотой и гармонией; исполняли в деревенском церковном хоре дивные древние песнопения не хуже профессиональных певчих. В нищете, грязи и суете человеческой жизни мерцала "искра Божия", которую с такой иступлённой страстью, всеми средствами стремились погасить высокообразованные атеисты.

    Что пришло взамен — какое и в чём  единение человечества? Профессор М. увидел в современном духовном состоянии человечества полную и окончательную победу воинствующего безбожия. "Прежние цивилизации, — писал он, — были разрушены извне, под напором варварских орд; наша цивилизация сама придумала себе конец — она растворится в умах своей интеллектуальной элиты… Эволюционисты, убеждённые в том, что человечество совершенствуется, надеялись на то, что рай земной будет достигнут благодаря науке и технике; а ведь эти-то два чудовища-близнеца и превратили мир в бесплодную пустыню, отравили моря, заразили планету и всё живое на ней… Воцарение евангелия прогресса неумолимо требовало дискредитировать Христово Евангелие и разрушить возведённое на нём, как на фундаменте, здание этики, законности, культуры… В конце концов, наша цивилизация возникла не с теорией эволюции, а с христианством и с ним погибнет… если ещё не погибла. Либералы набросились на христианство со злобой и яростью. В морально-этическом вакууме, образовавшемся благодаря тому, что христианство лишили духовного содержания, цветёт и благоденствует великое либералистское стремление к смерти".

    Духовная  пустота — "стремление к смерти", как именует эту страшную болезнь  нашего времени доктор М, — следствие  убеждения, поразившего отнюдь не одну "либеральную элиту", но, что  куда страшнее, "среднего" человека цивилизованных стран: Бога нет. Нет в мироздании. Нет во мне. А коли Бога нет, всё в мире — хаос и случайность и сам я не более чем мошка, закинутая на какое-то мгновение в этот безумный мир. Что остаётся, как не получить у отпущенного мне мгновения всё, что оно способно дать, какую-то крупицу счастья?

    Доктора М. это "счастье" приводит в ужас:

    "В  отчаянной погоне за физическим  и духовным благополучием, которое  должно сопутствовать счастью,  возрастает потребление наркотиков… Именно там, где счастье, казалось бы, всего ближе — в обетованных землях Скандинавии и Калифорнии, многие прыгают за ним из окон верхних этажей… Мистицизм великого либералистского стремления к смерти сосредоточен в сексе… Бетховена заглушили барабаны и истошные вопли джунглей. Прекратилась борьба за то, чтобы выделить смысл и порядок из путаницы и хаоса, даже литература ударилась в полнейшую бессвязность и в результате постепенно исчезает. Да здравствует пустота!"

    "Мне  часто снится страшный сон:  каким-то образом в уединённой  пещере сохранилась, наподобие  рукописей Мёртвого моря, современная  духовная пища: видеозапись телевизионных  программ с сопутствующими рекламными  объявлениями, запись поп-ансамблей  и прочей какофонии, бестселлеры,  кинофильмы и т. д. Спустя  много веков археологи обнаружат  эту пещеру, примутся сортировать  её содержимое, и по нему попытаются  представить себе нас, и наверняка  придут к следующему выводу: никогда ещё ни одно поколение людей, стремящихся к счастью, не располагало такими возможностями стать счастливыми, однако это поколение — по-видимому, сознательно — стремилось к чему-то противоположному: не к порядку, а к хаосу, не к стабильности, а к краху, не к жизни, творчеству и свету, а к смерти, разрушению и тьме".

    Нарисованная профессором М. безнадёжная картина, бесспорно, очень близка к тому, что несёт современная массовая культура, что насаждается средствами массовой информации. Дело не в том, что слишком часто и обильно Бетховена заглушают барабаны и малохудожественные вопли поп-ансамблей. О низком качестве подобной "культурной" продукции устали кричать и у нас, и за рубежом: пошлость, примитив, тенденциозность, подчас откровенная фальсификация, засилье рекламы…

    Но  главная беда не в этом.

    …Мелькает на экране, ежеминутно трансформируется, как калейдоскоп, телевизионный  зрительный ряд, представляя в беспрерывной смене "картинок", в какой-то невообразимой  мешанине — трагедии и глупейшие "хохмы", величайшие достижения человеческого  творчества и примитивную халтуру, мудрые, веские слова великих людей  и рекламу стирального порошка… Всё смазано, уравнено, нивелировано; всё скользит по поверхности дремлющего сознания, не затрагивая души — глобальные катастрофы и рекламные "шоу", реальная гибель тысяч людей и примитивные ужасы коммерческого "боевика", истекающие кровью страницы истории вперемежку с памперсами. Воздействует не на мозг зрителя, не на разум, а на подсознательные, почти животные эмоции. Человек теряет ощущение себя как личности, растворяется… в чём? Идентифицирует себя… с кем? С многомиллионной толпой себе подобных "потребителей", осчастливленных возможностью пить пиво "Балтика", мыть голову шампунем "PANTENE PRO-V" и выиграть миллион в "Поле чудес"…

    Телевидение, интернет и сопутствующие им журналы, рекламные проспекты вовлекают  массового потребителя в призрачный "виртуальный" мир, искусственно взвинченный, приподнято-праздничный, несказанно благополучный, сказочно богатый…

    "Групповой  опыт, — утверждает Юнг, — предполагает  более низкий уровень сознания по сравнению с индивидуальным. Общие эмоции, общая психика, проявляющаяся в группе, ниже уровня индивидуальной психики. Если это очень большая группа людей, коллективная психика будет подобна скорее психике животного".

    Карл  Юнг — глубоко верующий человек, имел в виду не религиозную идентификацию, но нечто совсем иное. "Присутствие  большого количества людей вместе обнаруживает большую внушающую силу. В толпе  индивид становится жертвой собственной  внушаемости. Достаточно, чтобы что-либо, например какое-нибудь предложение, было поддержано большой массой людей, и  мы тоже с ним полностью соглашаемся, даже если оно аморально. В толпе  человек не чувствует ответственности. Психика массы неизбежно становится гипнотическим центром, подчиняющим всех влиянию своих чар. Вот почему массы всегда являются рассадником психических эпидемий, и события в Германии — классический тому пример…" [5] Книга Юнга вышла в 1941 год. Страшное напоминание, грозное предупреждение!

    Опасны  не сами средства массовой информации — величайшее достижение науки и  техники, сблизившее страны и народы, давшее возможность миллионам людей  приобщиться к высшим достижениям  современной культуры. Опасность  в том, что глобализация мира идёт рука об руку с нивелировкой и духовным падением масс, не с возвышением, а  со снижением их интеллектуального  уровня, принимающего подчас характер "психических эпидемий", наркомании, сексуальных извращений — прямого  следствия потери Бога, хуже того —  измены Богу.