Йенский романтизм как социокультурный феномен

Йенский романтизм как социокультурный феномен

Аннотация: Статья посвящена исследованию социокультурного феномена йенского романтизма как целостной парадигмы, специфической модели культуры, сформированной в эпоху Просвещения.

Abstract: The article is devoted to the study of social and cultural phenomenon of Jena romanticism as a holistic paradigm, a specific model of culture, formed in the age of Enlightenment.

Ключевые слова: йенский романтизм, социокультурный феномен, культура, «мифопоэзия».

Keywords: Jena romanticism, socio-cultural phenomenon, culture, «myth and poetry».

Формирование германской романтической школы в исторической ретроспективе занимает сравнительно небольшой период времени на рубеже XVIII-XIX веков. Необходимость социокультурного анализа творчества немецких романтиков (Новалиса, Л. Тика, братьев Шлегелей и др.) обусловлена следующими моментами. Трактовка творчества как деятельности, направленной на создание «полезного продукта», ставшая в современном социокультурном контексте своеобразной парадигмой, неизбежно приводит как к серьезному кризису классического его понимания, так и к методичному разрушению основ смежных с социокультурным областей знания (например, философского). Однако в первую очередь страдает, конечно, эстетическая сторона анализируемого творчества.

Кроме того, идеи представителей школы йенского романтизма в рассматриваемой сфере во многом являются новаторскими, что позволяет преодолеть отмеченные выше разрушительные тенденции, присущие динамике всей современной художественной культуры.

Йенские романтики понимали творчество как некую исходную реальность духовной стороны жизни человека и Вселенной, формирующей положение «человеческих дел» в мире. Указанные идеи актуальны и сегодня, когда в условиях современной культуры отмечается ярко выраженная тенденция движения к «новой рациональности» [11, 32].

В рамках данного исследования осуществляется реконструкция эстетических воззрений йенских романтиков в качестве единого «проекта» или альтернативной культурной модели.

Изучение йенского романтизма на современном этапе реализуется посредством одного из двух подходов (возможна также их комбинация): философского и филологического. Философский подход включает в себя два направления. Первое сложилось под воздействием гегелевской критики йенского романтизма в качестве самостоятельного выражения субъективного идеализма и господствовало на протяжении всего XIX столетия. Основано оно на неприятии романтиками абсолютизации творческой субъективной свободы [10, 19].

Второе направление занимается исследованием самого процесса формирования представлений йенских романтиков о творческих предпосылках духовной культуры и субъекте творчества. Главным вопросом в рамках данного направления является попытка понимания йенского романтизма как исторического социокультурного феномена, имевшего противоречивый и сложный характер.

Осмысление метафизических основ йенского романтизма как социокультурного феномена требует рассмотрения предпосылок его появления и анализа важнейших философских течений, которые определили в конечном итоге его самобытность и закрепленность в культурной традиции.

Основное отличие йенского романтизма от философии просвещения заключается в том, что первый в большей степени ориентирован на духовный мир человека, сводится к поиску его культурных, экзистенциальных, трансцендентных оснований. Культура романтиков относится к такой философской традиции, которая в качестве предмета своих размышлений имеет глубинные противоречия реального и идеального, должного и сущего, субъективного и объективного, общественного и индивидуального.

«Истоком» романтического сознания выступила философия Платона. Его концепция «двоемирия» определила всю мировоззренческую парадигму, внутри которой и получила развитие романтическая рефлексия. В то же время, на наш взгляд, нельзя согласиться с мнением о том, что дихотомия реального и идеального является для романтиков «вечной антитезой» [4, 19]. Преодоление конфронтации реального и идеального романтики видят в творчестве, сопрягаемом с процессами трансцендирования. В основу романтического сознания положен также неоплатонизм в его гностической транскрипции. В частности, гностические интенции йенского романтизма проявляются в восприятии творчества как формы реализации гнозиса, «мистической встречи» Абсолюта с человеком. Эта «встреча» как раз и толкуется йенскими романтиками в качестве «локуса сопряжения» двух тенденций восхождения индивида к трансцендентному: стремящемуся вверх, что ассоциировано с самопреодолением, и стремящемуся вниз, что выражается в самополагании [8, 64].

Гностическое воздействие в культуре романтиков прослеживается в том числе в понимании натуры и сущности их поэзии. Поэзия рассматривается йенским романтизмом (как и гностицизмом) сразу в нескольких ипостасях: как мета- и протоязык культуры; как искусственная форма познания, которая соединяет в себе интуитивное, имагнитивное, рациональное, чувственное и сверхчувственное; в качестве воплощение Слова, дающего импульс процессам символизации и формообразования; наконец, как исторически первый «тип» культуры, характеризующийся отсутствием каких бы то ни было проявлений отчуждения индивида от мира, социума и самого себя.

Анализ влияния возрожденческих философских и антропологических концепций на воззрения йенских романтиков на культуру в качестве смыслотворческой деятельности индивида, отражающей особенности его духовного бытия, позволяет сделать вывод о том, что именно ренессансная философия дала немецкому романтизму интерпретацию смыслотворческой деятельности как содержательно теургической. Она же сформировала восприятие творчества не просто как определенной духовной практики, но еще и как способа трансформации реального на базе по-новому воспринимаемого феномена «человечности» [3, 56].

Особенный интерес вызывает способ разрешения членами Йенского кружка вопроса интроспекции и решения проблемы активности сознания человека в условиях заимствования философских и антропологических воззрений Аврелия Августина. В этом контексте культура в романтизме является в виде некоего «пространства рефлексии сакрального», которое толкуется как неповторимый опыт сознания, определяющий и опосредующий метаэмпирический уровень человеческого бытия, находя объективное выражение в символических образах [1, 78].

Таким образом, культурная концепция йенских романтиков имела, по сути, компенсаторно-адаптивный характер. Будучи нацеленной на преодоление недостатков просвещенческого мировоззрения, она преследовала также цель реабилитации духовной сферы, которая выступала как область адаптации рационального к собственному иррациональному.

В то же время немецкий романтизм как бы в противовес философии Просвещения обосновывает специфический онтологический статус имагнитивного, дополняя, преодолевая и восполняя недостатки рационального.

Последовательно критикуя парадигму Просвещения, немецкие романтики начинают трактовать культуру как результат (и в то же время как процесс) объективаций феноменов имагнитивно-чувственного (мифопоэтического) сознания. Указанные феномены показывают единство обеих сфер сознания – творческой (эстетической) и познавательной (когнитивной).

Рассмотренные метафизические интенции йенского романтизма в конечном итоге привели к тому, что данный социокультурный феномен как целостное мировоззрение окончательно сформировался на базе немецкого классического идеализма в качестве «философии самосознания» («die Philosophie des Selbstbewußtseins»). Наибольшее значение для членов Йенского кружка имели идеи И. Канта о творческой активности человеческого сознания и воззрения И. Фихте о неограниченной творческой натуре «Я» с его саморефлексией. Интеллектуальное созерцание (интеллектуальная интуиция) Фихте трансформируется у романтиков в мистическое (эстетическое) созерцание Бога в определенных предметах (наитие). Последнее становится наивысшим способом познания мира, природы и общества [8, 114].

Йенский романтический панэстетизм, противостоящий просветительскому панлогизму, коренным образом изменил взгляд романтиков на соотношение искусства и философии в духовной культуре. В то время как просветители называли искусство «смутным сознанием», романтики вывели его в культуре на первое место. Искусство стало, таким образом, основой культуры. Эстетика трансформировалась в метафизику, а последняя – в эстетику. Уже позже доминанта единства философии и искусства в романтической интерпретации духовной культуры была «дополнена» религией. Важную роль в этом процессе сыграл немецкий философ и теолог Ф. Шлейермахер. При его активном участии эстетический романтический идеализм окончательно приобрел религиозно-мистический характер [11, 62-64].

Мировоззрение романтиков получило концентрированное выражение в труде под названием «Первая программа системы немецкого идеализма» («Das erste Systemprogramm des deutschen Idealismus»), датированном 1796 г. В этой программе оно предстало в виде органического единства философии и искусства, формы ренессанса мифологического сознания.

Нацеленность йенских романтиков на воссоздание «мифологической рецепции» с одновременным формированием «новой мифологии» предопределила их историзм, сформированный под воздействием трудов Гердера, Тюрго, Кондорсэ. В указанном плане культура йенскими романтиками рассматривается лишь исторически, философия же культуры, по сути, выступает философией истории. Йенский романтический историзм является средством глубинного и адекватного восприятия современной действительности, а также закономерностей трансформаций культуры и, конечно, перспектив социального развития.

Провозглашенная Ф. Шлегелем романтическая культура в качестве истинной культуры современного человека выступает как исторически обусловленная. Историческая необходимость романтической культуры может быть объяснена крахом буржуазной культуры, обозначившимся сразу после Французской буржуазной революции. Здесь можно сделать вывод, что импульсом для философствования йенских романтиков стало понимание глубины кризиса современной для них культуры, сопряженное с поиском способов выхода из этого кризиса. Преодолению данного кризиса в йенском романтизме должна служить «эстетическая революция» («die ästhetische Revolution»), получившая обоснование в трудах Ф. Шлегеля [6, 35]. В ходе данной «революции духа», в противовес эмпирике французской «революции живота», сменить «больное» буржуазное общество призвана «новая эпоха» истории человечества, связь с которой романтического проекта «новой культуры» очевидна.

В историческом контексте сущность «новой культуры» заключается в том, что она призвана объединить в себе самое лучшее: заимствованное из Античности и существующее в современности. Преимущество ее состоит в неограниченной исторической эволюции, то есть «прогрессии», которая обусловлена «синтетической» рефлексией.

Заимствованный у Фихте «принцип рефлексии» был творчески переосмыслен в рамках шлегелевской концепции «новой мифологии» и «универсальной прогрессивной поэзии». Свое «движение рефлексии» Ф. Шлегель назвал «трансцендентальным способом романтической поэзии» («der transzendentale Weg der romantischen Poesie»), или источником ее эволюции («трансцендентальная поэзия»). Его мысль о «трансцендентальной» природе «романтической поэзии» означает также то, что гениальный поэт абсолютно свободен в своем творчестве. Наибольший характер эстетической свободы видится Шлегелем в иронии, выступающей в его трактовке как «трансцендентальное движение рефлексии» («transzendental Bewegung der Reflexion»), которое устремлено до бесконечности, к идеалу. Субъективно-персональный дух гения через иронию поднимается к Абсолюту. Объединение философии и поэзии в иронии является «вечным двигателем» формирования «новой культуры», посредством которой должна быть создана качественно новая эпоха истории человечества.

Рассматриваемая культура олицетворяет «Золотой век» («das goldene Zeitalter») «новой мифологии» («die neue Mythologie») в романтизме. Не случайно она получила наименования «Царства Божьего» («das Reich Gottes»), субъектом формирования которого является гений. При этом грядущее «Царство Божье» является продуктом рефлексивного (духовного) творчества человека [10, 101]. В таком смысле его историческое творчество обретает теургический характер, выступая в качестве способа разрешения целого комплекса глубоких противоречий между реальным и идеальным.

Немаловажной стороной эстетической концепции романтиков является проблематика становления человека как истинного субъекта культуры [7, 153]. Ей посвящен романтический культурный проект, который трактуется как единство различных культурных духовных практик: религии, мифотворчества, искусства, науки, морали, образования.

Таким образом, философско-мировоззренческие основы культурного проекта йенских романтиков выступают в качестве органичного синтеза таких идей, как концепция сложной структуры сознания античных гностиков, теория «двоемирия» Платона, ренессансная концепция гуманизма и теургической натуры творчества, воззрения Аврелия Августина на интроспективную основу человеческого сознания и творческий акт как мистическую встречу с Абсолютом; идея созидательной активности человеческого «Я» в когнитивном и эстетическом аспектах, представленная немецким классическим идеализмом. Отбор указанных идей связывается с попыткой йенских романтиков уяснить логику эволюции ранней историко-философской традиции с целью ее корректировки для создания качественно нового социокультурного мировоззрения («новой мифологии»), которое включало в себя архаические воззрения европейских народов, а также рационалистически достижения просветительской эпохи и интенции мифопоэтического понимания реальности.

Данное Ф. Шлегелем теоретическое обоснование «новой культуры» обладало программным характером и было обусловлено применением принципа историзма в социокультурном контексте, имело своей целью преодоление кризиса христианской мировоззренческой системы на рубеже XVII-XVIII веков, а также результата «интеллектуальных игр» периода Просвещения. Эти установки нашли выражение в попытке понимания мифа и мифотворчества, которые выступали как первичные формы выражения способности человека к трансцендированию и имагнитивной трансформации «внешней» и «внутренней» реальности [6, 57].

Проблему преобразования реальности для обретения ею утраченной подлинности и целостности йенские романтики пытаются решить при помощи формирования «нового человека». Сущность его раскрывается в ходе творческого преображения природы и общества. Формирование «нового человека» в йенском романтизме обусловлено образованием, понятым как особая культурная духовная практика, связанная с познанием субъектом самого себя и окружающего мира на базе мистического созерцания, предполагающего не совершенствование дискурсивного мышления, но формирование способности к воображению, мистическому осознанию реальности посредством эмпатического уподобления. Йенские романтики не расценивают образование как «проекцию культуры», равно как и его содержание – в качестве «проекции природы». Образование рассматривается как специфическое символическое пространство творческого преобразования субъективного сознания на основе его исходного прототипа, а также в качестве духовной практики, определяющей весь ход развития сознания.