Возникновение философии как историко-философская проблема

 Итак, сделаем вывод. Подводя итог, мы видим, что ранее речь шла о принципиальном единстве всех известных теорий. Заключено оно в осуществлении единого мыслительного хода – генезисного. В то же время все три версии  истолковывают появление философии идейным генезисом, иначе говоря – созданием предмета мышления. Помимо этого, существует и другая точка их соприкосновения, частично заключенное в первых двух – все три концепции опознаются как такие, которые рассуждают не о том, о чем есть насущная потребность размышлять. Здесь принципиально невозможно видеть проблему подобным образом – а потому нельзя использовать и генезисный подход. И проблема тут выходит далеко за рамки простого нежелания приобщаться к чему-то состоявшемуся как готовое. Суть состоит в актуальном обнаружении своего нахождения в каком-то совершенное другом мыслительном пространстве, не являющимся обычным расширением и углублением прежнего. И потому принципиально лишено смысла выяснение отношений с уже созданными теориями возникновения философии посредством критичного анализа отдельных фрагментов, или перестановки пяти главных вопросов, либо даже более подробного разъяснения того, из чего, когда и почему могла произойти философия, каков был ее генезис. Актуальность такого положения состоит в ранее не виданном структурном единстве мысли абсолютно всех имеющихся теорий. Т.е. ясно, что авторы, ученые выдвигают проблему каким-то определенным образом и по-другому не могут. Точкой выдвижения претензий является как раз таки это структурное единство. И спор  о терминах, способный разместить новую концепцию в числе предшествующих, становится более неуместен.

 Далее следует уяснить то, что не дает нам узреть проблему в таком же виде, что не позволяет интерпретировать появление философии процессом генезиса идей и вынуждает говорить о том, что не имело возможности быть в рамках предыдущих теорий – то есть о событийном возникновении(начале) мысли, а так же о том, что позволило ей случиться впервые. Появление мысли в  рамках генезисного хода заменяется образованием предмета мышления.  Это является признаком ментализма, то есть слияние сознания с предметным его содержанием. Проявление кризиса заключается и в том, что философская трудность, связанная с возникновением и началом мысли может быть увидена и интерпретирована разными способами. Такой кризис –есть кризис фундаментальных оснований. Получается, что, казалось бы, отдельная частная проблема истории философии позволяет обнаружить состояние современной философии на данный момент в целом. Для того, чтобы разобраться, в чем же тут дело, а значит, получить возможность двигаться дальше, нужно снизойти к предельным основаниям, организующим рационально-познавательное пространство неким определенным методом, задающим базис и фундамент мышления, способ постановки и разрешения вопросов. Таким предельным основанием, можно сказать, определяющим горизонт видения, выступает вид рациональности. В таком случае критические претензии теорий происхождения философии должны выстраиваться следующим образом. Модель генезисного возникновения философии следует понимать как итог воздействия ментализма, типичного для классического типа рациональности. Данный подход является попыткой выставить несовременность ограниченной теории, принадлежащей к границам какой-то определенной онтологии.  Далее в представленной работе последует описание самого предполагаемого основания( т.е. классический идеал рациональности), функционирование которого неотвратимо приводит к «ментализму». После в это поле поместится история философии как основная проблема, с целью выяснить, как его видит и наблюдает разум классической структуры. Разнородность видения – это всегда проблема постановки и образа, которым решается вопрос, то есть, иначе говоря, проблема выбора метода. Таким образом, разрешая данную проблему, мы автоматически получим такой способ постановки и анализа вопроса, который будет единственным возможным в классических рациональных рамках, в которых и узнается генезисный прогресс мысли. То есть можно предположить, что все компоненты структуры займут соответствующие места, что в конечном итоге позволит овладеть нынешним положением дел по данной проблеме, иначе говоря – четко и точно самоопределиться.

Классический идеал рациональности

как основание генезисного метода решения проблемы возникновения философии

 Классическая картина  мира подразумевает некоторую  конкретную онтологию ума [3], то есть то его место, позицию, от которой начинает разворачиваться область видения, поле мышления, определенным образом формализованное, характерная педантичность сознания. Это «место» ума задано декартовским законом «cogito». «Cogito, ergo sum» – «Я (трансцендентальный субъект) существует, полагая предмет». Таким образом, означается точка, которая имеет непосредственную самоочевидность и истинность. Такая точка независима от эмпирии(т.е. трансцендентальна). В рамках классического мировоззрения такое сознание как раз существует как самосознание. Оно абсолютно, так как безотносительно. Кроме того, оно является неразложимым, то есть элементарным. Эта точка сохраняется действием рефлексии, занятой замыканием формального сознания самого на себя, отделяя такое сознание от чего-либо внешнего. Внешним называется то, что исходит из «cogitо» в поле его действия, то самое, чему Декарт дал имя «протяженной субстанции» - Внешнее же – это то, что разворачивается из точки «cogito» в пространстве его действия, то, что Декарт назвал «протяженной субстанцией», – это поле наблюдаемых когитальным сознанием, то есть трансцендентальным субъектом, предметов. В данном случае речь идет именно об объектах, о предметах, но не о вещах, которые не обладают самостоятельностью, самодостаточностью, лишены внутреннего наполнения в виду их построения чистым «Я» на основе первоначальных характеристик, а  так же эффекта протяженности. Они выступают в качестве умственных конструктов. Любой объект – это материальное тело, а значит, явление, полностью выраженное пространственно в предметном контексте, в нем отсутствует что-либо внутреннее, то есть все, что в нем имеется может быть наблюдаемо субъектом. Предметы физического мира – объективны и материальны (в представленной ситуации материальность тождественна протяженности, а объективность – полной открытости для субъекта). В данной модели мир является цельной системой, сформированной когитальным «Я».

Все поле наблюдения построено субъектом, а поскольку последний формален, то есть внеэмпиричен, акты сознания в принципе непрерывны. Таким образом, в рамках «cogito» вводится принцип непрерывности воспроизводимого опыта. А коль скоро предметы не могут «спрятаться» (у них нет теневых сторон), то опыт еще и однороден. Самотождественное сознание – единственный постоянный носитель осознаваемых событий и наблюдений. Во всех точках пространства опыта возможен перенос наблюдения (сознание прозрачно и не вносит своих эффектов), не нарушаемый ни в одной его точке. Когитальное «Я» в чистом виде – гипотетически сверхмощный интеллект, держащий одновременно всю структуру наблюдения. Человеческий разум отличен от него не в принципе, а по степени. Эмпирическое «Я» путем рефлексии может «очистить» себя до трансцендентального и воспроизвестись в любом месте однородного поля.

 Так что же доступно познанию, учитывая особенности подобной формы рационализма? Все, попадающее в область исследования классической рациональности, ей толкуется как субъект или как объект, третий вариант не дан. При всем этом познать возможно лишь предметы, иначе говоря – модели и структуры, которые созданы трансцендентальным «Я». И все же даже за рамками познания сохраняется сознание как таковое. Здесь оно обращается в неделимую и неразложимую элементарную сущность, точку чистой субъективности, Оно экранирует себя принципом «cogito», превращаясь в неразложимую элементарность, прозрачную точку чистой субъективности. При помощи рефлексии из этой точки можно извлечь целый мир, но в то же время данная точка как бы скрывается за поля зрения, прячется «за спектаклем мира». Классический ум всегда предметен, так как он познает и себя, и предметы исключительно в качестве имеющего представление о предмете, наполненного предметно. Подобным путем в классическом рационализме нам приходится сталкиваться с менталистской консолидацией мысли и содержания мысли. И расцепить их сращение нет возможности – ведь классика не обладает для этого необходимыми инструментами. Именно по этой причине в классической сфере мышления неизбежен ментализм, в силу того, что он выступает незаменимым эффектом функционирования данной формальной структуры.  Беспредметное мышление пусто, его в принципе не существует, о сознании как о таковом нельзя знать, всего лишь потому, что знать то по сути и нечего – сознание в таком случае является не более, чем прозрачной точкой чистого субъекта. В конце концов классический интеллект может только следить и наблюдать за объектами, сформированными в пространстве и времени, реконструировать их. Классический ум вычисляет меру и пропорцию между явлением и законом., Это – научный идеал в чистом виде. Именно классика создала науку и сделала из нее эталон. В самом деле, познанию необходимо быть научным, в ином случае ему грозит потеря статуса познания.

 Мы выяснили, что субъектно-объектная  структура эмпирии создает неизбежность  менталистского слияния сознания  с его конкретным содержанием, и в результате мысль понимается  через предмет мысли. Это означает, что, если мы хотим понять, как же возникла мысль, вполне достаточно объяснить происхождение и формирование предмета. При всем при этом данное формирование принципиально связано с сущностью предмета – это как бы приведение сущности от потенциального состояния к актуальному, в котором все шаги движения диктуются строгой и урегулированной внутренней логикой.  И это весьма объяснимо : предмет – это всегда конструкт, а сущностью конструкта является метод его построения.

 Помещая в представленную  мыслительную область проблему  происхождения философии, мы получим  следующее. Ставя вопрос о начале  философии, мы не спрашиваем об  условиях возникновения мысли, мы  выясняем, как формировалась предметность  философии. Таким образом, не имеет  смысла даже думать о том, чтобы понять законы сознания, которые позволяют случиться мысли. Классический ум видит законы предметности, но не законы сознания. Как раз ими-то и следует заниматься философии. Иначе говоря, начало философии имеет место в мире тогда, когда возникают глобальные универсальные идеи, например, об устройстве мира. Эти идеи должны быть выражены структурированно, законосообразно и в категориях. Философский предмет актуален для любой точки пространства эмпирии, то есть абсолютно универсален. Это идея обо всем мире в его многообразии и беспредельности. По этой причине объяснения требует то, каким образом и откуда возникло знание, а это равнозначно разъяснению способа, которым вообще может сформироваться предмет мышления. И разъяснение правдоподобно и убедительно только в том случае, если оно наукообразно, то есть достоверно.

Итак, решить проблему возникновения философии классически – значит описать процесс формирования философской предметности. Процесс формирования – это история. Рассмотрим подробнее, что такое история и история философии в классике, чтобы понять единственно возможный в этой структуре исторический метод и увидеть, чем является мысль, объясненная при помощи этого метода.

История классична в той мере, в какой она – наука и структурирована как история предмета, то есть описывается через субъект–объектные отношения. Поскольку в поле видения классической рациональности предмет всегда есть нечто внешнее субъекту, нечто, находящееся в пространстве наблюдения и, вообще говоря, пространственно артикулированное, объект истории всегда функционирует в пределе по типу физического тела. История – это изменение данного объекта во времени. Поскольку этот объект полностью вывернут вовне, то есть абсолютно наблюдаем, его изменения умопостигаемы, то есть не беспорядочны, а законосообразны. Время и пространство изменения предмета истории – это время и пространство физических тел, а значит, само изменение жестко детерминировано причинно–следственными связями. Цель истории как науки – выявить эти каузальные зависимости, выстраивая по возможности непрерывную цепь развития – необходимого (то есть соответствующего закону) преобразования одного явления в другое.

Что же это за закономерность? Это закономерность самораскрытия сущности – то есть ее перехода из потенциального состояния в актуальное. История есть диалектическая самореализация сущности некоего предмета. Поэтому логика исторического процесса – это логика сущности. Первое логически является также и первым исторически. Сущность постепенно развивается от простого к сложному – также движется и история. История – это однородный линейный процесс, в котором сущность непрерывно развивается по стадиям в сторону цветущей сложности. Иными словами, история прогрессивна.

Итак, объект истории по типу физичен[4] (ведь наука может говорить только о физических телах, в противном случае всякая наукообразность неуместна), а диалектика в истории присутствует как эволюция. Время этого изменения – астрономическое однородное время, способ изменения – постадиальная реализация сущности, причем внешний каузальный детерминизм служит раскрытию логики предмета. Цель истории как науки – предъявить непрерывность, детерминистически объяснить каждую новую стадию из предшествующей (как ее прогрессивное развитие). В той мере, в какой история желает быть наукой, она должна выполнять эти требования.

Все это вполне справедливо и тогда, когда речь идет об истории философии. Здесь мы имеем «специфическую логику специфического предмета». История философии – это становление, поступательное и закономерное развитие идей, историческая зависимость мыслительных образований. История философии желает быть одновременно и философией, и наукой. Философичной ее обязывает быть предмет – ведь речь идет о последовательности раскрытия внутренней логики какой–либо идеи. При этом история философии применяет чисто научные методы для описания и объяснения непрерывности развития мысли, помещенной в пространство и время, для выявления зависимостей, позволяющих мысли именно в этом временном отрезке раскрыться именно на этой стадии. Речь идет о зависимости философии от внешних причин, которая и делает ее протяженность во времени собственно историей в классическом, научном смысле этого слова, поскольку декорации мысли понимаются как однородное и непрерывное пространство опыта и наблюдения новоевропейской науки, которое может воздействовать на что–либо только одним способом – детерминистически. Время этой истории философии – астрономическое время, фиксируемое в датах униформного календаря. И именно универсальность времени обеспечивает непрерывность и наблюдаемость историческому процессу, что позволяет говорить о хронологии, о периодах и стадиях развития мысли, ее движения, измеряя их все годами, как если бы речь шла о временных характеристиках физических тел. (И только благодаря этому само собой разумеется, что «античная философия, то есть философия древних греков и римлян, зародилась в VI в. до н. э. в Греции и просуществовала до VI в. н. э. Таким образом, античная философия была жива около 1200 лет»[5].) То же самое можно сказать и о пространственной протяженности – понимается ли она не физически в своей основе? Даже если речь идет о социальном пространстве философии, это совершенно не меняет сути дела, поскольку последнее всецело объективно и детерминистично. Таким образом, если историю философии размещают в социальной среде, то простую хронологию временных периодов «подкрашивают» еще и названиями типа «рабовладельческая философия» или «буржуазная философия». Историк философии, желая служить науке, обязан объяснять своеобразие каждой стадии развития мысли спецификой внешних, объективных условий. Если эти условия – социальные, то философия связана с социумом как надстройка с базисом, то есть, как это обычно говорится, «в конечном счете его отражает». Это – легко узнаваемое «общее место» отечественного историко–философского подхода. Теперь, можно надеяться, нам понятны его основания.