Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Сентября 2012 в 19:02, курсовая работа
С момента формирования медицины как разновидности научно обоснованной практики между ней и альтернативными формами врачевания возникло глубокое противоречие. Уже Гиппократ считал принципиально важным бороться с «шарлатанами», не обладающими необходимыми знаниями и умениями. На протяжении всей последующей истории медицины этот конфликт с «парамедициной» сохранялся. В настоящее время к «парамедицине» можно отнести различные типы врачевания, основывающиеся на традиционных восточных идеях, шаманизм, знахарство, колдовство, многообразные формы народного целительства. Характерным для них всех является непризнание со стороны официальной, естественнонаучно ориентированной медицины.
Введение 3
1. Понятие паранормальнсти в науке 5
2. Демаркация научного и паранаучного знания 17
3. Истоки паранормального в медицине 31
Заключение 41
Библиография 45
Эти критерии оказались "слишком простыми", чтобы быть достаточными. Логико-методологический анализ, осуществленный самими логическими позитивистами в рамках их доктрины, показал, что теоретические утверждения (законы науки) не могут быть окончательно верифицированы. Истинность и ложность научных утверждений не является зависимой от процедур их верификации или фальсификации. Более того, сами эти процедуры не носят безусловный характер, не являются полностью независимыми от любого вида теоретического знания.
Одним из следствий методологической неудачи исходного решения проблемы демаркации науки и паранауки явилась проявившаяся в исследованиях по философии и методологии науки второй половины XXвека тенденция сближения науки с другими формами духовного творчества: метафизикой, религией, мифологией. Конечно, не только неудачная попытка решения проблемы демаркации повлияла на изменение точек зрения и смещение интересов исследователей проблем методологии науки. Существенную роль сыграли также и результаты анализа других важнейших философских и методологических проблем науки. Прежде всего это относится к анализу двух взаимосвязанных ключевых проблем: проблеме развития науки и проблеме истинности (обоснованности) научного знания.
Одним из основных выводов, к которым пришла методология науки во второй половине XX века, является положение о том, что развитие науки не представляет собой непрерывного кумулятивного процесса. Новые научные теории не обязаны быть простым расширением прежних теорий. Очень часто они несовместимы по своему содержанию или даже несоизмеримы, если базируются на различных допущениях. В этом смысле процесс смены научных теорий включает в себя моменты выбора системы допущений. Однако подобный выбор не может быть оправдан только рациональными аргументами, поскольку неоспоримые преимущества новой теории перед старой проявляются значительно позднее момента выбора. Это показывает, что рациональное обоснование науки на любом этапе ее развития является недостижимым идеалом, поскольку подобное обоснование неизбежно ограничивается наличием нерациональных компонентов в истории развития той или иной научной дисциплины. Более того, несовместимость старых и новых научных теорий означает, что содержание старых теорий включает в себя ложные утверждения. Следовательно, научное знание в этом смысле не может оцениваться как безусловно истинное. Но признание относительности (точнее, условности) научных истин, приводит нас к заключению, что и современные научные теории будут также пересмотрены и отброшены, как и их предшественницы.
Таким образом, научная деятельность, как деятельность, направленная на поиск истины, не может рассматриваться как образец рациональной деятельности, поскольку конечная ее цель принципиально недостижима. Кроме этого, сами основания научного знания оказываются во многом произвольными допущениями, выбранными интуитивным образом, а не в результате строгого критического анализа. В результате наука предстает перед нами как трижды нерациональная форма духовной деятельности: она нерациональна в своих основаниях, нерациональна по способу своего развития и нерациональна по своей конечной цели. В таком случае у нас нет никаких причин относиться к ее результатам с наибольшим доверием, а тем более предполагать, что она обладает какими-либо преимуществами по сравнению с мифологией и религией в том, что дает нам адекватную картину мира.
Поскольку обоснованность научного знания уже поставлена под сомнение, постольку научную, религиозную и мифологическую картину мира мы можем рассматривать как равноправные - все они в конечном счете оправдываются верой человека в истинность их основоположений. А эта вера, формирующаяся прежде всего под воздействием социально-культурных факторов, таких как воспитание, образование, коллективные представления и т.д., является реализацией фундаментальной потребности человека гармонизировать свои отношения с миром.
Можно выделить следующие уровни этой проблемы[6]:
1) холистический (верхний уровень); на этом уровне задача состоит в выявлении специфики науки как формы духовной деятельности по сравнению с другими аналогичными интегративными формами - искусством, религией и т.п.;
2) дисциплинарный: на этом уровне должна решаться проблема демаркации научной дисциплины и ее квазинаучного двойника, например, психологии и парапсихологии,
3) теорийный: кроме подлинно научных, внутри научной дисциплины могут зарождаться и функционировать и ненаучные, например, метафизические, теории;
4) атомарный: проблемой этого уровня является разграничение научных и ненаучных предложений;
5) антропологический: человек науки может действовать как ученый или не как ученый в зависимости от принятых им на момент исследования целей и установок.
Естественно, что каждый уровень проблемы демаркации содержит на самом деле совокупность взаимосвязанных проблем, да и сами эти уровни не могут быть отделены друг от друга непроницаемой границей. Так, на атомарном уровне одной из проблем является проблема разделения эмпирических научных высказываний и эмпирических высказываний естественного языка (в философском плане эта проблема выглядит как проблема формирования научного факта), проблема взаимосвязи эмпирического и теоретического познания оказывается сквозной проблемой для всех уровней демаркации и т.д. Вполне возможно, что не на всех уровнях проблема демаркации может иметь удовлетворительное решение, но тем не менее подобное разбиение выглядит достаточно перспективным.
Далее мы более подробно остановимся на проблемах разграничения науки и паранауки, а также научных и ненаучных теорий.
Существует множество специфических признаков науки, отличающих ее от других форм культуры. Среди существенных признаков науки выделим следующие[7]:
направленность на поиск достоверного знания; специфический способ организации поиска этого знания - "научное исследование";
принципиальная незавершенность научного знания (возможность его совершенствования);
универсальность науки - возможность применения исследовательских методов в любой области реальности; наличие особого субъекта научной деятельности - научного сообщества, характеризующегося специфической организацией и собственными законами функционирования и воспроизводства.
Разумеется, не все эти признаки являются равноправными по своему статусу. Часть из них при детальном раскрытии их содержания оказывается результатом эмпирических обобщений. Другая же часть получена на основе философского анализа науки. Остановимся, прежде всего, на последних.
Цель науки - достижение истинного знания о мире. Это означает, что, во-первых, мы имеем представление о том, что является истиной (или по крайней мере о том, что ей не является); во-вторых, существование истин подразумевает существование определенного типа реальности, к которой собственно и относятся эти истины. Эта реальность должна быть дана исследователю до всякого исследования, должна сохраняться после исследования и должна быть (главное) независимой от исследователя. Предпосылка существования независимой от исследователя реальности, как известно, считается основным условием для развертывания научного познания. Независимость реальности от субъекта исследования есть просто конкретизация убеждения, формируемого всем жизненным опытом любого человека - существование реальности в целом не зависит от наших действий в ней и представлений о ней. Существуют некоторые элементы реальности, которые мы можем в ней изменять, но мы не способны ее создать и уничтожить (любая солипсистская позиция есть результат рассуждений, а не опыта). Именно такая реальность становится предметом исследования, и описанием именно такой реальности являются научные истины. Иначе говоря, отправной точкой научного исследования является непосредственно данная реальность, которая в целом индифферентна к существованию исследователя и его процедурам.
Теперь вернемся к научным истинам. Все истины, получаемые в результате научных исследований, является истинами ограниченными. Эта ограниченность состоит в следующем: они относятся только к фрагментам реальности, и получены в результате исследования конкретных ее частей. Это объясняется указанной выше незавершенностью науки и гарантирует эту незавершенность. Кроме того, само понимание истины в науке несомненно связано с ее пониманием в обыденном жизненном опыте человека, накопленном во взаимодействии с окружающей его областью реальности. Изменчивость повседневного опыта не дает истинам стать окончательными.
Перейдем теперь ко второму выделенному выше признаку науки: ни одно утверждение не принимается на веру, каждая научная истина есть результат соответствующего проведенного исследования. Каждое научное исследование представляет собой предприятие, где успех не может быть гарантирован никому и ни при каких обстоятельствах. В то же время, хотя личные усилия исследователя почти всегда приводят к результатам, где субъективность его позиции практически неотделима от интерсубъективности научно значимых итогов исследования, тем не менее, общий массив научного знания, как правило, нивелирует все личностные компоненты и предстает перед нами как система безличных истин. Этот эффект достигается не только и не столько в силу статистических закономерностей, устраняющих воздействие случайных причин, сколько в силу общепринятой методологической научной конвенции: любое исследование должно быть воспроизводимо. Это означает не только возможность перепроверки экспериментальных результатов в естественных науках, но и возможность перепроверки и критического рассмотрения всех рассуждений, осуществленных в том или ином экспериментальном или теоретическом исследовании. Иначе говоря, все имевшие место в ходе исследования мыслительные и практические действия должны быть представлены в соответствующем отчете об исследовании (сообщении, статье, монографии и т.д.). Конечно же, на практике это требование выполняется весьма приблизительно, общепринятые и общеизвестные положения опускаются. Но все это допустимо только при условии, что все пропуски могут быть однозначно восстановлены в полную картину, что является необходимым для возможности повторного проведения исследования и доказательства объективности полученных результатов. Собственно, сам процесс исследования строится таким образом, чтобы его результаты могли расцениваться научным сообществом как обоснованные. Иначе говоря, обобщая одно из известных требований индуктивной логики, можно сказать, что между исследованием и его результатами должно быть по крайней мере отношение подтверждения.
Воспроизводимость не является единственным требованием, обеспечивающим научность исследования. Еще одно необходимое условие - научность поставленной исследователем цели. Проблема, на разрешение которой направлены его усилия, должна быть признана имеющей научную значимость. Механизмы такого признания могут быть различными и исторически изменчивыми, но их наличие несомненно, так как они призваны связывать отдельных исследователей в научное сообщество путем выработки общей онтологии для той или иной научной дисциплины.
Еще один существенный признак научного исследования, характерный для науки, находящейся на парадигмальной стадии развития, - применение специфических методов, разработанных и апробированных в соответствующих научных дисциплинах. В этом смысле даже наблюдение, проводящееся ученым, отличается от наблюдения, проводящегося дилетантом, поскольку оно детерминируется соответствующими целями исследования и его результаты фиксируются в стандартизованном научном языке (где как раз и проявляется "теоретическая нагруженность терминов наблюдения")[8].
Наконец, последний момент, интересующий нас в контексте проблемы демаркации, - интерпретация полученных результатов. Как правило, она также осуществляется в рамках той или иной научной теории, но возможна ситуация, когда исследователь имеет дело с аномалией, не вписывающейся ни в одну из научных теорий. В таком случае результаты могут получить интерпретацию на более абстрактном уровне. Если используемая исследователем паранаучность не противоречит описанным выше онтологическим допущениям научных исследований, то можно считать, что и исследование в целом не вышло за пределы науки.
Очевидно, что все указанные специфические признаки научного исследования не позволяют сконструировать его эффективное определение, позволяющее для каждого случая установить, имеем ли мы дело именно с научным исследованием, или же с чем-то иным. В спорных ситуациях этот вопрос сам будет нуждаться в проведении специального исследования. Тем не менее, по-видимому, можно утверждать, что указанные признаки являются ориентировочными критериями для вынесения суждения о научности производимых исследований.
Теперь можно произвести краткое сопоставление науки с другими формами духовной культуры, также претендующими на обладание знанием о реальности и выполнение определенных познавательных функций. Наиболее близкими к области парамедицины можно считать религию и мифологию.
Начнем с науки и религии. Прежде всего, кажется очевидным, что две эти формы культуры реализуют совершенно различные духовные потребности. Если наука удовлетворяет потребность в истине, то религия удовлетворяет потребность в бессмертии и высшей справедливости. Но нас сейчас не будут интересовать вопросы социально-культурной роли науки и религии в истории и современном обществе. Внутри религии может существовать особая форма познания, претендующая на научный статус - теология. В какой мере теологическое познание можно считать научным.
Теология, как и всякая другая научная дисциплина, имеет свою область изучения, свои приемы получения знания, свое специфическое сообщество исследователей, даже свои собственные факультеты в университетах. В этом отношении она сходна с любой другой академической фундаментальной дисциплиной. Но, несмотря на эти и другие многочисленные сходства, между теологией и наукой есть глобальное различие: они исследуют разные типы реальности. Реальность, к которой обращается теолог, не дана непосредственно. Это сверхъестественная реальность. Более того, если бы не существовало истин откровения, она так и осталась бы недоступной для познания. В силу этого фундаментального различия исследуемых реальностей методы и результаты теологии отличаются от методов и результатов любой другой науки в следующем существенном отношении. Любая наука стремится к созданию наиболее глубокой теории, описывающей исследуемый фрагмент реальности и служащей базой для объяснения всех происходящих в данной области явлений. Теология в создании такой теории не нуждается. Ее исследование не может завершиться обретением новых истин, превосходящих по глубине исходные положения. Наоборот, самые главные ее истины уже даны ей до всякого исследования, а нахождение других наиболее значимых истин запрещено сутью сверхъестественной реальности. Вытекающее из этого другое отличие науки и теологии состоит в том, что теология содержит утверждения о естественной реальности в целом, причем по своему статусу эти утверждения относятся к истинам откровения. Это обстоятельство вполне объяснимо: для теологии естественная реальность не является всей реальностью, более того, она не является подлинной реальностью. События естественной реальности для теологии не имеют самостоятельного значения, они только проявления иной, высшей реальности, при этом для науки само существование такой высшей реальности является недостоверным. Таким образом, теология оказывается за пределами науки в силу иной онтологии, хотя все остальные признаки, присущие науке, в ней могут быть обнаружены.
Сравнение науки с мифологией по вышеописанным критериям также приводит к вполне очевидным результатам. Миф как смысловая целостность, по-видимому, может сопоставляться только с научной теорией. Но, в отличие от теории, он не является результатом проведенных исследований реальности, а является антропоморфным ее осмыслением. Кроме этого, если творцом научных знаний является более или менее четко выделяемый субъект - научное сообщество, то мифология, как правило, результат анонимного творчества и именно на доисторической анонимности зиждется ее авторитет. Реальность, описываемая в мифах, также не является непосредственно данной реальностью. Хотя человек и ощущает себя частью подобной реальности, но эта реальность не безразличная к человеку, а проявляющая свою волю. Здесь не может быть речи о воспроизводимости результатов воздействия на эту реальность. Можно сказать, что во власти человека здесь создать необходимые условия для достижения определенного результата, но он никогда не может сделать их достаточными. В силу этого при мифологическом способе восприятия реальности субъект не в состоянии выстроить свои действия и рассуждения в такую структуру, которую можно было бы назвать научным исследованием.