Онтология Парменида и Гераклита

    Первый  гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»:

    Это — путь Убежденья (которое  Истине спутник).

    Путь  второй — что «не  есть» и «не  быть должно неизбежно»:

    Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна,

    Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),

    Ни  изъяснить…» [4–6; В 2]¹¹ 

    Истинной  он признает только первую предпосылку:  

    «...Решение  – вот в чем:

    Есть  или не есть? Так  вот, решено, как и  необходимо,

    Путь  второй отмести, как  немыслимый и безымянный.

    (Ложен сей путь), а первый признать за сущий и верный…»

    [15–19; В 8]¹² 

    Бытие, согласно Пармениду, едино, неделимо, неизменяемо, вневременно, закончено в себе, только оно истинно сущее; множественность, изменчивость, прерывность, текучесть и т.д. – все это относится к области мнения¹³.

    Парменид  описывает исходное положение мысли, ищущей истину, по сказочному образцу  путника на перекрестке, решающему, каким путем идти. Первым отвергается  блуждание по истоптанным тропам «многоопытной привычки», в путанице и распутице обыденной жизни, среди условных наименований, общепринятых мнимостей и двусмыслиц. Неистинность мира повседневной жизни коренится в его противоречивости: ни о чем здесь нельзя решить, есть оно или не есть, но все всегда как-то и есть и не есть одновременно. 

    «Прежде тебя от сего отвращаю пути изысканья,

    А затем от того, где  люди, лишенные знанья,

    Бродят  о двух головах. Беспомощность  жалкая правит

    В их груди заплутавшим  умом, а они в  изумленье 

    Мечутся, глухи и слепы  равно, невнятные  толпы,

    Коими «быть и не быть» одним признаются и тем же

    И не тем же, но все  идет на попятную тотчас» [В 6]¹⁴ 

    Истина  же требует решительного различения есть от не есть. Отсюда решающее суждение Парменида: есть либо бытие, либо небытие, третьего не дано.

    «Можно  лишь то говорить и мыслить, что есть:

    Бытие ведь Есть, а ничто  не есть…» [В 6]¹⁵ 

    Вторым  решением отвергается путь в небытие, никуда не ведущий, т. е. просто не-путь, беспутица. Здесь нечего искать, ибо  нет искомого, что можно было бы иметь в виду (мыслить) и о чем  можно было бы говорить. Отсюда первое основоположение Парменида: есть только бытие, небытия нет: 

    «Нет, никогда не вынудить это: «не сущее – сущее».

    Но  отврати свою мысль  от сего пути изысканья,

    Да  не побудит тебя на него многоопытный навык 

    Оком  бесцельным глазеть, и слушать ухом щумящим,

    И языком ощущать. Рассуди  многоспорящий довод,

    Разумом мной приведенный…» [В 7–8]¹⁶ 

    Остается  путь, ведущий к бытию, очищенному от всякой примеси небытия. Путь, указуемый  бытием, содержит много указаний о  самом бытии. Оно не рождается (из небытия) и не гибнет (в небытие), не различается в себе, не изменяется, не протекает во времени, а все целиком сразу единое и неделимое пребывает в покое, замкнутое в себе и отделенное от небытия нерушимыми пределами: 

    «Остается только один мысленный путь,

    [Который  гласит]: «есть». На  нем очень много  знаков,

    Что сущее нерожденным, оно и не подвержено гибели,

    Целокупное, единородное, бездрожное

    [Неподвижное]  и законченное.

    Оно не «было» никогда  и не «будет»,

    Так как оно «есть» сейчас – всё вместе [одновременно],

    Одно, непрерывное. Ибо  что за рожденье будешь выискивать ему?

    Как и откуда оно выросло? Из не-сущего [«того, чего нет»]?

    Этого я [Дикэ] не разрешу  тебе высказывать  или мыслить,

    Ибо нельзя ни высказать, ни помыслить: «не есть»...» [В 7–8]¹⁷ 

    Бытие у Парменида не теряется в неопределенной беспредельности (как у Мелисса), а схватывается мыслью в полноте  присутствия, вместе с пределами, что  передается образом сферы, шара бытия  в ночи небытия. Парменид формулирует  основание греческой онтологии вообще: бытие всего сущего (всего и каждого) заключено в пределах – в форме, виде, образе¹⁸. 

    «…Ибо нет и не будет  другого 

    Сверх бытия ничего: Судьба его приковала 

    Быть  целокупным, недвижным. Поэтому именем будет 

    все, что приняли люди, за истину то полагая:

    «Быть и не быть», «рождаться на свет и гибнуть бесследно»,

    «Перемещаться»  и «цвет изменять ослепительно яркий».

    Но, поскольку есть крайний  предел, оно завершенно

    Ото всюду, подобное глыбе  круглого Шара…» [В 35–40]¹⁹ 

    Сущее усматривается собранным в полноту и единство бытия не чувственным, а умным взором, мыслью. Бытие как таковое присутствует в мысли. Напротив, мысль, блуждающая в сомнительном мире, собирается в понимающий ум, сосредоточиваясь на единственно мыслимом (однозначном, неизменном, определенном), на бытии. Мысль наставляется на путь тем самым мыслимым бытием, к которому путь прокладывает. Путь к бытию есть поэтому и путь мысли к самой себе, мыслить значит мыслить что-то. Отсюда второе основоположение Парменида: то же самое мысль и то, о чем она:

    «Ибо  нельзя бытию незаконченным  быть и не должно:

    Нет нужды у него, а  будь, во всем бы нуждалось.

    То  же самое – мысль  и то, о чем мысль  возникает,

    Ибо без бытия о  котором ее изрекают,

    Мысли тебе не найти…» [В 35]²⁰

    Определенность  понимания находится в определенности понимаемого. Это значит: сама возможность речи, говорящей о чем-то, и мысли, имеющей что-то в виду, уже предполагает бытие в парменидовском смысле.

    Анализ  условий истинного бытия позволяет  установить точные начала неточного  мира, царства мнений, дополнительного к царству истины. Истинное бытие едино и неизменно: 

    «Но и не меньше вот  тут должно его  быть, чем вон там  вот.

    Ибо нет ни не – сущего, кое ему помешало б 

    С равным смыкаться  ни сущего, так чтобы  тут его было

    Больше, меньше – там, раз все оно неуязвимо.

    Ибо отовсюду равно себе, однородно в границах» [В 45]²¹ 

    Обманчивое  же бытие изменчивого мира обязано  тому, что смертные допустили некое  бытие небытия, установив в качестве начал две противоположные формы: свет (огонь) бытия и ночь (холод) небытия. Отсюда Парменид развертывает вариант космогонии, большая часть которой не сохранилась.

    Парменид  ставит проблему тождества бытия и мышления, бытия и мыслей о бытии. Поэтому, когда Парменид говорит: «Одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит», – то утверждение это необходимо понимать прежде всего в его физическом и космологическом смысле: неверно думать, говорит Парменид, будто в природе может существовать пустота; мир – сплошная масса вещества, или шаровидное тело. Существует только бытие как лишь сплошь заполненное веществом пространство, и это бытие сферично, имеет форму шара («сфайра» по-гречески – шар). Из невозможности пустоты и из совершенной сплошной заполненности пространства веществом получался вывод: мир един, в нем нет и не может быть никакого множества отдельных вещей²². Сначала он разбирает логические возможности соотношения категорий бытия и небытия, вскрывая ряд парадоксов, или, как он их сам обозначает, «западни» на пути истины, попав в которые, разум начинает идти неверным путем.

    Если  признать небытие, то оно, по мнению Парменида, необходимо существует. Если это так, то бытие и небытие оказываются  тождественными, но в этом заключается  видимое противоречие. Если же бытие  и небытие нетождественны, то бытие  существует, а небытие не существует.

         «И  не «было» оно, и не «будет», раз ныне все сразу

    «Есть», одно, сплошное. Не сыщешь ему ты рождения.

    Как, откуда взросло? Из не-сущего? Так не позволю 

    Я ни сказать, ни помыслить: Немыслимо, невыразимо

    Есть, что не есть. Да и  что за нужда бы его побудила

    Позже, чем раньше, начав  с ничего, появиться 

    Так что иль быть всегда, или не быть никогда  ему должно.

    Но  и из сущего не разрешит Убеждения сила,

    Кроме него самого, возникать  ничему. Потому-то

    Правда  его не пустила  рождаться, ослабив оковы,

    Иль погибать, но держит крепко» [В 8; 5–15]²³ 

    Но  как тогда мыслить несуществующее? И Парменид приходит к выводу, что  таким образом мыслить нельзя, т. е. фактически формулирует закон  запрещения противоречия²⁴. Суждение о существовании небытия (несуществующего) для него принципиально ложно. Но это в свою очередь порождает серию вопросов: откуда возникает бытие? Куда оно исчезает? Как объяснить то, что бытие может перейти в небытие?

    Для того чтобы ответить на подобные вопросы, Парменид вынужден говорить о невозможности мысленного выражения небытия – «Немыслимо, невыразимо Есть, что не есть…»²⁵. Но в этом случае проблема перетекает в плоскость решения вопроса о соотношении бытия и мышления. Мышление и бытие, по Пармениду, совпадают, поэтому «мышление и бытие одно и то же» или «одно и то же мысль о предмете и предмет мысли»²⁶. Это можно понять как то, что бытие и мышление тождественны и как процесс, и как результат». Но Парменид  не  только  поставил философскую проблему бытия, но и решил ее – решил прямолинейно: «бытие есть, а небытия нет».

    Истинное  бытие, согласно заключениям Парменида, едино, нераздельно, неизменно  и неподвижно, весь же чувственно воспринимаемый мир, состоящий из множества возникающих, меняющихся и исчезающих вещей, лежит за его пределами²⁷.  

    « «Было» – значит не есть, не есть, если «некогда будет».

    Так угасло рожденье и  без вести гибель пропала.

    И неделимо оно, коль скоро  всецело подобно:

    Тут вот – не больше его ничуть, а там вот – не меньше,

    что исключило бы сплошность, но все наполнено сущим» [В 20]²⁸ 

    «Парменид полагает, что все одно, вечно, не возникло и шарообразно, но и он не избежал мнения большинства, полагая  началами Всего огонь и землю: землю – как метерию, огонь  – как творящую причину.Он утверждал  также, что Все вечно, не возникло, одинаково, не имеет пространства внутри себя, неподвижно и конечно»²⁹.