Функции уголовного процесса

Потерпевший является носителем обвинительной  функции потому, что он, как предполагается, жертва преступления и именно его личные интересы непосредственно пострадали или могли пострадать от преступного посягательства. Возможные на практике случаи, когда конкретный потерпевший (например, жена подсудимого) фактически вовсе не заинтересован в изобличении подсудимого, ничего в данном вопросе не меняют. Важно, как законодатель определил процессуальный интерес потерпевшего, и какими процессуальными правами  он наделил потерпевшего для осуществления этого интереса (например, правом обжаловать приговор за мягкостью наказания).

Характер  функции общественного обвинения  определяется тем, что он выделен  коллективом для обвинения подсудимого, что именно на обвинение ему дан  мандат общественностью.

Во-вторых, прокурор участвует в судебном заседании, чтобы отстаивать тот интерес, которым подиктована функция обвинения в отличие от функции решения дела. И это ни в какой мере не вступает в противоречие с тем бесспорным фактом, что прокурор как орган надзора за законностью и суд как орган правосудия служат одному и тому же государственному интересу, выраженному в задачах уголовного судопроизводства.

В-третьих, отказ прокурора от обвинения  не опровергает, а, наоборот, подтверждает, что он в данном процессе участвует  в качестве носителя функции обвинения. Ибо отказаться от обвинения может только тот, кто обвиняет, а не тот, кто осуществляет функцию защиты или решения дела.

По данному  вопросу можно привести небольшой  пример из судебной практики:

     По приговору Челябинского областного  суда от 20 февраля  2001  г. Антонов осужден по п.  "в" ч. 3 ст. 162 и пп. "ж", "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ.

     По делу  осуждены  также   Даньков,  Гареев  и  Иргизов  (надзорное производство в отношении них не возбуждено).

     Антонов признан  виновным  в совершении преступлений при  следующих обстоятельствах.

     Антонов, Даньков,  Гареев  и  Иргизов,  распивая спиртные напитки, узнали,  что у Баизова есть деньги и решили напасть на  него.  С  этой целью  все  четверо стали избивать потерпевшего,  причинив ему побои в виде ссадин и кровоподтеков на лице и туловище.  Гареев в  присутствии соучастников  снял  с  Баизова  кожаную куртку стоимостью 950 руб.,  в кармане которой находилось 260 руб.

     С целью сокрытия разбоя виновные, решив убить Баизова, завели  его в подъезд дома и нанесли множество телесных  повреждений,  от  которых потерпевший  потерял  сознание.  Даньков  и  Антонов  задушили Баизова шнурками от ботинок,  после чего труп раздели и вынесли  на  улицу.  С места происшествия все четверо скрылись, завладев вещами на сумму 1230 руб.

     Судебная коллегия  по  уголовным делам Верховного Суда РФ 18 июня 2001 г. оставила приговор в отношении Антонова без изменения.

     Осужденный Антонов   в   надзорной  жалобе  просил  об  изменении приговора в части квалификации его действий по п.  "в" ч. 3 ст. 162 УК РФ,  указывая,  что  сговора  на завладение имуществом потерпевшего не было,  деньги,  обнаруженные у убитого,  он брать отказался,  во время завладения  вещами  потерпевшего  угрозы  для  его жизни и здоровья не было. Кроме того, прокурор в судебном заседании просил квалифицировать их действия по ч.  2 ст. 162 УК РФ, считая необоснованной квалификацию их действий по п. "в" ч. 3 ст. 162 УК РФ.

     Президиум Верховного Суда РФ 4 апреля 2007 г.  изменил приговор  и кассационное определение на основании п. 3 ч. 1 ст. 379 УПК РФ в связи с неправильным применением уголовного закона, указав следующее.

     Вывод суда  о  виновности  Антонова  в  совершении   преступлений основан  на  доказательствах,  исследованных  в  судебном  заседании и изложенных в приговоре.  Судом признано,  что Антонов участвовал  в убийстве  Баизова  и  в  разбойном  нападении  на  него совместно и по предварительному сговору с другими лицами.

     Из показаний  самого осужденного  на предварительном следствии  и в суде,  показаний осужденного  Данькова  на  предварительном  следствии видно, что Антонов задушил Баизова шнурком от ботинок.

     Таким образом,  в действиях  Антонова обоснованно признано  наличие составов разбоя и убийства.

     Вместе с  тем  приговор  и  кассационное   определение   подлежат изменению.

     Как видно из материалов дела,  суды при вынесении решений  по делу руководствовались     нормами     действовавшего    в    тот    период Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.

     Между тем   к   моменту   рассмотрения   дела   судами  первой  и кассационной инстанций вступило в силу Постановление  Конституционного Суда  Российской  Федерации  от  20  апреля  1999 г.  N 7-П "По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 3 части первой статьи 232,   части   четвертой   статьи   248  и  части  первой  статьи  258 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросами  Иркутского районного  суда  Иркутской  области и Советского районного суда города Нижний Новгород",  которым ч.  4 ст. 248 УПК РСФСР как допускающая при отказе  прокурора от обвинения осуществление судом не свойственной ему обязанности по  обоснованию предъявленного  органами   расследования обвинения   признана  не  соответствующей ст.  49  и ч.  3  ст.  123 Конституции Российской Федерации.

     По данному   делу   суд   первой   инстанции    в   случае  отказа государственного  обвинителя от  обвинения должен  был  руководствоваться  принципом состязательности  сторон,  а также,  соблюдая объективность  и беспристрастность,  обязан был принять отказ прокурора от обвинения.

     Из протокола судебного заседания  видно,  что, выступая в судебных прениях, прокурор отказался поддерживать обвинение в части, касающейся признания Антонова виновным по пп. "в", "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ и по п. "в" ч. 3 ст. 162 УК РФ.

     Государственный обвинитель    просил   квалифицировать   действия Антонова по пп.  "ж",  "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ и по п. "а" ч. 2 ст. 162 УК РФ.

     Обосновывая свою позицию по  делу,  прокурор указал,  что   сначала подсудимые  завладели  имуществом,  а затем с целью скрыть совершенное преступление они договорились убить потерпевшего.

     Однако суд,   не   согласившись  с  отказом   прокурора  от  части обвинения,  принял на себя  несвойственную функцию  обвинения и   признал Антонова  виновным в совершении преступлений, предусмотренных п. "в" ч. 3 ст. 162, п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ.

     При таких обстоятельствах  осуждение Антонова  по п.  "в"  ч.  3 ст. 162, п. "з"  ч. 2 ст. 105 УК РФ  нельзя признать  законным.

     С учетом   изложенного   приговор  суда  и  определение  Судебной коллегии    в    отношении    Антонова    изменены,    его    действия переквалифицированы с п.  "в" ч.  3 ст.  162 на ч.  2 ст. 162 УК РФ (в ред.  от 21 июля 2004 г.);  исключено указание  на  его  осуждение  по квалифицирующему признаку, предусмотренному п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ.

В остальном  в части квалификации судебные решения в отношении Антонова оставлены без изменения.¹⁷

Конечный  вывод, к которому приходит носитель функции обвинения (поддержание  или отказ от обвинения) не меняет запрограммированного для него законодателем направления деятельности точно также, как обвинительный или оправдательный приговор не меняет того положения, что суд в данном процессе будет носителем не функции обвинения или защиты, а функции решения дела.

Другими словами, обвинительный характер функции  прокурора в судебном разбирательстве  определяется не тем выводом, к которому прокурор придет в ходе этого разбирательства (возможно, он откажется от обвинения), а тем выводом, который он сделал до судебного заседания (прокурор утвердил обвинительное заключение).

В-четвертых, поскольку прокурор поддерживает государственное  обвинение перед судом, то, не переставая быть органом надзора за законностью, он в судебном разбирательстве реагирует  на любые нарушения законности в рамках предоставленных ему на правах стороны полномочий и в тех самых формах, какие установлены для других сторон в процессе. Давая же заключения по вопросам, возникшим в ходе судебного разбирательства и лежащим за пределами вопроса об уголовной ответственности обвиняемого (а следовательно, по вопросам, по которым органы предварительного расследования и прокурор не высказали своего суждения в обвинительном заключении), прокурор выступает в качестве носителя не функции обвинения, а функции надзора за законностью.

В-пятых, для осуществления функции обвинения  ее носители наделяются необходимыми правами. Юридическая обязанность  доказать, что подсудимый подлежит уголовной ответственности, на носителей  функции обвинения не возложена. Это совершенно очевидно не только по отношению к общественному обвинителю и потерпевшему (они не перечислены в качестве субъектов обязанности доказывания), но и в отношении прокурора. Такой вывод вытекает из того, что нет такого носителя субъективного права, перед которым прокурор несет обязанность доказать виновность подсудимого.¹⁸

Не будучи субъектами обязанности доказывания  виновности подсудимого, субъекты обвинения  не подлежат ответственности за то, что виновность подсудимого не установлена.

Самостоятельная уголовно-процессуальная функция «обвинения» является малоизученным в современной теории уголовного процесса. Причиной, по мнению различных ученых, является то, что понятие «обвинение» законодателем в прямом смысле этого слова не рассматривалось. Существо и содержание этой функции раскрывались через понятие «уголовное преследование». Здесь же нужно заметить, что и в отношении законодателя к термину «уголовное преследование» не было однозначным, оно неоднократно менялось. Если в Уставе уголовного судопроизводства использовался термин «судебное преследование»¹⁹, то в ст. ст. 4 и 9 УПК РСФСР 1956 года говорилось об уголовном преследовании. В уголовно-процессуальном кодексе РСФСР об уголовном преследовании уже не упоминается – говорится о возбуждении уголовного дела, о производстве расследования, об обвинении, о прекращении уголовного дела, в том числе и в случаях, когда обвинение не нашло своего подтверждения (УПК РСФСР 2000).

Сам термин «уголовное преследование» был введен в научный оборот еще в дореволюционный период российской правовой науки, но достаточно долгий исторический отрезок времени многими процессуалистами не признавался как имеющий самостоятельное содержание и использовался как равнозначный обвинению. Так, выдающийся русский процессуалист И.Я.Фойницкий использовал термин «уголовное преследование», как синоним понятию «обвинение». Характеризуя основные уголовно-процессуальные функции, М.С.Строгович именовал данную функцию «уголовное преследование или обвинение». При этом в последующих главах указанной монографии М.С.Строгович характеризовал именно уголовное преследование как сложную деятельность, включающую в себя и привлечение к уголовной ответственности, и поддержание обвинения того или иного лица в совершении преступления». Позднее М.М.Строгович писал: «Само понятие уголовного преследования указывает на обвинительный характер этой деятельности… уголовное преследование – это обвинительная деятельность».

В процессуальной литературе многие авторы рассматривали обвинение в формальном (процессуальном) и материальном аспектах. Однако не все они были последовательны в своих суждениях при определении сущности термина «обвинение». Так, в материально-правовом смысле (как содержание обвинения) Н.Н.Полянский признавал обвинение уголовным иском, понимая под ним притязание, на которое должен дать ответ обвиняемый. ²⁰М.А.Чельцов-Бебутов под обвинением понимал формулировку обвинения по определенной статье УК, соответствующую составу преступления, описанному в определенном законе.²¹ Ф.Н.Фаткуллин подчеркивал, что обвинение в материальном смысле составляет совокупность установленных по делу и вмененных обвиняемому в вину общественно опасных и противоправных фактов, составляющих существо того конкретного состава преступления, за которое это лицо несет уголовную ответственность и должно быть осуждено.²²