Понятия и практики мусульманского и традиционного права

Бытование мусульманского и традиционного права документально засвидетельствовано у всех без исключения народов Северного Кавказа, традиционно исповедующих ислам с позднего средневековья до начала XXI в. В зависимости от изменения территорий проживания местных мусульманских народов менялся и ареал распространения традиционного и мусульманского права. На формирование правовых традиций региона оказали влияние массовые переселения XVIII–ХХ вв. и полтора-два столетия социально-экономических, административных, судебных и культурных преобразований.

Для Северного Кавказа начала XXI в. характерна слабая форма правового плюрализма, при которой в российском светском правовом поле сосуществует и соперничает несколько местных и привнесенных извне правовых традиций, связанных с настоящим, а также советским, российским имперским и даже дороссийским прошлым. При этом доминирующим среди них остается российское законодательство. Наряду с мусульманской составляющей не меньшее значение имеют нормы, носителями которых являются русское население региона, выходцы из разных групп казачества, бывших кочевников, мигранты и вынужденные переселенцы из зон вооруженных конфликтов в Закавказье.

Можно ли говорить о сохранении традиционного (обычного) и мусульманского права как самостоятельных правовых систем на современном Северном Кавказе? В чем состоят их судебные практики и процессуальные особенности? Или сегодня мы имеем дело с разрозненными нормами адата и шариата, причем в разных локальных вариациях на востоке и западе, в горах и на равнине, у различных народов региона? Как они вписываются в светское российское государственное поле? Как российское государство и законодательство понимает традиционное и мусульманское право, взаимодействует с ними и влияет на их практики в разных республиках и историко-культурных зонах региона? Что можно сказать о «географии» распространения институтов традиционного и мусульманского права на Северном Кавказе? Как она меняется? Чем использование в российских судах правовых и процессуальных норм адата и шариата чревато для российского государства на федеральном, региональном и республиканском уровнях? Каковы основные тенденции и политические риски рецепции традиционного и мусульманского права в российское законодательство? Что говорит об этом опыт государственного регулирования и использования кавказского адата и шариата в царской и советской России, а также в постсоветской Российской Федерации 1990-х и 2000-х годов? В нашей работе мы постараемся ответить на эти вопросы.

1. Опыт институционализации адата и шариата на российском и советском Кавказе

У российского государства на Северном Кавказе имеется почти двухвековый опыт использования в судебных учреждениях региона норм мусульманского и обычного или традиционного права. После вхождения региона в состав Российской империи традиционное и мусульманское право, практикуемое народами региона, частью общероссийской государственно-правовой системы, хотя и сохраняют значительную автономию до конца первой трети ХХ в. Сначала Российская империя, а затем Советский Союз неоднократно декларировали право мусульманских народов региона судиться и жить по адату и шариату. С этой целью для них на местном (сельском и районном или окружном) уровнях создавались специальные суды, работавшие под жестким контролем российской администрации.

Названия, формы, полномочия и функции судебных институтов по мусульманскому и традиционному праву не раз серьезно менялись. Перемены в судебной и административной организации региона в значительной мере зависели от задач общероссийской внутренней политики, а также перемен в общественном и политическом устройстве России. Кавказский край послужил неплохим полигоном для общероссийских судебно-административных реформ, начиная с последней трети XIX в. Эти преобразования определили ход развития местного общества и его положение в составе российского государства более чем на полтора века.

2. Адатно-шариатские суды в системах военно-народного и военного управления XIX – начала ХХ в.

Исторической особенностью Северного Кавказа было то, что после установления здесь российской власти коренное население региона было надолго изъято из-под действия большинства общероссийских законов. В Российской империи за ними закрепилось понятие «туземцы» или «инородцы». До 1820-х годов у этих временных восточных поданных России не было единого правового статуса и названия. В XVII – начале XIX в. их называли «ясашными людьми », с XVIII в. «инородцами» или «иноверцами», а чаще всего по той земле или племени, к которому их относили имперские чиновники (кабардинцы, ногайцы, лезгинцы или лезгины в смысле дагестанских горцев и проч.). М.М. Сперанский (и готовивший черновик инородческого законодательства Г.С. Батеньков), предложили для них обобщающее понятие «инородцы».

Инородческое управление по Сперанскому означало разные формы косвенного управления руками местных элит с использованием местных систем традиционного и религиозного права под контролем российских военных, в число которых на протяжении XVIII–XIX в. частично инкорпорировались и инородческие элиты. Система инородческого управления сложилась в конце александровского и начале николаевского царствования. Но на практике оно было введено в действие на российском Кавказе в другую эпоху – вскоре после «Великих реформ» 1860-х годов. Именно к этому времени было завершено «умиротворение» Кавказского края.

По мысли российской администрации, реформы правовой организации на окраинах имели целью подготовить переход аборигенов к полному принятию российского гражданства и распространения на окраины законодательства империи. В этом отношении больше всего аналогий можно обнаружить в законопроектах, связанных с осуществлением в России в царствование Александра II знаменитой крестьянской реформы. Видение имперскими законодателями российских «инородцев» напоминает их восприятие крестьян, освобожденных от крепостной зависимости в 1861 г. Недаром, структура и даже названия управления крестьянами и «туземцами» поразительно сходны. Для обеих категорий населения империи создавались сходные уровни местной власти: родовая или сельская община и волость. Сам принцип их построения свидетельствует о едином подходе к организации местной власти на окраинах Российской империи и в русской деревне. Определенные параллели обнаруживают пореформенные народные суды и судебные учреждения в русской деревне. И те, и другие учитывали местный правовой обычай. Действие общероссийского законодательства было здесь ограничено. По Уложению о наказаниях 1845 г. инородцы были временно изъяты из-под действия общих уголовных законов (ст. 168) «по состоянию их нравов и образу жизни». На основании ст. 102 Общего положения о крестьянах, волостные суды, а также волостные и сельские старосты при определении наказаний учитывали действие обычаев и в области уголовной юрисдикции этих судов.

Наряду с общими принципами инородческого законодательства дореволюционные российские власти опирались на опыт преобразований институтов традиционного и мусульманского права, проведенных в 1837–1847 гг. На территориях современного Нагорного Дагестана, Чечни, Кабарды и Адыгеи была создана единая трехступенчатая иерархия судов, решавших дела по шариату и адату. Над сельскими кади были поставлены муфтии наибств – основных административных единиц имамата. Высшей судебной властью обладал сам имам, принимавший апелляции на решения местных судов. В 1859 г. российские власти провели на Кавказе новые судебно-правовые реформы.

Начиная со второй половины 1850-х годов (в завершающий период Кавказской войны 1817–1864 гг.) для «мирных горцев» региона создавалась новая администрация, получившая название военно-народного управления. Это была система военно-народного управления, созданная на Кавказе в период борьбы русских войск с местными горцами, основанная на сосредоточении административной власти в руках отдельных офицеров, под высшим руководством главнокомандующего Кавказской армией, и на предоставлении населению во внутренних делах ведаться по своим адатам». Новая система власти апеллировала к народу (под которым понимались в основном горцы), ища опору реформ в народных обычаях и общине.

Создателем военно-народного управления был наместник Кавказский (1856–1862) князь А.И. Барятинский. Окончательное воплощение в жизнь его планов (с существенными коррективами) произошло в правление великого князя Михаила Николаевича (1862–1881). Опыт борьбы с мусульманским повстанчеством привел Барятинского к мысли развивать на Северном Кавказе адат в ущерб шариату, в котором он видел опасность антироссийских исламских движений. Другой опорой имперского строительства на Кавказе он собирался сделать сельскую общину (сельское общество), о стабилизирующем влиянии которой много писалось в науке того времени.

Проект военно-народного управления был разработан Главным штабом Кавказской армии. Для координации действий военных властей в этом направлении в апреле 1858 г. при Главном штабе Кавказской армии было создано Отделение по управлению горскими народами, не вошедшими в состав гражданского управления, преобразованное после окончания войны, в мае 1865 г., в Кавказское горское управление. Оно состояло из четырех небольших отделений и, как и все кавказское начальство, располагалось в Тифлисе. Это учреждение стало головным институтом кавказского военно-народного управления. По своим функциям оно напоминало специальную канцелярию при наместнике. Начальник отделения подчинялся непосредственно наместнику, но был лишен всякого самостоятельного значения и лишь передавал его приказы на места. В обязанности начальника отделения входил разбор споров по военно-народному управлению и ревизия его военных начальников на местах.

Первым законодательным актом, в котором основы военно-народного управления были изложены наряду с общей программой реформ, стало принятое 1 апреля 1858 г. «Положение о Кавказской армии», которое включало в себя отдельную часть «По управлению горскими народами, не вошедшими в состав гражданского управления». Основные принципы и порядок управления горцами по новой системе определяла инструкция для окружных начальников Левого крыла Кавказской линии, утвержденная Барятинским 23 марта 1860 г.

Согласно § 28 «Положения», горцам-мусульманам было даровано право управляться «по адату и шариату и по особым правилам, постепенно составляемым, на основании опыта и развивающейся в них потребности». Те же права были гарантированы в «Прокламации к чеченскому народу», обнародованной в 1860 г. По обычному праву разбирались мелкие уголовные правонарушения и поземельные споры между общинами. Мусульманскому праву остались подсудны гражданские иски, включая случаи раздоров между мужем и женой, родителями и детьми, бракоразводные процессы, опекунские дела, споры по завещаниям и благотворительной и религиозной собственности. Все состояния мусульман Северного Кавказа должны были быть уравнены в правах. Привилегии, закрепленные за знатью дореформенным адатом, были отменены. Исчезла социальная иерархия местной военной элиты, особенно сильно развитая в дореформенное время в Большой Кабарде (на территории современной Кабардино-Балкарии) и равнинном Дагестане.

Сельская община превращалась в бессословное сельское общество. В нее допускались лишь свободные общинники  и уравненные с ними в правах бывшие рабы и их потомки. Чтобы войти в сельское общество, беки и домашние слуги подавали прошение местному окружному начальству. Община отвечала за уплату налогов, поддержание правопорядка на ее землях, выдачу разбойников и повстанцев, ремонт дорог и выделение подвод для нужд войск, проходящих по ее территории.

Одной из целей реформы было ослабление власти мусульманской элиты и создание единой местной светской администрации, пользующейся доверием и авторитетом у местных жителей и послушно исполняющей решения российских властей. После реформы в состав сельской администрации и суда у горцев был введен сельский старшина. У горцев осталось право выбирать большинство членов суда. Мулла и муэдзин, служивший секретарем сельского суда, старшина, а также остальные члены суда выбирались каждые три года. Был установлен высокий образовательный и возрастной ценз для судей: они должны были быть старше 25 лет, хорошо знать арабское делопроизводство, адат и шариат. Сельские общества сохранили прежний полицейский аппарат – сельских судебных исполнителей.

Другим направлением реформы было ослабление шариата и модернизация адатного права и процесса, имевшая целью подготовить постепенный переход горцев к единому российскому законодательству. По форме суд остался прост. Процесс по-прежнему носил обвинительный характер. Прокуроров и адвокатов не было. Сельский суд собирался у мечети по пятницам, если заявление не требовало немедленного разбирательства. За исключением изнасилований, увоза девиц и оскорбления женщин, дела в судах рассматривались гласно. Из принятых в адате наказаний в несколько измененном виде юридическую силу сохранили изгнание кровника, штраф за пролитие крови  и платежи за любое правонарушение в пользу пострадавшего и общины. В обязанности консенсуального судьи-кади вошел не только разбор исков по шариату, но и урегулирование правонарушений, разбиравшихся по нормам традиционного адатного права.

Вместе с тем российская администрация попыталась уничтожить ряд архаичных уголовных норм адата, прямо противоречащих российскому законодательству. Начальникам округов было вменено в обязанность не допускать применения в народных судах «решений по шариату и адату, которые противоречат общему духу наших законов». Кровомщение приравнивалось к убийству, совершенному при отягчающих обстоятельствах. Был запрещен адат, разрешавший трехдневный грабеж имущества убийцы. Вместо кровной мести и захвата имущества односельчан или родственников неисправного должника, устанавливались денежные композиции по адату при посредничестве сельских мулл и российских офицеров в округах.