Журналистике: Фельетоны М. Е Кольцова

                                          Введение    

 Мой  реферат посвящен  исследованию биографии и анализу творчества Михаила Ефимовича Кольцова, одного из самых известных журналистов в советские годы.

    Как считает Л.Л. Реснянская, в современном обществе широко распространено мнение о том, что политический журналист это «общественный контролер» и «оппонент» власти и одновременно «посредник» между обществом и властью. Его задачи находить слабости в решениях профессиональных политиков, указывать на всевозможные проблемы с точки зрения общества, осуществляя таким образом влияние на политические решения. Исследователь В.Т. Третьяков утверждает, что «журналист носитель политической профессии, существенно разной в разных обществах, при разных политических режимах, при разных составах правящего класса». Применительно к авторитарно-тоталитарному строю, где журналистика функционирует в жестко ограниченных властью идеологических рамках, складывается несколько иное определение. Политический журналист в советский период это активный проводник коммунистической идеологии в массы, в своей пропагандистской и организаторской деятельности инициирующий новые формы утверждения преимуществ строя в стране и за рубежом. Конкретизируя это определение применительно к творчеству Кольцова, необходимо отметить, что в основе его выступлений было стремление способствовать очищению общества от пережитков прошлого и других имеющихся в нем недостатков.

Цель  моей работы:

1. Изучить  фигуру М. Е. Кольцова, выделить главные моменты его биографии и творчества.

2. Проанализировать  одну из его работ, а именно  фельетон “К вопросу о тупоумии”.

Объект - личность М. Е. Кольцова.

Предмет – творчество на примере анализа  фельетона “К вопросу о тупоумии”

                              1. Биография М. Е. Кольцова.

          Кольцов Михаил Ефимович (настоящая фамилия - Фридлянд). Годы жизни 1898-1942. Советский писатель, журналист, публицист, фотограф, партийный деятель. Член-корреспондент Академии наук СССР (1938). Наиболее известный журналист Советского Союза в 1920-1930-е гг¹. Кольцов был женат дважды. Первая жена — актриса Вера Юренева; вторая жена — Елена Полынова. С 1916 начал сотрудничать с прессой. Активный участник событий 1917 года. В 1918 вступил в РКП (б). С 1920 жил в Москве. В 1920 работал в "Правде", в основном в стиле политического фельетона. Часто выступал с сатирическими материалами и был самым известным журналистом СССР. Был тесно связан с руководителями НКВД Г.Г. Ягодой и Н.И. Ежовым; участвовал в провокациях, организованных НКВД за рубежом. С 1937 депутат Верховного Совета СССР. Некоторое время пользовался покровительством И.В. Сталина. В качестве корреспондента "Правды" был направлен в Испанию во время Гражданской войны; одновременно выполнял задания по линии государственной безопасности. По результатам поездки опубликовал "Испанский дневник" (1938). По словам прославлявшей Кольцова партпропаганды, он "был неутомимым борцом за идеи Октября, гневно бичуя отрицательные явления действительности, высмеивая бюрократов и приспособленцев". Выполняя "задание партии", участвовал в кампании против троцкистов, обвиняя их в том, что они находились на службе у Ф. Франко (что абсолютно не соответствовало действительности). В 1938 году опубликовал в "Правде" апологетическую статью о Н.И. Ежове, где среди прочего характеризовал его как "чудесного несгибаемого большевика, который, дни и ночи не вставая из-за стола, стремительно распутывает и режет нити фашистского заговора". 04.08.1938 К.Е. Ворошилов направил Сталину очередную статью Кольцова с запиской: "Прошу посмотреть и сказать, можно ли и нужно ли печатать. Мне статья не нравится". Сталин резолюции не оставил, но после этого был получен приказ "разобраться с Кольцовым". Он был отозван из Испании и 14.12.1938 арестован.1.2.1940 приговорен к смертной казни по обвинению в антисоветской и террористической деятельности. Расстрелян 4 апреля 1942 года².

                      2.  Творчество и деятельность М. Е. Кольцова.

      Этапная фигура в истории отечественной журналистики, Кольцов явился создателем нового типа проблемного фельетона, построенного главным образом не на домысливании и шаржировании, а на сопоставлении и монтаже фактов, литературных и житейских аналогий, как своеобразный синтез статьи и новеллы (т.н. «разоблачительные» Кинококки, 1926, – о бесхозяйственности и расточительности, Воронежские пинкертоны, 1927, К вопросу о тупоумии, 1931, о бюрократах, Акробаты кстати, 1930, – об архитектурных излишествах, Обида на батарее, 1926, Очень злая прореха, 1930, – о недостатках медицинского и бытового обслуживания, и «лирико-энтузиастические» 145 строк лирики, 1924, – о твердости советского рубля; Рождение первенца, 1925, – о пуске Шатурской электростанции; Белая бумага, 1926, – о строительстве Балахнинского бумажного комбината и т.п. фельетоны), а также очерка, основанного на личном опыте и, как и фельетоны Кольцова, на осмыслении широких общественно-исторических процессов («бытовые» и социальные - Хочу летать!, 1930, опирающийся на собственные впечатления участника подготовки дальних перелетов; Три дня в такси, 1934, для написания которого Кольцов ездил в качестве шофера такси по Москве; Семь дней в классе, 1935, для чего журналист некоторое время работал школьным педагогом; В загсе, 1936, в связи с которым Кольцов служил делопроизводителем в загсе и т.п., а также «событийные» и историко-биографические Николай, 1924, – о последнем русском царе; Последний рейс, 1924, Январские дни, 1925, – о похоронах В.И.Ленина; Жена. Сестра..., 1924, – о Н.К.Крупской и М.И.Ульяновой; литературные портреты А.В.Луначарского, А.Барбюса и др., путевые 19 городов, 1933, в т.ч. памфлетного характера Женева – город мира, 1932 и т.п. очерки³.

В 20–30-х  годах не было в стране более популярного  и авторитетного журналиста, его  называли “журналист № 1”. Он был хорошо известен и на Западе. Человеку уникальной работоспособности, инициативности, энергии, с огромным кругом интересов, ему до всего было дело. Он систематически выступал на страницах “Правды”, самой распространенной и влиятельной газеты страны, со злободневными фельетонами, очерками, корреспонденциями. В основанном им крупнейшем журнально-газетном объединении (“ЖУРГАЗ”) он задумал и осуществил издание таких журналов, как “Огонек”, “За рубежом”, “Советское фото”, “За рулем”, “Изобретатель”, “Женский журнал”, сатирический журнал “Чудак”, разнообразных книжных серий, в частности “Жизнь замечательных людей”, отдельных необычных изданий типа “День мира” и многое другое. Именно в “Жургазе” Кольцов, игнорируя крайнее неудовольствие и сопротивление некоторых сугубо партийных руководителей Союза писателей, выпустил впервые при советской власти полное собрание сочинений А.П. Чехова. Он внимательно следил за проблемами быта, повседневной жизни людей и для отражения этих проблем в “Правде” преображался то в таксиста, то в работника ЗАГСа, то несколько дней преподавал в школе. Но не всем известны первые шаги Кольцова в публицистике и общественной деятельности. Ему едва исполнилось 17 лет, когда он, студент Петроградского психоневрологического института, окунулся в сложную, взбаламученную действительность предреволюционной столицы. Врожденные литературные способности властно влекли его к журналистике. И в скромном журнале “Путь студенчества” начинают одна за другой появляться его статьи, очерки, интервью. Когда сейчас перечитываешь эти работы, с трудом веришь, что эти серьезные, деловые, литературно безукоризненные выступления, трактующие о важнейших проблемах многотысячного российского студенчества страны, третий год ведущей тяжелейшую войну с сильным врагом, писал 17-летний юноша. Среди кольцовских интервью нельзя не отметить беседу с А.Ф. Керенским, депутатом Государственной Думы, где он возглавлял крохотную фракцию “трудовиков”. Молодой журналист интересовался мнением Керенского о злободневных событиях той поры – бесконечной министерской “чехарде” и “распутинщине”, толками об измене, свившей себе гнездо в придворных сферах. Керенский, со своей стороны, расспрашивал журналиста о настроениях студенчества, которым он придавал большое значение в связи с серьезными событиями, возможность которых он предвидел в недалеком будущем. И такие события не заставили себя ждать. Кольцов – в самой гуще радостной, сверкающей, гремящей оркестрами и пламенными речами февральской революции, свергнувшей 300-летнюю монархию. Он принимает деятельное участие в арестах министров и других царских сановников, в разоружении городовых. Сутками не покидает огромный Екатерининский зал Таврического дворца, резиденции Государственной Думы, слушает речи Родзянко, Милюкова, Чхеидзе, наблюдает, как быстро растут популярность и влияние Керенского. Менее восторженно Кольцов встречает октябрьский переворот. С естественным интересом и любопытством начинающего, но уже определившего свое призвание журналиста он следит за происходящим вокруг. Ему, по-видимому, трудно сразу определить свое отношение к новой власти. Он далек от яростной непримиримости “Окаянных дней” Ивана Бунина, но не разделяет и решительного “Моя власть!” Владимира Маяковского. Пожалуй, ближе всего ему восприятие американского журналиста Джона Рида, не проявившего глубокого понимания учения Маркса–Энгельса, но искренне захваченного бунтарской романтикой переворота. Кольцов невольно увлекается революционной дерзостью немногочисленной партии, смело взявшей в свои руки власть в огромной взбудораженной, бушующей стране. Думается, если бы ему в те дни пришло в голову написать о своих впечатлениях, они бы во многом перекликались с “10 днями, которые потрясли мир” Рида. Но тогда он на время оставляет журналистику, заинтересовавшись документальной кинохроникой, работает в так называемом Скобелевском комитете, снимает эпизоды гражданской войны в Финляндии, братание русских солдат с немецкими на фронте, со своей маленькой киногруппой сопровождает советскую делегацию на переговоры с Украиной, которая обрела “полную независимость суверенной державы” за штыками германской оккупационной армии. Это, между прочим, позволяет ему заехать в родной Киев, после долгой разлуки повидать родителей и младшего брата Бориса. Тем временем политические и военные события развиваются настолько стремительно, непредсказуемо и не всегда благоприятно, что Кольцов “застревает” в Киеве. И надолго. С детства знакомый родной город предстает в совершенно новом облике. Красавец Киев совсем недавно перестал быть ареной ожесточенных уличных боев, кровавых расправ, сопровождавших непрерывную смену (12 раз!) враждующих между собой властей. Теперь, после вступления в город германских войск под командованием фельдмаршала Эйхгорна, здесь воцарилось полное спокойствие. Трудно себе представить больший контраст в ту пору, чем между суровой, голодной и холодной Москвой и сытым, благодушествующим, развлекающимся в бесчисленных кабаре и кабачках, клубах и театрах Киевом. Неугомонную журналистскую натуру Кольцова интересует все – и порядки немецкой оккупации, и скрытое, а иногда и явное ей сопротивление (в частности, матрос Борис Донской среди бела дня застрелил фельдмаршала Эйхгорна у входа в германский штаб), и премьеры обосновавшихся в Киеве московских театров, и затаившиеся где-то вокруг Киева украинские гайдамаки, возглавляемые Симоном Петлюрой, и многое другое. И, конечно, немалую долю его внимания и волнующих чувств занимают отношения с известной актрисой Верой Юреневой, ушедшей от своего мужа поэта Александра Вознесенского к 20-летнему Кольцову. А из России, из “Совдепии”, идут мрачные вести: большевики с трудом подавляют левоэсеровский мятеж в Ярославле, германский посол в Москве граф Мирбах убит эсеровским боевиком Блюмкиным и Германия ультимативно требует ввода контингента немецких войск в Москву, в Петрограде убит председатель ЧК Урицкий. Ленин тяжело ранен пулями террористки Каплан, на Волге вспыхнул мятеж чехословацких военных частей, и еще, и еще, и еще... Похоже, что большевистской власти приходит конец. Что же это? Может быть, советское государство оказалось призрачно недолговечным историческим явлением, подобным легендарному “граду Китежу”, скрывшемуся под водой вместе с теми, кто его построил? Большевистский Китеж? Красный Китеж? Свои мучительные над этим размышления Кольцов печатает под этим названием в литературно-художественном журнале “Куранты”, выходившем в Киеве под редакцией известного литературоведа и искусствоведа Александра Дейча. В центре кольцовского очерка-памфлета наиболее яркая и эффектная фигура большевистского “Красного Китежа” – Лев Троцкий, человек, фактически организовавший и возглавивший большевистский переворот. В октябрьские дни Кольцов вдосталь насмотрелся на Троцкого, и его, как и Джона Рида, не мог не поразить несравненный ораторский дар этого человека, подлинного митингового трибуна, способного наэлектризовать и повести за собой тысячи людей. Но в Киеве Кольцову открывается другая, доселе ему неизвестная “ипостась” Троцкого. Это Троцкий – “патриот”, рьяно выступающий в своих корреспонденциях из Франции на страницах газеты “Киевская Мысль” под псевдонимом Антид Ото за “войну до победного конца!” Так Кольцов, к немалому своему удивлению, обнаружил, что политические воззрения Троцкого-журналиста существенно отличаются от идей, провозглашаемых Троцким – большевистским вождем. И в своей статье “Красный Китеж” он высказал убеждение, что по самой своей природе и сути Троцкий был и остался журналистом, приверженным прежде всего к сенсационным драматическим событиям и остросюжетным ситуациям, дающим возможность развернуть в полную силу присущие ему незаурядные литераторские, ораторские, организаторские и агитаторские таланты. В сложной, противоречивой, впечатляющей личности Троцкого Кольцов увидел своего рода олицетворение “Красного Китежа”.

Киевский  период 1918 года был в жизни Кольцова своего рода Рубиконом, решающим и судьбоносным рубежом между двумя противоположными “берегами”. Перед ним стояла проблема определить в буквальном смысле слова свое будущее. Далеко не все нравилось ему в действиях и нравах большевистской власти, хотя многие исходившие от нее возвышенные революционные лозунги и призывы находили в нем живой отклик и поддержку. Но ему были совершенно чужды и неприемлемы идеи белых, деникинской Добровольческой армии, конечной целью которых являлось восстановление царского режима. Уйти в эмиграцию, оставить родную страну Кольцов считал для себя невозможным. Патриот своей страны не на громких словах, а на деле, он не смог бы, подобно довольно многим писателям, годами жить в Париже или Берлине, со стороны поглядывая на то, что творится в “Совдепии”. Его долг и призвание – служить этой своей стране пером журналиста, бороться в ней с засоряющими и омрачающими ее жизнь безобразиями и уродствами. На протяжении последующих 18 лет Кольцов неутомимо выступал в печати против тупоумия и черствости бюрократов, против наглости зажравшихся партийных вельмож, против безудержного казенного бахвальства на тему о том, что все советское – “лучшее в мире”, против маниакальной “бдительности” и патологической подозрительности в поисках неведомых “внутренних врагов”, против всех других отравляющих жизнь людей качеств установившейся в стране административно-командной системы. Естественно, такое направление публицистики популярнейшего журналиста не могло прийтись по вкусу Тому, кто стоял в государстве на вершине неограниченной самодержавной власти и, по выражению Александра Твардовского, “... Для всех нас был одним судеб вершителем земным”. Сталина несомненно раздражали отдельные фельетоны Кольцова. К тому же он очень не любил людей слишком самостоятельно мыслящих, имеющих свое собственное мнение, проявляющих чрезмерную “несогласованную” инициативу, к числу которых явно принадлежал Кольцов. Он терпел журналиста до поры до времени как человека, нужного и полезного в делах международных, не считая, видимо, необходимым торопиться с его уничтожением. Но Кольцов был обречен и чувствовал это. Ждал. И неистово, лихорадочно работал, стараясь заглушить внутреннюю тревогу. Но пощады не было. 12 декабря 1938 года в своем кабинете главного редактора “Правды” он был арестован. Характерно для стиля “отца народов”, что буквально за два дня до этого Сталин вызвал Кольцова, весьма дружелюбно с ним разговаривал и в заключение беседы спросил, не согласится ли он сделать доклад для писателей столицы по поводу недавнего выхода в свет Краткого курса истории партии. Такой доклад состоялся в переполненном зале Центрального Дома литераторов, после чего Кольцов поехал в редакцию, где его уже ждали... Надо сказать, что в конце 30-х годов массовые аресты видных партийных деятелей, писателей, дипломатов, хозяйственников, людей любых профессий, рангов и положений стали обыденным бытовым явлением и, страшно сказать, никого не удивляли. Но арест столь популярного и прославленного человека, как Михаил Кольцов, буквально ошеломил Москву. Убедительное свидетельство тому мы находим в книге Константина Симонова “Глазами человека моего поколения”. Приведу несколько строк из этой книги: «...Самым драматическим для меня лично из событий был совершенно неожиданный и как-то не лезший ни в какие ворота арест и исчезновение Михаила Кольцова. Он был арестован в самом конце тридцать восьмого года, когда арестов в писательском кругу уже не происходило, арестован после выступления в большой писательской аудитории, где его восторженно встречали. Прямо оттуда, как я уже потом узнал, он приехал в “Правду”, членом редколлегии которой он был, и там его арестовали. Кольцов остался верен своему мужественному характеру и в застенках Лаврентия Берии. Об этом можно судить хотя бы по тому, что нужные “признания” в шпионской, изменнической и тому подобной вражеской деятельности следователи-изуверы выбивали из него почти полтора года и только в феврале 1940 года его “дело” поступило на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР. Пытаясь что-нибудь предпринять для спасения брата, Борис Ефимов, буквально рискуя головой, предпринял наивную попытку добиться того, чтобы к рассмотрению дела Кольцова был допущен защитник, и направил по телеграфу просьбу об этом на имя Сталина. Ему удалось пробиться на прием к пресловутому Василию Ульриху, председателю Военной коллегии, который принял его с иронической любезностью и словоохотливо осведомил о вынесенном брату приговоре: “10 лет дальних лагерей без права переписки”. Все, что сказал тогда Ульрих, было сплошной издевательской ложью. Единственное, что было правдой, – это его замечание: “Ершистый у вас братец, а это не всегда бывает полезно...” А также откровенная фраза: “Ваш брат был человеком весьма известным и авторитетным. Неужели вы не понимаете, что если его арестовали, на то была санкция самой высокой инстанции”. Как впоследствии стало известно, на заседании судившей его “тройки” – Ульрих, Кандыбин и Буканов – Кольцов категорически отказался от всех своих “признаний” на следствии, заявив, что все они подписаны им под пытками и жестокими истязаниями. Это, конечно, абсолютно не было принято во внимание, и, не тратя времени на обсуждение, “тройка” вынесла приговор – расстрелять! После смерти Сталина и казни Берии Кольцов одним из первых, в декабре 1954 года, был посмертно реабилитирован.         Двадцать восьмого июля 1972 года по постановлению Московского Совета была торжественно открыта мемориальная доска памяти Михаила Ефимовича Кольцова на фасаде особняка, в котором располагался в свое время основанный им “Жургаз”. Перед микрофоном выступали и взволнованно говорили о жизни, деятельности и трагической гибели Кольцова литераторы, военные, общественные деятели. В заключение слово было предоставлено члену комиссии Союза писателей СССР по литературному наследию Михаила Кольцова его брату Борису Ефимову.        – Литературное наследие Кольцова, – сказал он, – это огромное, практически неисчислимое количество публицистических произведений – очерков, фельетонов, корреспонденций, статей, грандиозная, неповторимая, яркая летопись жизни, труда и борьбы советского народа, его радостей и печалей, испытаний и подвигов... Кольцов, как вы знаете, был не только талантливым писателем, но и неутомимым общественным деятелем, энергичным организатором, активным политическим и дипломатическим работником. Он все делал быстро, увлеченно, весело, не теряя ни минуты, как будто зная, что ему отмерен судьбой очень короткий срок жизни.⁴  
 
 

                        3. Анализ фельетона М.Е Кольцова. 

      Михаил Кольцов сравнивал фельетон с камнем, который дает «широкие, далеко расходящиеся круги по воде»⁵.

      Я проанализирую фельетон “К вопросу о тупоумии” он был напечатан в газете “Правда” и вышел в свет 18 января 1931 года⁶. Большую роль в этом фельетоне играет заголовок, он привлекает своей нестандартностью и заставляет сначала заинтересоваться, становится интересна точка зрения автора, а потом, после прочтения, задуматься.

    Метод, по которому главным образом работает автор, это не прибавлять искусственных красок к тем фактам, которые есть, не смешивать, не разбавлять факты каким-либо вымыслом, оттенить, дать их так, чтобы они резали глаз. Примером этому может послужить фраза одного из героев фельетона: - “Чего-чего, а воробьев мы заготовим. Воробьев нам не жалко.”

     Предметом данного произведения является проблема не придания значения головотяпски выполняемой работе и бюрократии, а также тупоумие чиновников и неквалифицированность кадров. Так как этот фельетон был написан в советское время во время индустриализации,  Кольцов изображал советскую действительность. Вот, что историки говорят об этом времени:

     “Индустриализация показала нехватку специалистов, квалифицированных рабочих и инженеров. Партийное руководство подозрительно относилось к "буржуазным специалистам", т.е. к тем, кто получил образование и работал в промышленности до революции 1917 года.

     Тысячи  квалифицированных сотрудников  Госплана, ВСНХ, Наркомзема, Наркомата  финансов были изгнаны за правый уклон  или принадлежность к чуждому классу. Так, например, были изгнаны 80% высшего руководства из финансовых органов, служившие еще при старой власти (при царе).

     Одновременно  с ведением борьбы против старых кадров была развернута широкая кампания по выдвижению на ответственные посты  рабочих коммунистов и формированию хорошо и пролетарской по духу интеллигенции.

     Ускоренное  выдвижение малообученных кадров –  рабочих-коммунистов на ответственные  посты приводило к формированию плохо подготовленных кадровых работников.

          Плохо подготовленные специалисты, руководители предприятий испытывали на себе ежедневный пресс сверху, по выполнению непосильных задач. Одновременно с этим они могли быть обвинены в саботаже” ⁷.

           В фельетоне " К вопросу о тупоумии", Воробьев – ответственный кооператор посылает на места указание "ускорить заготовку" с исходящим номером 13530. На место пришла телеграмма "…ускорить заготовку 13530 воробьев".  И стали заготавливать воробьев, и никому не пришло в голову засомневаться и переспросить руководителя.

    Целью является разоблачение именно этого головотяпства и тупоумия на местах. Автор призывает: - “ Но пора же наконец вступить всерьез в борьбу и с этим милым качеством!” И задает читателю вопрос: “Можно ли вообще говорить о тупоумии как о безобидном, природном, “объективном качестве?” Мое мнение, что нет. Люди, которые заняты на государственной работе  должны свои шаги просчитывать наперед, именно от их компетентности зависит развитие и благополучие страны, а если мы по первому приказу кидаемся “заготавливать воробьев”, то это уже о чем-то говорит…

Этот  фельетон написан ясным, образным языком, что конечно является его плюсом.

Присутствуют  так же выразительно-изобразительные средства, такие как восклицательные предложения, одушевление неодушевленного предмета (“директиве было тепло”), множество прилагательных (“мощный, солидный, сизые носы, пахучие овчины”), повтор (“Так-так-так, чего-чего, то-то”), эпитеты (“милые качества”).

Очень правильно на мой взгляд автор  заканчивает свое произведение,  обобщая ситуацию в стране и предлагая, что следует делать с людьми “изображающими из себя дурачков”. 
 
 
 
 

                                                   Заключение

       М. Е. Кольцов показал себя как талантливый советский писатель, журналист, публицист, фотограф, партийный деятель. Он трудился на благо страны и общества, иногда споря с советской властью, иногда соглашаясь с ней.