Язык и общество. Социолингвистика

     6. Язык не относится к идеологическим или мировоззренческим формам общественного сознания (в отличие от права, морали, политики, философского, религиозного, художественного, обыденного сознания).

     7. Язык сохраняет единство народа в его истории вопреки классовым барьерам и социальным катаклизмам.

     8. Развитие языка в большей мере, чем развитие права, идеологии или искусства, независимое от социальной истории общества, хотя, в конечном счете, оно обусловлено и направлено именно социальной историей. Важно, однако, охарактеризовать меру этой независимости. Связь истории языка и истории общества очевидна: существуют особенности языка и языковых ситуаций, соответствующие определенным ступеням этнической и социальной истории. Так, можно говорить о своеобразии языков или языковых ситуаций в первобытных обществах, в средние века, в новое время. Вполне очевидны также языковые последствия таких социальных потрясений, как революции, гражданские войны: смещаются границы диалектных явлений, нарушается прежний нормативно-стилистический уклад языка, обновляется политическая лексика и фразеология. Однако в своей основе язык остается прежним, единым, что обеспечивает этническую и культурную непрерывность общества на всем протяжении его истории. 

     Своеобразие языка как общественного явления, по сути дела, коренится в его  двух особенностях: во-первых, в универсальности  языка как средства общения и, во-вторых, в том, что язык - это  средство, а не содержание и не цель общения; семантическая оболочка общественного  сознания, но не само содержание сознания. Язык по отношению к духовной культуре общества сопоставим со словарем по отношению ко всему разнообразию текстов, построенных на основе этого словаря. Один и тот же язык может быть средством выражения полярных идеологий, разноречивых философских концепций, бесчисленных вариантов житейской мудрости. [Мечковская 2001: 27]

     Итак, язык выступает как универсальное  средство общения народа. Он сохраняет  единство народа в исторической смене  поколений и общественных формаций, вопреки социальным барьерам, - тем  самым объединяя народ во времени, в географическом и социальном пространстве.

2. Зависимость развития языка от состояния общества

     При характеристике языка как общественного  явления следует также учитывать его зависимость от изменения состояния человеческого общества. Язык способен отражать изменение в жизни общества в более широком плане, во всех его сферах, что существенным образом отличает его от всех других общественных явлений.

1. Отражение в языке социальной организации общества

     Язык  не может быть равнодушен к социальным в своей основе членениям, которые возникают внутри общества, обслуживаемого данным языком. «Там, где в структуре общества выделяются обособленные классы и группы,- пишет в этой связи Р. Шор,- служащие различным производственным целям, язык этого общества распадается на соответствующие социальные диалекты. Там, где только есть разделение труда (а подобное разделение наблюдается всюду, совпадая у народов примитивной культуры с дифференциацией полов, откуда возникновение особых «женских языков»), каждая отрасль производства принуждена создавать свой особый запас «технических терминов» - наименований орудий и процессов работы, связанных с ее ролью в производстве и непонятных для членов иной производственной группы». [Шор 1986: 100]

     Языковые  явления, порожденные социальной дифференциацией  общества, естественнее всего подразделяются на три следующие группы:

1. социальное и специальное использование языков;
2. создание специальных «языков»;
3. социальная и профессиональная дифференциация общенародного языка.

     Каждая  из этих групп обладает своими особенностями  и связывается со специфическими проблемами, почему и требует раздельного  рассмотрения.

     1.2.1.1. Социальное и специальное использование языков 

       Характерной чертой этой группы является то, что ее составляют самостоятельные языки, используемые в особых функциях наряду с каким-либо иным (чаще всего основным - общенародным) языком. Таким, например, было классовое использование французского языка норманнами-завоевателями в Англии.

     Все исторические данные, которыми мы располагаем, свидетельствуют о том, что в  условиях английского общества и  английской государственности того времени (11-13 вв.) французский язык норманнских завоевателей был языком, который в известном смысле можно назвать классовым, и говорила на нем не незначительная верхушка английских феодалов, а поголовно все находившееся у власти дворянство по той простой причине, что первоначально среди дворян и особенно среди непосредственных вассалов короля вскоре не оказалось ни одного англичанина. Так, например, в 1072 г. из 12 графов только один был англичанином, но и тот был казнен в 1078 г. Позднее, когда англосаксонская аристократия начала постепенно сливаться со стоящими у власти норманнскими баронами, она перенимала и их язык и именно потому, что он был классовым. При английском дворе развилась даже довольно обширная литература, которая была французской только по языку, но английской по содержанию.

     В иных исторических условиях такое же классовое использование немецкого  языка имело место в Дании  17 и 18 вв. «Немецким языком,- свидетельствует по этому поводу Э. Вессен,- пользовались при датском дворе, особенно во второй половине 17 в. Он был широко распространен также в качестве разговорного языка в дворянских и бюргерских кругах». [Вессен  2007: 95]

     По  данным Габеленца, у яванцев вышестоящий  по своему общественному положению  обращается к нижестоящему на языке ньоко, а тот должен отвечать на языке кромо. Своеобразное отражение социального положения языков обнаруживается в древнеиндийской драме, где существовало правило, что мужчины говорят на санскрите, а женщины на пракритах (народных говорах). Но это различие в действительности носило глубокий социальный смысл. «Различие, - рассказывает об этом О. Есперсен, - покоится, однако, не на половой дифференциации, а на социальных рангах, так как санскрит,- это язык богов, королей, князей, брахманов, государственных деятелей, придворных, танцмейстеров и других мужчин высшего сословия, а также частично и женщин особого религиозного значения. На пракритах же, напротив того, говорили мужчины низших сословий - деловые люди, маленькие чиновники, банщики, рыбаки, полицейские и почти все женщины. Различие между двумя языками есть, следовательно, различие общественных классов или каст». В этом последнем случае различие полов перекрывается фактически различиями их социального положения. [Звегинцев www. gumer.info]

     К этой же группе следует отнести специальные  языки, которые используют отдельные  общественные группы для определенных (не общих для всего народа) целей. В одном случае это языки, служащие целям международного общения для  людей той или иной профессии. Таким языком была в средние века латынь - международный язык ученых. На Ближнем и Среднем Востоке подобную же функцию выполняли арабский и персидский языки. Языком пандитов, т. е. образованных людей в Индии, стал ныне мертвый язык- санскрит. Его судьбу в какой-то мере разделяет в арабских странах классический арабский, значительно отличающийся от живых арабских диалектов.

     В другом случае это так называемые культовые языки, которые своим  существованием обязаны религиозным  традициям и стремлениям отграничить  «священное» от «мирского». Культовыми обычно бывают мертвые языки. Таков  язык католических богослужений - латынь, церковнославянский язык православной религии и грабар (древнеармянский) язык григорианской церкви. В качестве культовых языков используются также коптский, греческий, санскрит, арабский и пр. К культовым тесно примыкают специальные языки, созданные в мистических целях и имеющие особенно широкое распространение в первобытных обществах. Наконец, сюда же следует отнести и специальные языки, связанные с разделением полов. Само это разделение нередко при этом носит культовый характер.

     А. Самойлович сообщает об особой женской  лексике у алтайских турков, которая (затрагивая главным образом бытовой словарный фонд) строится параллельно мужской лексике. Например:

     Женская лексика              Мужская лексика

     «Волк»                 Улучы                 Поро

     «Дитя»                 Уран                   Бала

     «Курица»             Учар                   Куш

     «Зубы»                 Азу                      Тиш

     «Лошадь»           Унаа                    Ат 

     [Самойлович 1989: 222]

     Культовые, мистические и женские языки  нередко создаются искусственным  путем, и это подводит нас уже  к следующей группе. 

     1.2.1.2. Создание специальных «языков»

     «Языки» этой группы, как правило, создаются  с целью отграничиться от людей  общего языка. Такое отграничение нередко  связывается со всякого рода «тайной», «секретной» или антиобщественной деятельностью. Сам язык используется в качестве своеобразного, покрывающего подобную деятельность, средства.

     Среди таких «секретных» языков в современной  лингвистике выделяют  арго, жаргон, сленг. Эти термины часто употребляются как синонимы. Однако целесообразно разграничивать понятия, скрывающиеся этими названиями: арго- это, в отличие от жаргона, в той или иной степени тайный язык, создаваемый специально для того, чтобы сделать речь данной социальной группы непонятной для посторонних. Поэтому предпочтительнее словосочетания «воровское арго», «арго офеней»- бродячих торговцев в России 19в., нежели «воровской жаргон», «жаргон офеней». Как считают авторы современного словаря лингвистических терминов, «...в жаргоне преобладает выражение принадлежности к [данной] группе, в арго языковая маскировка содержания коммуникации».

     Но  такое противопоставление касается, прежде всего, истории формирования жаргонов и арго. Следует отметить, что «секретность» уголовного арго весьма относительна. Те, кто борется с преступностью, как правило, владеют этим языком вполне хорошо, а идея тайно договориться на арго в присутствии предполагаемой жертвы преступления выглядит вообще наивно. Для этой цели в рамках конкретных преступных сообществ создаются разовые коды того же типа. «Скрытность» же языка уголовников чаще нарочитая, показная, рассчитанная в первую очередь на сохранение групповой идентичности, на противопоставление «своих» и «не своих». В арго существует множество слов, которые, в силу незначительного отличия от нормативных, не могут претендовать на секретность (ср. больничка-больница, любое медицинское учреждение, поджениться - завести сожительницу), в других случаях внешне неотличимые от нормативных единицы имеют в арго лишь несущественные для рядового носителя языка отличия в семантике. Неслучайно в арго слово люди обозначает лишь тех, кто соблюдает воровской закон; если, входя в камеру, вор спрашивает: «Люди есть?», он имеет в виду принадлежащих к уголовному миру. Еще одна причина существования арго- потребность в удовлетворении экспрессии. В связи с этим многие словарные единицы заменяются в арго относительно часто, другие, эмоционально менее окрашенные, остаются неизменными на протяжении столетий. Д. С. Лихачев указывает на еще одну важную причину возникновения и существования арго: особенностью воровского мышления является наличие элементов магического отношения к миру. Первобытно-магическое восприятие сказывается и на отношении к языку: неудачно, не вовремя сказанное слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело. В связи с этим в преступном мире обычные слова заменяются арготическими, существует также ряд табуированных тем, о которых не принято говорить даже на арго. В этом отношении уголовное арго напоминает жаргонную и профессиональную речь охотников, военных и лиц других, связанных с риском профессий. [Беликов 2001: 49]

     Заимствования из арго могут заметно менять значения. Например, опустить (в арго - «придать максимально низкий социальный статус») в речи современных журналистов и политиков означает «поставить на место, унизить»; гопник (первоначальный, с 19 в., смысл в арго- «оборванец», затем также «грабитель») в современном молодежном жаргоне приобретает в качестве основного значение «малокультурный агрессивный подросток». При перенесении уголовной фразеологии в разговорный или жаргонизированный вариант общего языка часто утрачивается внутренняя форма, ср. дать на лапу - «дать взятку» (из уголовн. дать лапу, где само слово лапа имеет значение «взятка»).

     Термин  сленг более характерен для западной лингвистической традиции. Содержательно он близок к тому, что обозначается термином жаргон. [Беликов 2001: 52]

1.2.1.3.Социальная  и профессиональная  дифференциация общенародного  языка

     Социальная  дифференциация общенародного языка всегда дает себя знать - в одних случаях с большей силой, в других- с меньшей; все зависит от конкретных исторических условий существования народа.

     Сама  социальная структура общества, большая  или меньшая степень отграниченнности его социальных слоев друг от друга  также оказывают прямое влияние  на общенародный язык, способствуя  его социальной дифференциации.

     Социальная  дифференциация языка, как правило, осуществляется за счет лексики, семантики, стилистики и фразеологии - и всегда на основе общенародного языка. Поэтому вполне правомерно говорить о социальных диалектах как об ответвлениях общенародного языка. Собственно лексические различия социальных диалектов имел в виду А. И. Герцен, когда писал: «Простой смертный носит рубашку, а барин — сорочку... один спит, а другой почивает, один пьет чай, а другой изволит его кушать». Применительно к английскому обществу об этом же говорит в романе «Айвенго» В. Скотт, указывая, что до тех пор, пока животные бегают на крестьянских полях, они именуются ox (бык), calf (теленок), sheep (баран), pig (свинья). Но стоит им попасть на господский стол, как они получают уже иные, французские в своей основе, названия: beef (говядина), veal (телятина), mutton (баранина), pork (свинина).

     Выделение в обществе профессиональных групп  способствует созданию так называемых «профессиональных языков». Так как в данном случае речь идет исключительно только о лексических особенностях, то правильнее говорить о профессиональной лексике. Профессиональная лексика обычно не знает локальных различий и ориентируется исключительно на профессиональные интересы. В значительной степени она комплектуется из терминов (имеющих часто международное хождение и охотно использующих иностранную лексику), но очень широко прибегает и к лексическим ресурсам общенародного языка, придавая отдельным лексическим элементам специальное значение. Ясно при этом, что само образование профессиональных «языков» связано с характером и значимостью той или иной профессиональной группы, ее большей или меньшей ограниченностью в пределах общества и т. д.