Язык города

В Ленинграде на 15/III 1923 г. было всего населения 1 071 103. Из них: русских - 916 835, евреев - 52 373, поляков - 30 704, немцев - 12 587, эстонцев - 10 930, латышей - 10 496, татар - 8 316, украинцев - 7 341, финнов - 6 776, литовцев - 4669, белорусов - 3482.  
Всех других национальностей (в отдельности) - меньше чем по 1000 человек, т.е. меньше 0,1% (см.: Материалы по статистике Ленинграда. Вып. 6. Л., 1925, с.236). 
В Киеве (в пределах новой черты города) по предварительным данным переписи 1926 г., из 513 637 чел. было: украинцев - 216 528, русских - 125 514, евреев - 140 256 (+ караимов 204, всего 140 460), поляков - 13 706, белорусов - 5 436, немцев - 3 554, чехов - 984, латышей - 805, татар -733, армян - 638, литовцев - 610.  
Всех прочих национальностей меньше чем по 500 чел., т.е. меньше 0,1%. 
 Эти данные показывают, что большие города и в национальном, и в социально-экономическом делении, распадаются на немногочисленные крупные группы. И то и другое деление имеет соответствие в языковом размежевании, однако не полное или не прямое. Как некоторые пары социально-экономических групп имеют один язык, так и национальные коллективы почти всегда двуязычны или многоязычны и, кроме разных языков, имеют общий язык.

  Возникновение менталитета города лежит в основе долгих лет совместной жизни и является результатом межэтнической интеграции, взаимовлияния различных этнических культур и конфессий.. Известно, что представители этнических групп, которые проживали долгие годы в Москве или другом полиэтническом мегаполисе, при переезде на свою историческую родину чувствовали дискомфорт, а иногда и противоречие, а также непонимание со стороны основного массива своего этноса и были вынуждены возвращаться на свою вторую родину.

Межкультурная (интеркультурная) коммуникация – непосредственный или опосредованный обмен информацией между представителями разных культур.

ГЛАВА 2 Динамика развития и составляющие языка города

        2.1.1 Анализ основных тенденций, влияющих на общий языковой портрет современного города и конкретных социальных групп

В ходе данной работы рассматривается понятие язык города, но одним из основополагающих аспектов этого понятия является его состав. Так что же формирует язык современного мегаполиса, а главное, можно ли назвать язык города однородным, имеющим языковую сущность явлением или же считать его гетерогенным, неоднородным по своей структуре.

Несомненно, любое исследование по данной проблеме содержит в себе некую исходную неоднозначность, ведь внутри каждой социальной подгруппы язык свой и претендовать на описание языка такого сложного и составного понятия как мегаполис, имея в выборке лишь несколько основных социальных групп было бы нелогично. Описывая это явление репрезентативным можно считать только те различия, которые свойственны представителям одной и той же социальной действительности внутри различных городов, лишь тогда можно будет говорить о некой универсальности описания.

Несомненным будет факт, что репрезентация языка в целом или какого- либо языкового явления начинается со среды, в которой это явление встречается, как одной из наиболее весомых составляющих контекста. Основой среды поликультурного сообщества является этно- конфессиональное ядро, дифференцирующее участников полинационального контакта по признакам «национальность» и «вероисповедание», однако хоть это и является основным и самым удобным фактором дифференциации, не одно лишь этно- конфессиональное ядро является решающим в языке культур и главным образом это происходит из-за отсутствия корреляции между этно- конфессиональной принадлежностью и областью применения языкового навыка внутри социума. Другими словами, в отличие от региональных городов и малых селений, где почти всегда является возможным установить зависимость между национальностью и основным кругом общения, в мегаполисе представители различных этносов и вероисповеданий контактируют друг между другом в ходе социальных отношений. Здесь в силу вступает языковая интерференция, явление происходящее, когда одна языковая фракция вступает в контакт, а порой и конфликт, с другой. Считается, что это явление может быть реализовано лишь в ходе контакта двух языков (или явлений, далее – фракций языка) только внутри одного носителя. Другими словами, два социолекта могут взаимодействовать только в ходе мыслительной деятельности одного индивидуума, соответственно интерференция внутри полинационального города будет реальна только в ходе погружения этого индивидуума в такую среду.

Немаловажным так же является общая тенденция к глобализации, которой и опосредовано данное явление. Нынешняя скорость технологического развития диктует свои правила на языковом фронте, способствуя все более частому языковому контакту в ходе профессиональной и других социальных деятельностей. В ходе этого явления появляется необходимость к унификации языка, его универсальности для различных социальных групп, носящих разные национальные признаки. Так этно- конфессиональные признаки уступают более универсальным, таким как признаки возрастной и интеллектуальной дифференциации коммуникантов.

С повышением темпов передачи информации повышается так же и увеличение скорости появления неологизмов, жаргонизмов и прочих явлений изменения языка. Это диктуется тем, что в ходе виртуальной деятельности коммуникантов создается некая альтернативная среда общения, в которой нет четкой дифференциации по социальным классам. Носитель элитарной языковой культуры, днем ведущий речи на высоком слоге и общающийся исключительно внутри своей обычной социальной среды (как предполагается, с большой вероятностью носящей те же языковые характеристики), ночью может быть охарактеризован совершенно иначе в ходе своего виртуального общения. И, хотя речевые привычки формируются некое длительное время, не стоит забывать о том факте, что интернет пространство неоднородно и не обладает топологическими ограничениями, в силу чего порой возможным является наблюдать резкое изменение вокабуляра отдельного индивида.

Процесс глобализации, так явно свидетельствующий объединению языковых сообществ в более глобальный «язык мира», тем не менее неоднозначен. Специалисты, исследующие данный вопрос имеют два совершенно противоположных взгляда на данное явление.

Тесная бытовая спайка обусловливает языковую ассимиляцию, сложение своеобразных у данного коллектива разговорных (и письменных) типов речи. Следовательно, мы могли бы предполагать некоторую языковую спецификацию, например, у студенчества, солдат и моряков, у рабочих одной фабрики и в несколько меньшей мере у лиц, принадлежащих к одной профессии - у служащих одного учреждения и у служащих вообще, - в меру постоянства, прочности контингента этих групп.

Соответственно, языковое слияние тем сильнее, чем больше информации индивид усваивает в ходе своей повседневной деятельности, профессиональной особенно.

Во французской лингвистике находим два крайних взгляда на лингвистическую ситуацию современного города. Дельво насчитывает в Париже 284 арго (причем в его списке отдельно фигурируют, например, argot des imprimeurs и argot des typographes): «В Париже каждый говорит на арго. Иностранец или француз-провинциал, отлично знающий язык Боссюэ и Монтескье, - не поймет ни слова, когда попадает в мастерскую художника или в рабочую харчевню, будуар кокотки, редакцию газеты или даже в бульварную толпу. Во Франции говорят по-французски, но в Париже слышится арго, причем меняющийся от квартала к кварталу, из улицы в улицу. Сколько профессий, столько жаргонов»13 . Это ненаучное суждение досужего наблюдателя. На противоположной точке зрения стоит, например, Л. Сэнэан: «Разные профессиональные классы когда-то имели каждый свой специальный язык, насыщенный арготизмами: кровельщики, каменщики, жнецы, шелкоделы, сукноделы, льночесальщики, каменоломы, землекопы...

Это были настоящие жаргоны, т.е. тайные языки - доступные только профессионалам, членам замкнутых цехов. Такое положение вещей целиком переменилось с облегчением и ускорением средств сообщения. А раз бывшие некогда условия изоляции отпали, последовали сношения разных профессиональных классов, все более и более частые, а вместе с тем и постоянное смешение языковых особенностей.

Профессии и ремесла теперь уже не располагают специальными языками, но лишь номенклатурой, технической лексикой, основные элементы которых проникли и усвоены простонародной речью» 14.

И в другом месте: «Мы будем изучать последовательное отражение этих специальных факторов, разнообразных и многочисленных, на лексике низового языка (bas-langage), и прежде всего будем различать при этом две социальные группировки сообразно с тем, принадлежат ли их представители к легальным классам или они живут более или менее «на окраине общества». 15

Я привел такую длинную цитату из книги Сэнэана, так как он один только и может быть назван зачинателем научной разработки языка города, и так как, с другой стороны, в этих как раз положениях он имеет и ряд единомышленников, что заставляет пристально обсуждать их. Сравните мысль Ш. Балли: «Разговорная простонародная речь продолжает свой поступательный ход, тем более, обеспеченный, что он подземен, - он течет как живая вода под крепким льдом книжного условного языка; затем в один прекрасный день лед сломан - и шумный поток простонародного языка заливает недвижную поверхность, возвращая ей жизнь и движение»16.

Здесь та же концепция всех типов городского языка, в противоположность литературному, как одного «простонародного наречия», или «низового говора» (bas-langage, или, реже, la langue populaire Сэнэана) .

Трудно сейчас обсуждать вопрос о том, насколько замкнуты и разобщены были профессионально-групповые арго до начала XIX в. Мы располагаем слишком недостаточным и неопределенным материалом. Сближение и даже как бы «слияние» ряда арго в новейшее время обусловлено не столько «развитием средств сообщения» (Сэнэан), сколько превращением бродячих разбойных банд, бродячих ремесленных артелей в оседлые, в качестве постоянных групп городского населения. Именно рост больших городов поглотил и продолжает поглощать все «не крепкое на земле» население страны. Иные условия общения здесь, конечно, отразились на составе арго и характере их взаимоотношений. Если раньше малоизвестные иностранные языки (как древнееврейский, новогреческий или цыганский) и крестьянские диалекты были основными источниками для их пополнения, то теперь к этому прибавилось влияние литературного языка. Особенно обширный вклад его - техническая терминология, использованная вне собственного и прямого применения, т.е. за рамками профессии, - в смысле времени и места пользования этой терминологией и в смысле социальной базы такого словоупотребления.

Заимствования из крестьянских диалектов (словарные и др.) тоже не прекращаются в новых условиях развития арго - в больших городах, так как все увеличивается приток пролетаризируемых крестьян, пополняющих и армию, и рабочий класс, и немалую группу декласированных. Однако теперь деревенские диалекты отражаются в арго совсем иначе, чем в древности. Тогда они служили знаковым материалом для «свободного словопроизводства» (термин Esnault'a) в целях создать тайную речь; теперь они просачиваются вполне непроизвольно, как незамещенный пережиток первичных языковых навыков - материнского языка некоторых групп городского населения.

Изменилось и взаимоотношение арго с литературным языком (и ближайшим к нему типом разговорной речи «образованных»). Прежде арго были запрещенными диалектами, и литературные языки были ограждены от их воздействия предубеждением - «стыдливостью» или презрением к ним высших классов. Новое положение вещей удачно охарактеризовано Марселем Коэном «Уничтожение каст, упадок тайных обществ, вполне открытая организация даже революционных объединений, стремление классов через схватки и потрясения к слиянию - вот современные условия, вполне объясняющие проникновение арготического материала в общий (французский) язык»17.

От изоляции языковой (как и всякой другой) мы уже далеки, но от единства еще тоже далеки. Усилившийся взаимный обмен, большая однородность источников пополнения при растущей солидарности городского населения неизбежно приведут, конечно, к образованию однотипного разговорного языка города, параллельного, но не совпадающего с книжно-литературным. Однако пока еще отчетливо различимы системы разговорной речи у городской «верхушки» (более устойчивой) и городских «низов» (прежде всего, чернорабочих, группы наиболее текучей). Да и кроме этих полярных речевых типов, намечаются даже сейчас (при совершенно ничтожном еще материале по городскому языковому быту) несколько обособленных арго (воровской, морской) как у нас, так и больших городах Запада. Работа Сэнэана, из которой выше приведено оспариваемое сейчас положение, убеждает в этом в полной мере. Дав в начале книги малоудачную попытку вывести общие фонетические и морфологические признаки всех парижских арго (как единого bas-langage), Сэнэан в дальнейшем делает обзор арготической лексики в порядке социологической классификации (солдаты, моряки, рабочие, апаши, босяки, шулера, комедианты, проститутки и т. д.), и тут оказывается, что даже при доминирующем у него интересе к лексическим совпадениям словарный состав арго разных социальных групп является очень разнородным. Дальнейшее (об источниках и аналогиях в структуре разных арго) нисколько не ослабляет этого основного впечатления от его материала. Даже и большие города еще на перепутье от языковой раздробленности к широким объединениям.

Основываясь на вышесказанном, можно предложить структуру языка современного города (при ее составлении использовались следующие идеи, существующие в лингвистике: 1) деление языка города на “высокий книжный” и “низовые диалекты”, предложенное Б.А. Лариным; 2) теорию Н.И. Толстого и его последователей о “типах культуры” и “типах речевой культуры”; также необходимо учитывать основополагающие показатели, характеризующие носителей различных разновидностей языка города: а) “культурную массу”, или “культурный вес” (Б.А. Ларин); б) детерминанты социальной базы (возраст, образованность, профессия, круг общения и культурных интересов). Определенную роль играют условия современной “языковой ситуации” в обществе, так как речь фиксирует смену культурно значимых ориентиров языка):

I. Элитарная, или книжная городская культура (“культура не для всех”), для элитарных носителей КЛЯ и богемной молодежи.

II. Массовая городская культура.

1. Нейтральная, общепонятная для носителей среднелитературной культуры.

2. Интерсоциальная, переходная для носителей Пр, молодежного жаргона, полудиалекта, повышающих свой уровень образованности.