Православная церковь в системе государственно-церковных отношений в Польше первой половины ХХ в

Ни украинизация, ни полонизация  православной церкви не стала сдерживающим активность католиков фактором. Находившиеся в окружных судах иски исчислялись  сотнями. Угроза нависла над Почаевской Лаврой, кафедральными соборами в  Луцке, Кременце, Пинске. Митрополит Дионисий сравнивал ревиндикацию с избиением  младенцев в Вифлееме по приказу  царя Ирода, заявляя, что она ведет  к лишению православных верующих церковной жизни. Примечательно, что  греко-католическая церковь не последовала  за римо-католиками, о чем официально объявил глава униатов митрополит Андрей Шептицкий в интервью газете «День польский» [5, с. 176]. Ревиндикация закончилась провалом: в ноябре 1933 г. Верховный суд отказал католикам  в правомочности требований возврата церковного имущества. Однако приложивший  огромные усилия для защиты интересов  православной церкви юрисконсульт Варшавской митрополии К. Н. Николаев по распоряжению польских властей был выслан из страны.

Если католикам удалось  в ходе ревиндикации отобрать «по  закону» у православных единственный храм на Волыни, то несравнимо большие  потери понесла православная церковь  в результате массового закрытия и разрушения храмов, приобретшего характер произвола. По устоявшимся  в литературе данным, православная церковь лишилась почти 500 храмов и  монастырей. В Варшаве был разрушен собор Александра Невского, расписанный  В.М. Васнецовым, а в Гродно разборка Александро-Невской гарнизонной  церкви началась из-за того, что она  «мешала правильному движению по городу и безобразила (!) своим московским видом древнюю столицу польского  короля Стефана Батория». В результате такой наступательной политики в  одной только Хелмской области, где  в 1914 г. действовали 378 православных храмов, их число сократилось в 1938 г. до 227, а к сентябрю 1939 г. до 47. При этом 156 церквей были разрушены и сожжены, а 175 перешли к католикам [6, с. 113].

В 20--30-е гг. оборонявшаяся  от натиска польского католицизма  православная церковь стала объектом деятельности Ватикана, объявившего  о миссионерской деятельности на территории Польши в целях подготовки «неоунии» через введение так  называемого восточного обряда. Еще  в мае 1931 г. папа Пий XI, принимая делегацию  польских паломников во главе с примасом Хлондом, подчеркнул: «Заботы Польши -- мои заботы. Длинная граница  вашей страны постоянно открыта  и подвержена мощным атакам большевистских идей, враждебных религии и христианству. Вы достойно отражаете эти атаки, но ваша миссия будет лишь тогда  закончена, когда, как в блестящие  прошлые времена, вы сможете сказать: “Каждый поляк -- католик”» [цит. по: 5, с. 189]. Иными словами, реализация этой стратегической установки Святого  Престола объективно преследовала цель ликвидировать православие в  Польше.

Мощный натиск латинского и восточного обрядов, притеснение  православия в Польше получили международный  резонанс, но он был различным. Если, например, Русское православное общество взаимопомощи в Северной Америке  выразило резкий протест, то румынский  патриарх Мирон Кристя, будучи свидетелем разрушений храмов в Польше, счел, что  православная церковь «отлично устроена и хорошо себя чувствует». Болгарский экзарх Стефан, осудив гонения на православие  в Польше, вернул ордена, полученные им в разное время от польского  правительства.

Протесты православного  епископата Польши властями во внимание не принимались. Под влиянием этого  в православных кругах задавались вопросом о вине церковных иерархов, подготовивших уступками и конформизмом произвол и беззакония. Об этом говорил на Соборе епископов в Варшаве 16 июля 1938 г. один из старейших пастырей протопресвитер Терентий (Теодорович): «Наша иерархия вообще подвергалась за все минувшие годы испытанию со стороны надзирающих за нами: чтo “мы” такое церковно и на что способны? И “они” убедились, что мы способны на всякие уступки и в своей традиционной церковности. Нужно изменить вид священника, надеть даже воинский мундир… -- мы согласны, ибо восточный облик священника… некультурен (!). Язык Богословия? На всех языках, сколько угодно! Новый стиль? Пожалуйста! Автокефалия без всяких прав, без согласия церковного народа и своей Матери-Церкви? Готовы! Забыть свой национальный язык в проповеди и в общении с народом и даже в домашней обстановке? И на это согласны! Только бы свое положение, свои привилегии, удобства, власть сохранить…» [цит. по: 7, с. 171--172]. Собор епископов принял решение обратиться к пастве с особым посланием, разъяснявшим сложившуюся обстановку, установить по всей митрополии трехдневный пост в знак скорби и представить президенту и правительству страны соответствующий протестный меморандум. Послание подлежало оглашению во всех православных храмах страны, однако правительство сочло этот документ тенденциозным, заявив епископату, что ликвидированы были лишь «излишние» православные объекты, и на этом основании конфисковало послание. Меморандум также не нашел у властей какого-либо отклика. Нетрудно предположить, каким мог быть дальнейший ход событий, но помешала война.

Церковь в годы Второй мировой  войны. После военного поражения  Польши в сентябре 1939 г. православная церковь оказалась разделенной: основная часть православного населения (3900 тыс. верующих, 1500 приходов) осталась на территории, отошедшей к СССР. Находившиеся здесь епархии вошли  в Московскую патриархию. Митрополит Дионисий письменно отказался от своих прав окормлять эти территории, на основании чего Московская патриархия сочла автокефалию ППЦ фактически упраздненной. Со своей стороны, польское правительство не признало присоединение  восточных территорий межвоенной Польши к СССР и соответственно новую  церковную обстановку. После восстановления в июле 1941 г. дипломатических отношений  эмигрантского правительства с  Москвой находившийся в эвакуации  в г. Куйбышеве митрополит Сергий сообщил польскому послу, что  вопрос об автокефалии православной церкви на территории собственно Польши -- «дело будущего».

С началом войны в зоне германской оккупации находилась только Варшавско-Хелмская епархия (98 приходов, включавших около 300 тыс. верующих, среди  которых преобладали украинцы -- 250 тыс.) [8, s. 195]. Часть занятой германскими  войсками территории (Люблинский, Краковский, Радомский и Варшавский дистрикты) была включена в состав Рейха, а на остальной было образовано генерал-губернаторство во главе с д-ром Г. Франком. В 1941 г. к генерал-губернаторству отошла территория советской Западной Украины (дистрикт Галиция). В генерал-губернаторстве в конфессиональном отношении преобладали  поляки-католики (около 9 млн), но заметной была доля и православного, в основном украинского, населения. По данным М.В. Шкаровского, на территории генерал-губернаторства проживали от 570 до 744 тыс. украинцев, из которых примерно половина были православными, а другая половина -- греко-католиками (униатами) [6, с. 114]. Украинское население, испытывавшее притеснение  со стороны поляков, попыталось решить церковные вопросы с помощью  германских властей. В сентябре 1939 г. представители украинского меньшинства  подготовили в Кракове специальный  меморандум, отразивший требования организации  на территории с преобладанием украинского  населения национальной школы, решения  вопроса о языке, печати, собственных  административных органах, а также  закрепления юридического статуса  Украинской православной церкви. Генерал-губернатор Франк встретился с делегацией и  от имени фюрера обещал создать все  условия для свободного и всестороннего развития украинского населения, в том числе обеспечить религиозную свободу [9, s. 183].

Что касается ППЦ, то из десяти ее архиереев на оккупированной Германией  территории остались всего двое -- митрополит Дионисий и викарный епископ Люблинский Тимофей (Шрeттер). Оба архиерея не пользовались доверием оккупационных властей, поскольку  считались проводниками польского  влияния в церкви. Тимофей вскоре был отстранен от дел и уехал  в Яблочинский монастырь, расположенный  на территории генерал-губернаторства. Дионисий осенью 1939 г. был арестован  гестапо и помещен на свою виллу  в Отвоцке, так как в первые дни войны призвал православных к «жертвенным подвигам и трудам Отечеству на пользу». Митрополит был  вынужден передать свои функции архиепископу Берлинскому Серафиму (Ляде), находившемуся, как и вся православная церковь  Германии, в Карловацкой юрисдикции. Серафим вступил в управление Варшавско-Хелмской епархией, но, поскольку  автокефалия ППЦ не была официально отменена, за богослужением продолжали возносить имя Дионисия как главы  церкви, и управление Серафима носило характер временного администрирования. Возглавляя епархию, Серафим добился  немалого: отменил новый стиль, восстановил 75 храмов и Турковицкий женский  монастырь, организовал ряд братств, провел реорганизацию церковного управления и, что было немаловажно, привел духовенство  в привычный для православных верующих вид (запретил священникам  бриться и стричься).

Однако в сентябре 1940 г. Дионисий, стремившийся вернуться на кафедру, сумел войти в доверие  к германским властям и получить желаемое. 23 сентября 1940 г. на встрече  с Франком в Кракове он не только декларировал свои личные «верность  и послушание», но и обещал добиться, чтобы все православное духовенство  с такой же верностью и послушанием  «уважало и выполняло» все законы и распоряжения германской власти [2, с. 260]. Видимо, Дионисий был убедителен, и Франк принял решение вернуть  его к управлению церковью. «Я ожидаю от Вас, что Вы будете завершать создание православной церкви в соответствии с фактом существования генерал-губернаторства и национальным составом Ваших верующих. В решении этой исторической задачи Вы можете рассчитывать на мою защиту», -- сообщал он в письме митрополиту [6, с. 136].

Судя по всему, православный митрополит и высокопоставленный германский чиновник поняли друг друга. В будущем  Франк видел варшавского митрополита  во главе всей Русской православной церкви, о чем и сообщил ему  в приватной беседе. Скорее всего, такая перспектива была для Дионисия весьма притягательной, что объясняет  его попытки в дальнейшем распространить свое руководство и власть на Восток. Он даже распорядился отпечатать в  Синодальной типографии специальные  бланки с титулом «Смиренный Дионисий, Патриарх Московский и всея Руси». До осени 1941 г. эти бланки хранились  в запечатанных конвертах в церковной  канцелярии в Варшаве, но позднее  были уничтожены [10, с. 6; 6, с. 136--137]. При  Дионисии начался новый виток  украинизации православной церкви. Митрополичья церковь св. Марии-Магдалины в  Варшаве была передана в исключительное распоряжение украинцев, богослужения в ней, в которых участвовал и  сам митрополит, велись на украинском языке. Русским прихожанам отводилась нижняя пещерная церковь во имя Страстей Господних в том же храме.

После нападения Германии на СССР и оккупации Украины Дионисий поддержал и благословил возрождение  антимосковской автокефальной Украинской церкви, возвел епископа Луцкого Поликарпа (Сикорского) в сан архиепископа и назначил его администратором (управляющим) на Украине. Такое «решение»  церковного вопроса совпадало с  намерениями украинских националистов создать независимую Украину. О помощи последних (мельниковцев и бандеровцев) автокефалистам [подробнее см.: 11] было хорошо известно советскому руководству. Московская патриархия резко отрицательно отнеслась к автокефальной украинской церкви. 28 марта 1942 г. митрополит Сергий в послании «архипастырям, пастырям и пасомым в областях Украины, пока еще занятых гитлеровскими войсками» запретил епископа Поликарпа в священнослужении.

РПЦ поддержала созданную  в августе 1941 г. на соборе в Почаевской Лавре автономную Украинскую церковь  и избранного экзархом Украины митрополита  Алексия (Громадского). Последний в  окружном послании верующим отказался  подчиниться Дионисию, заявившему юрисдикционные права на всю Украину. Дионисий в  апреле 1944 г. в результате проведенной  им «операции» (он собрал в Варшаве  украинских епископов-автокефалистов) был избран патриархом всея Украины. Свою речь он произнес на украинском языке. Активность архиерея стала причиной недовольства даже в Берлине, где  неприкрытое властолюбие Дионисия начало вызывать сильное раздражение. Ему припомнили и тот факт, что  ранее в одной из докладных  записок в германское министерство восточных территорий он высказывался за упразднение Московской патриархии и создание в будущем Киевского  патриархата. Германские власти, не признавая  никаких объединительных тенденций  в православной церкви на Востоке, считали, что русский Дионисий из-за своего неуемного честолюбия «“впрягся  в сани” украинского национализма» [6, с. 148].

Мы намеренно фиксируем  внимание читателя на этих событиях, поскольку  они многое объясняют в дальнейшей архиерейской судьбе Дионисия, за которым  в советском руководстве, как  видим, не без основания закрепилась  характеристика «антисоветски настроенного»  иерарха. В значительной мере именно на этом основании по окончании Второй мировой войны он был отстранен  польскими властями от управления ППЦ.

В последних числах июля 1944 г. в условиях наступления Красной  Армии Дионисий покинул Варшаву. Управление церковью он поручил протопресвитеру  Иоанну (Коваленко), настоятелю митрополичьей  церкви св. Марии-Магдалины. При вступлении советских войск на территорию генерал-губернаторства все православные епископы были эвакуированы в Словакию. Ранее преследовавшийся нацистами епископ Тимофей с  приближением фронта переехал 22 июля из Хелма в Люблин, где и встретил советские части. Как единственному  имевшемуся архиерею ему было поручено временное управление православной церковью в освобожденной Польше.

ППЦ в послевоенных реалиях: цель -- автокефалия.

Из архивных материалов, которыми мы располагаем, следует, что на завершающем  этапе войны, в марте 1945 г., в Москве предельно аккуратно рассматривали  вопрос о будущем Польской православной церкви. В одной из справок Совета по делам РПЦ указывалось, что  православные епархии в Польше -- Варшавская и Краковская лишены управления, так как епископы «сбежали с немцами», и что лишь единственный оставшийся на месте епископ Тимофей в  августе 1944 г. установил связь с  экзархом Украины митрополитом Иоанном -- прислал прошение о принятии управляемой  им Хелмско-Подляшской епархии в  юрисдикцию РПЦ. «Стремление епископа Тимофея к подчинению Московскому  патриархату может явиться предпосылкой к проведению мероприятий в этом направлении», -- заключали авторы документа [1, л. 50--51].