Социальный конструкционизм К. Гергена

1) анализ лишь «психологических»,  или «внутриличностных» процессов;

2) рассмотрение «межличностных»,  или «внутриситуативных» процессов;

3) изучение различий в  «ситуационных» взаимодействиях  и складывающихся на их основе  коллективных представлениях;

  4) анализ социальных отношений и идеологических воздействий на формирование индивидуальных представлений и поведения.

В отличие от американской традиции, преимущественно использующей первые два или в крайнем случае три уровня, для европейского подхода характерен именно четвертый уровень анализа. За специфической терминологией легко увидеть тенденцию европейских исследователей ориентироваться на социальный контекст, т.е. по существу выполнять одно из требований социального конструкционизма.

В качестве примеров называются: теория социальных представлений С. Московичи, теория социальной идентичности А.Тэшфела и, наконец, этогеническая теория Р. Харре. Относительно первых двух интересный анализ - с точки зрения их постмодернистской ориентации - предпринят двумя австралийскими авторами - М. Аугустинос и И. Уолкером. Проявлением кризиса социальной психологии, по их мнению, является неумение этой дисциплины вырваться из «индивидуалистического» подхода, что особенно очевидно при исследовании социального познания. Ответ на вопрос, как в теории социальной психологии можно интегрировать «социальное», может быть найден в идеях европейских авторов, прежде всего как раз в теориях С. Московичи и А. Тэшфела. Эти теории следует объединить с некоторыми традиционными американскими разработками, и сделать это лучше всего могут именно австралийские авторы, поскольку им из их «южного угла» виднее обе стороны Атлантики .

Если отбросить эти, возможно, чрезмерные амбиции, то в указанной  работе можно найти весьма интересные ссылки на обе названные теории, доказывающие наличие в них убедительной причастности к новой постмодернистской  парадигме. Кроме критических высказываний в адрес традиционной социальной психологии, сложившейся на протяжении более полувека, что было проанализировано выше, оба автора выступили с предложением именно новых теорий.

Теория социальных представлений  С. Московичи подробно проанализирована в отечественной литературе , и здесь важно лишь показать ее потенциал как действительно новой парадигмы в социальной психологии на рубеже столетия. Как известно, социальное представление рассматривается Московичи как специфическая форма познания социальной действительности, помогающая обыденному человеку понять смысл окружающего его мира. Постижение смысла социального мира возможно лишь при условии коммуникации, поэтому социальное представление не есть продуктиндивида, но в создании его принимает участие группа, оно есть «общее видение реальности, присущее данной группе, которое может совпадать или противостоять взглядам, принятым в других группах. Это видение реальности ориентирует действия и взаимосвязи членов данной группы».

Группа фиксирует определенные аспекты воспринимаемого явления, влияет на принятие или отвержение той или иной информации, на частоту  использования тех или иных социальных процессов в коммуникативном  процессе. Со своей стороны социальное представление оказывает воздействие  на варьирование интерпретаций социальных явлений, принимаемых группой, и  способствует формированию групповой  идентичности. Таким образом обеспечивается включенность социальных факторов в сам познавательный процесс. Если учесть, что возникновение социального представления обязательно связано с тем, чтобы как-то обозначить, назвать социальное явление, то объект самим фактом называния включается, как отмечают Аугустинос и Уолкер, в «идентификационную матрицу», т.е. в существующую концепцию «общества и человеческой природы».

Эта исходная включенность в систему значений, выработанных обществом, также апеллирует к социальной детерминации знания. Для Московичи возникновение социального представления есть процесс «сведения» нового к тому, что было известно ранее, превращения понятия в образ: то, что было воспринято, становится тем, что понято, новое явление сводится к тому, что «всем известно». Но характер такого «знания» есть элемент массовой культуры: именно она оперирует достаточно банальными, общепринятыми истинами, следовательно, социальное представление, которым пользуется индивид, включено в широкую систему коммуникаций.

Таким образом возникает как бы «двойная» социальная зависимость индивидуального акта познания: с одной стороны, социальное представление порождается группой (т.е. связано своим происхождением с социумом), а с другой - оно включается в систему социальных коммуникаций. Неоднократно педалируемая Московичи мысль состоит в том, что культура создается в общении и через его посредство, а принципы общения отражают общественные отношения. Поэтому в теориях социальной психологии необходим анализ социальной жизни как основы и общения, и проявлений межличностных отношений, и способов формирования знаний. Идея большей «социальности» социальной психологии приобретает здесь весьма существенное подтверждение. Социальные представления фиксируют этот аспект. По мнению Д. Жоделе, «благодаря своим связям с языком, миром идеологии, символического и воображаемого в социуме, благодаря роли, которую они играют в регуляции поведения и социальной практике, социальные представления являются теми объектами, исследование которых возвращает социальной психологии ее историческое, социальное и культурное измерение». В этом утверждении просматривается прямая перекличка с идеями Гергена о социальной психологии как исторической науке.

Важно отметить и другую черту теории социальных представлений, которая доказывает ее принадлежность к новой парадигме. Идея активности субъекта познания, как известно, разрабатывалась  уже в теориях когнитивного соответствия, но там она сводилась только к  активности в преобразовании когнитивных  структур (приведения их в «соответствие»). В новой постмодернистской парадигме  упор делается на такую характеристику активности субъекта, как конструирование  социального мира, т.е. построение такого образа мира, в котором люди реально  существуют и функционируют. Не в  меньшей степени, чем в концепции  К. Гергена, эта идея представлена и в теории С. Московичи. Несмотря на обилие критических замечаний, которые высказываются в адрес этой теории, популярность ее сегодня огромна. Справедливо замечает П. Н. Шихирев: «Однако факт остается фактом: каковы бы ни были недоработки и недостатки концепции, она открыла новые возможности для развития социальной психологии».

Теория социальной идентичности А. Тэшфела рассматривается в качестве второго важнейшего завоевания европейской социальной психологии конца столетия. Как и в случае теории социальных представлений, теория социальной идентичности многократно проанализирована в специальной зарубежной и отечественной литературе. Поэтому здесь нет возможности подробно излагать ее содержание и важно лишь обозначить такие ее контуры, которые демонстрируют несомненный вклад в становление нового подхода в социальной психологии.

Как было показано выше, А. Тэшфел выступил не только с критикой в адрес американского «образца» социально-психологического исследования, но и предложил свою программу перестраивания социальной психологии. Наряду с некоторыми общими методологическими принципами (акцент на взаимоотношение Человека и Изменения) Тэшфел предложил концепцию межгрупповых отношений как фокус социальной психологии, демонстрируя этим также «большую социальность» социальной психологии. Базируясь на теории межгрупповых отношений, Тэшфел разработал теорию социальной идентичности, которую и рассматривают часто также в качестве варианта новой парадигмы.

Теория социальной идентичности (так же, впрочем, как и теория самокатегоризации ученика и коллеги Тэшфел а Дж. Тернера) бросила вызов американской концепции десоциализированного индивида. По мнению Тэшфела, осознание человеком его места в социальном мире обусловлено прежде всего отнесением себя к определенной социальной группе; причем осознание группового членства реализуется посредством ряда сложных шагов: социальной категоризации (осмысление социального окружения как состоящего из различных групп), социальной идентификации (сделанный на основе сравнения выбор группы, в которую «помещает» себя индивид), наконец, собственно социальной идентичности (полного осознания своей принадлежности выбранной группе).

Из признания важности для индивида осознать свою сопричастность группе следует несколько существенных выводов:

1) люди всегда стремятся  сохранить позитивную идентичность, ибо это способствует восприятию  мира как более стабильного;

2) при формировании позитивной  идентичности люди осуществляют  постоянный процесс сравнения  своей группы с другими, что  расширяет представления о мире;

3) в свою очередь сравнение  предполагает более внимательную  оценку свойств различных групп  и тем самым способствует более  дифференцированному анализу социальной  структуры; 

4) при негативной оценке  группы принадлежности индивид  ищет возможность покинуть данную  группу и «примкнуть» к новой, т.е. стимулируется определенная поведенческая активность.

Все это еще раз делает акцент на социальной детерминации поведения. Тэшфел, в частности, подчеркивает зависимость характера социальной идентичности от типа общества: в обществах со строгой стратификацией привязанность индивида к группе особенно сильна, поскольку вне группы человек вообще мало что может осуществить, в демократических обществах эта привязанность проявляется в меньшей степени. Но при всех обстоятельствах человек воспринимает мир через принадлежность определенной группе. Экспериментальным подтверждением этого тезиса служит выявленная Тэшфелом «минимальная групповая парадигма»: для индивида достаточно минимального ощущения себя членом группы, чтобы немедленно идентифицировать себя с нею.

Обозначение лишь некоторых  положений теории социальной идентичности убедительно доказывает наличие  принципиально нового подхода в конструировании социально-психологических теорий по сравнению с многочисленными традиционными теориями «среднего ранга»: ранг, уровень обобщения здесь является более высоким, поскольку изначально связывает построение образа-Я с социумом. Это дает основания считать теорию социальной идентичности попыткой «обновления традиционной социальной психологии».

Признание европейского вклада в новую парадигму подкрепляется  иногда сопоставительным анализом теории социальной идентичности и теории социальных представлений. Такое сопоставление  предпринято, например, в работах Г. Брейквелл. Она полагает, что объединение этих двух теорий позволит каждой из них изжить некоторые свойственные им недостатки: теория социальной идентичности - известную «замкнутость» на группу, теория социальных представлений - недостаток объяснения конкретной формы социальных представлений в той или иной группе . Интеграция двух европейских теорий, по мнению Брейквелл, укрепит попытки становления новой парадигмы и вместе с тем, по-видимому, она призвана несколько ослабить представленные К. Гергеном американские амбиции в этом движении.

Этогеническая теория Р. Харре еще более определенно рассматривается как европейская версия постмодернизма в социальной психологии. Вообще концепция Р. Харре претендует на построение общей теории социальной психологии («чертеж новой науки») и включает в себя целый комплекс относительно самостоятельных идей (модели человека и общества, типология «сценариев» и «эпизодов» и др.). Как и в предыдущих двух случаях (теория социальных представлений и теория социальной идентичности), изучение всех этих разделов есть самостоятельная задача . В нашем контексте важно выделить те из них, которые имеют непосредстенное отношение к принципамконструкционизма. Все они так или иначе связаны с разработкой так называемого дискурсанализа.

При обосновании своих  идей Харре использует инструментарий психосемантики: человеческое поведение предстает как определенный текст, и поэтому лингвистический анализ является предварительным условием всякого социально-психологического исследования. Это обусловлено тем, что социальное поведение регламентировано некоторыми нормами, а нормы всегда выражены при помощи языка: «Явление, подлежащее психологическому объяснению, есть то, что задается соответствующим словарем и характером его использования», - утверждает Харре. Коммуникация как обязательное условие взаимодействия людей есть ключевой пункт объяснения социальной жизни. Исходным понятием и является понятие дискурс, рассматриваемый как важнейшая составляющая коммуникативного процесса. Хотя определение этого понятия весьма различно у многих авторов, основное содержание разделяется всеми: «Дискурс-анализ в собственном смысле представляет социально-психологические подходы, которые преимущественно концентрируются на анализе социально конституированной природы языка». Иными словами, дискурс - это рассуждение по поводу какой-либо проблемы, обсуждение ее, все формы «разговора», работы с «текстом»; это говорение, слушание, беседа, т.е. «центральная человеческая активность, которой люди уделяют наибольшую часть своего времени».

В ходе дискурса его участники  обсуждают содержание категорий, при  помощи которых обозначены предметы и явления социального мира. Чтобы  различные группы и отдельные  индивиды могли совершать совместные действия, они должны понимать, о  чем идет речь, т.е. разрабатывать  единые системы значений. Разговор и обсуждение должны обеспечить такую  трактовку категории, при которой  только и возможно действие. Это  происходит потому, что в ходе обсуждения категория предстает как реальный элемент социальной жизни: она наполняется  содержанием на основе пополнения ее характеристиками, приводимыми разными  участниками дискурса. В таком  случае категория конструирует мир, одновременно уточняя его образ  и направляя некоторое действие внутри этого мира. Один из последователей дискурс-анализа Я. Паркер доводит эту мысль до логического конца: «Первая функция дискурса - приводить объекты в бытие, создавать статус реальности» . Таким своеобразным путем идея конструкционизма вводится в теорию Р. Харре.