Тоталитаризм как
политический феномен ХХ века.
Еще в 50-е годы усилиями таких
ученых как К.Фридрих, З.Бжезинский,
Х.Арендт, Р.Арон, И.А.Ильин, Р.Такер
и др. появилась аналитическая концепция
тоталитаризма, обобщающая политическую
практику нацистской Германии, фашистской
Италии и СССР времен И.Сталина
и жестко противопоставляющая ее западной
демократии.
Так, К.Фридрих и З.Бжезинский в книге
"Тоталитарная диктатура и автократия"
дали следующую характеристику тоталитарного
режима:
1) есть массовая партия, которая
осуществляет власть;
2) власть организована недемократическим
способом, она выстраивается в жесткую
иерархию и замыкается на лидера режима.
В нацистской Германии это называлось
"фюрер - принципом", который формулировался
так: "Приказы - сверху вниз, отчет
об исполнении - снизу вверх". ( В СССР
существовала та же модель организации
власти, но она прикрывалась "самой
демократической конституцией" и системой
формальных выборов);
3) доминирующую роль в политической
мобилизации масс играет официальная
идеология, являющаяся инструментом навязывания
одного и единственного видения мира и
приобретающая, в связи с этим, сакральные
черты. Тоталитарный режим - обязательно
идеологический режим. Причем роль главного
идеолога играет сам лидер режима,
только ему принадлежит право
менять положения "священной идеологии".
Весь огромный идеологический и пропагандистский
аппарат лишь комментирует, разъясняет
и "несет в массы" идеологические
постулаты. От населения при этом требуется
активное проявление поддержки
официальной идеологии и режима, контролируемое
властью. «Прежнего человека, скептического
человека, доставшегося им от либеральной
эпохи, они (тоталитарные режимы – прим
авт.) постарались уничтожить и создать
вместо него нового человека. Этот новый
человек должен был слепо повиноваться
вышестоящим и верить в непогрешимость
вождя и партии» (Л.Люкс). Во исполнения
этой задачи эти режимы применяют всю
мощь современных коммуникационных технологий,
не случайно К.Леви-Стросс
писал: «В отличие от тирании классического
типа современный тоталитарный режим
обладает технологией и идеологией»;
4) тоталитаризм это политический
режим, беспредельно расширяющий
своё вмешательство в жизнь граждан, включающий
всю их деятельность (в том числе экономическую)
в объём своего управления и
принудительного регулирования. Тоталитарное
государство это всеобъемлющее
государство. Оно исходит из того, что
самодеятельность граждан не нужна и даже
вредна, а свобода граждан опасна и нетерпима;
5) тоталитаризм это и всеобъемлющий
террористический полицейский контроль
над обществом, призванный пресекать
любые проявления даже потенциального
инакомыслия и инакодействия, отсюда шестой
признак,
6) государственный монопольный
контроль за СМИ.4
К.Фридрих назвал эти характеристики
"синдромами тоталитаризма" Только
наличие всех этих признаков позволяет,
по его мнению, считать ту или иную
систему тоталитарной. Четыре признака
из шести не могли существовать в промышленно
неразвитых обществах, т.е. условия для
тоталитарной диктатуры появились в результате
промышленных революций. Поэтому Фридрих
и Бжезинский определяют тоталитарный
режим как “автократию, основанную на
современной технологии и массовой легитимизации”.
Такие режимы, в отличие от традиционных
диктатур, ориентированы на вовлечение
масс в политику, поэтому их называют «мобилизационными».
Достаточно скоро выяснилось,
в концепции Фридриха и Бжезинского были
и существенные изъяны. Так, первоначально
противоположность между понятиями демократия
и тоталитаризм воспринималась исследователями
как констатация очевидного. Но потребовалось
не слишком много времени, чтобы понять
поверхностность и упрощенность этих
понятий. Объединение воедино нацизма
и сталинизма часто представляется при
внимательном сравнении противоречащим
здравому смыслу, поскольку наряду с
излишним акцентированием черт сходства
не учитывает, коренных отличий коммунистических
режимов от фашистских:
- коренная ломка отношений
собственности и тотальное регулирующее
вмешательство государство в
экономику и перестройка социальной
структуры общества (фашизм не
посягал на принцип частной
собственности и на классовую
структуру общества);
- происходящая в связи
с этим полная замена старых
и радикальная трансформация
новых политических элит, поскольку
воспроизводство, на новой основе,
феномена “власти-собственности”
приводит к формированию монолитной
элиты коммунистического общества
- “номенклатуры”, ставшей единственным
“распорядителем” всей государственной
собственности, не только узурпировавшей
власть, но и переродившейся в
господствующий класс, который эксплуатирует
трудящиеся массы. Фашисты же и национал-социалисты
боролись не против тех, кто сосредоточил
в своих руках реальную власть, а за вхождение
в состав правящей элиты. «Они следовали,
пишет Л.Люкс, - двойственной
тактике: подобострастно «легалистской»
по отношению к правящей верхушке и бескомпромиссно
насильственной – к «марксистам»;
- радикальные отличия
в ценностных, идеологических ориентациях:
если большевизм унаследовал
от русской интеллигенции убеждение,
что «истинная» революционная
партия должна бороть за социальную
справедливость, против самого иерархического
принципа, то фашизм ставил иерархию
и неравенство – социальное, расовое и
этническое - превыше всего; если большевики
были страстными приверженцами веры в
прогресс и в науку, то у национал-социалистов
эта вера в прогресс, могла вызвать лишь
насмешку, поскольку они не только хотели
«остановить историю», но и обратить ее
вспять; если фашистская идеология
прямо признавала государство как
самоцель и постулировала, что оно представляет
ценность само по себе, то коммунистическая
идеология исповедовала этатизм постольку,
поскольку государство рассматривалось
как средство разрешения классовых противоречий
и построения коммунистического общества
(хотя на практике все оказалось, разумеется,
несколько иначе) и др.
С учетом этих обстоятельств М.А.Чешков предложил
различать тоталитаризм как политическую организацию,
где тотальное государство допускает
“общество” (в нацистской Германии и
фашистской Италии), и как социальную организацию,
где нет места ни обществу, ни, строго говоря,
государству (в странах “реального” социализма).
Более того, многие авторы поставили
под сомнение оправданность другого общего
понятия - “фашизм”, применение которого,
по их мнению, приводит к недооценке
специфики каждого конкретного режима,
и особенно, к затушевыванию различий
между создавшими их движениями, которые
в большей или меньшей степени можно отнести
к революционным или реакционным. (К.Брейхер).
По Фридриху и Бжезинскому,
главное в тоталитаризме - небывалые возможности
и степень контроля со стороны тоталитарного
государства, которые и отличают его от
традиционных и современных автократий
(в то же время подчеркивается преемственность
авторитарной политической культуры в
соответствующих странах). Такая постановка
вопроса чревата спором о том, является
ли контроль над индивидами со стороны
того или иного политического режима тотальным.
Например, если советские рабочие пили
на работе и крали все подряд, если в “народном
хозяйстве” все добывается и обменивается
“по блату”, то можно ли послесталинский
СССР считать тоталитарным?
Далее, создатели концепции
утверждали, что тоталитарная система
не может изменяться изнутри и потому
её можно разрушить только извне.
(Пример умозаключения по недостаточным
эмпирическим основаниям, в данном случае
статус всеобщей закономерности придается
историческому опыту падения фашистских
диктатур). Однако историческая практика
показала, что тоталитаризм способен эволюционировать,
он как бы разлагается изнутри, размывается,
теряя часть своих признаков. Наиболее
яркий пример такой эволюции - СССР времен Н.Хрущева и Л.Брежнева, поэтому
принято, наряду с тоталитарными, выделять
и посттоталитарныережимы.
В частности Стивен Хоу писал
по поводу бывших коммунистических режимов
в Восточной Европе: «Тоталитарных систем
более не существует, остались лишь «посттоталитарные»,
у которых не сохранилось ничего, кроме
догматической оболочки. От населения
требовалось уже не согласие, а повиновение,
не хор одобрения слов вождя, а тишина.
Даже там, где установление коммунистического
правления было следствием не только ввода
советских войск, этот режим уже давно
утратил свою легитимность». Поэтому
с начала 70-х годов в политической науке
(советологии) доминировала так называемая
«ревизионистская школа», в основном преодолевшая
крайности концепции тоталитаризма. «Ревизионисты»
стремились вместо статичной картины
«монолитного режима» увидеть в истории
«советских» обществ, противостояние
идей и корпоративных сил, многоуровневые
конфликты социополитического, религиозного
и этнонационального характера. Посттоталитарные
режимы описывались как сложные феномены,
включающие в себя разнообразные способы
представительства интересов (бюрократический
корпоративизм) и целый набор связей и
взаимоотношений между элитой и массами,
а такжеспособов политического участия.
Большое внимание уделялось сравнительному
изучению коммунистических режимов.
В частности, некоторые западные
исследователи отмечали, что советское
общество могло выжить лишь за счет включенности
его членов в социальные самовоспроизводящиеся
сети личных взаимоотношений. В широком
значении термин “социальная сеть” отображает
“структуру преимущественно неформальных
связей между акторами социальной системы”.
Соответственно теория социальных сетей
исходит из предположения, что все социальные
действия должны объясняться на основе
социальных диспозиций (взаимоотношений)
акторов, а не только их индивидуальных
мотивов. Элементом этих социальных диспозиций
являются, в частности, ожидания по поводу
поведения других. Таким образом, социальные
сети порождают наборы нормативных, символических
и культурных стандартов, определяющих
индивидуальное поведение (Р.Барт). Кроме
того, социальные сети задают объемы информации,
необходимые и доступные индивидам при
принятии решений. Чем “гуще” социальная
сеть, тем более, политически однородны
принадлежащие к ней индивиды. И наоборот,
разреженные сети (признаком которых служит
то, что друзья одного человека, как правило,
не знают друг друга) более разнородны
в социальном и политическом отношениях.
В них легче находят прибежище нестандартные
политические взгляды и нормы поведения.
В советском обществе эти сети
были как горизонтальными (объединявшими
носителей примерно равных ресурсов и
статуса), так и вертикальными (т.е. сетями
патронажа и клиентелы). Включенность
в социальные сети заставляла советских
людей прислушиваться к общему мнению
и подчиняться существующим нормам (коллективизма
- формальным и неформальным), причем в
процессе социализации такие нормы воспринимались
индивидами настолько глубоко, что уже
не казались навязанными извне. Чем плотнее
были социальные сети, тем сильнее они
поощряли конформизм, а значит - способствовали
индоктринации марксизмом-ленинизмом.
Разумеется, горизонтальные
связи в меньшей степени способствовали
утверждению официальных норм и стандартов
поведения. Как полагает Р.Патнем, если
бы на базе таких связей возникли различные
добровольные формы самоорганизации -
ассоциации по месту жительства, кооперативы,
общества потребителей, массовые политические
партии и т.д. - они постепенно могли трансформироваться
в структуры гражданского общества. Но
в СССР такого рода организации либо отсутствовали,
либо контролировались властью. Поэтому
есть основания, в частности, полагать,
что горизонтальные связи вовсе не стимулировали
распространение демократических установок,
а напротив поощряли конформизм, который
имел своим источником не только официальную
пропаганду, но и социальную практику
советского периода. В сравнительном плане
важно то, что регионы Советского Союза
и, следовательно, России различались
и различаются по степени включенности
населения в социальные сети. Сегодня
уже проверено эмпирически, что социальные
сети различной плотности по-разному воздействуют
на политическое поведение в целом и на
электоральное поведение и процессы формирования
политических партий, частности. Так, по
мере возрастания плотности сетей увеличивается
вероятность того, что успеха на выборах
будет добиваться начальство или “независимые”
кандидаты, поддерживаемые начальством,
что подрываетразвитие идеологических
общенациональных партий.Напротив разреженные
политические сети способствуют развитию
партий.5
Авторитарные политические
режимы
Дихотомическое противопоставление
демократии и тоталитаризма утрачивает
большую часть смысла гораздо раньше,
когда в 50-е - 60-е годы появляется большое
число так называемых “гибридных стран”.
Знание, приобретенное на основе сравнения,
позволило открыть новые контрасты в рамках
“недемократического мира”. Так, компаративисты,
изучающие новые независимые государства
“третьего мира” быстро заметили, что
понятие тоталитаризм не отражает их политической
сущности. По предложению американского
политолога Хуана Линца
все закрытые, недемократические режимы
стали делить на два основных типа: тоталитарные
и авторитарные. Внимательно проанализировав
“недемократические режимы” Х.Линц показал,
что отличает авторитарные режимы от авторитарных.
Его подход признан образцовым в компаративистике,
поскольку Х.Линц определяет специфику
недемократических систем, соотнося их
с позитивными характеристиками демократий,
а авторитарные режимы - противопоставляя
тоталитарным.
Большинство существовавших
и существующих ныне недемократических
режимов носят авторитарный
характер. Специфику авторитарных режимов
определить трудно, «...потому что, в отличие
от тоталитаризма, автократия
- это категория, которая включает
в себя многое из того, что не является
ни демократией, ни тоталитаризмом»
(Е.Вятр). Понятие
«авторитаризм» может быть применено
к традиционным монархиям и к режимам
первой и второй империи во Франции (бонапартизм),
к Германской империи (1871-1918 гг.) и к фашистской
Италии и кемалистской Турции, к большому
числу разнородных политических порядков,
начиная от франкистской (Испания) и салазаровской
(Португалия) диктатур до монархий в арабских
нефтедобывающих государствах, а также
к военным режимам в Африке, Латинской
Америке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной
Азии, умеренным коммунистическим режимам
Восточной Европы (Польша, Венгрия, Югославия)
и др.
Поэтому большинство определений
авторитаризма не позволяют зафиксировать
специфику данного типа политических
режимов. Например, философ русского
зарубежья И.Ильин писал:
«Всякое государство, управляемое властью,
независимо от народного избрания и контроля,
является авторитарным». Однако этот признак
не схватывает специфики авторитарных
систем, и вполне приложим к тоталитарным
режимам. Определение Х.Линца включает
целый ряд отрицательных критериев: ограниченный
плюрализм, отсутствие тщательно разработанной
идеологии, запрещение активного политического
участия широких масс и др.
Одно время для характеристики
различий между авторитарными режимами
развивающихся стран и экономически развитыми
демократиями была популярна антитеза
“слабое развитие - сверхсильная власть”
(over - power) и “сверхразвитие - слабая власть”
(under - power). Считалось, что раскрытие содержания
данной антитезы позволяет представить
все крайние и наиболее значимые ситуации,
присущие каждому виду обществ. Однако
дальнейшие исследования показали, насколько
вводящим в заблуждение оказывается понятие
«сверхсильная власть» применительно
к большинству государств “третьего мира”.
“Несмотря на внешнюю видимость, африканские
страны в действительности не управляются;
они страдают не от избытка власти, но
от ее недостатка отчасти из-за слабости,
даже отсутствия политических партий.
Африканское государство в действительности
является слабым государством” (т.е. сильная
власть отождествлялась с властью насильственной).
Могущество африканского политического
лидера опирается на политическую пустоту.
Слабость промежуточных структур, которая
вроде бы и придает величие и безграничность
его власти, в то же время значительно
сокращает средства его влияния на общество.